Тариф «Одиночество. Все включено»: как люди попадают в дома престарелых

Никто не мечтает на старости лет оказаться в пансионате, но так случается. Мы заглянули в типичный дом престарелых поселка Савинский, чтобы выслушать истории его жильцов, – здесь сегодня проживает больше сорока пенсионеров, для которых по разным причинам социальные работники и врачи стали ближе родственников.

Можно сказать, что савинский дом престарелых разместился на стыке двух районов – деревянного жилфонда и панельного, – в здании, где раньше было инфекционное отделение поселковой больницы. Место, честно говоря, сначала всем казалось неудачным – окна пансионата выходили прямо на бар «Улыбка», поздние пирушки в котором редко заканчивались без буйных и громких приключений. Потом бар прикрыли. Стало тише, но, как по иронии судьбы, над входом в кабак, где раньше все «улыбались», появилась яркая наружная реклама – большие черные буквы на желтом фоне: «РИТУАЛЬНЫЕ УСЛУГИ». И номер телефона. Через дорогу от этого абсурдного места и разместился дом престарелых – дворик его потом обнесли забором, который, я надеюсь, сегодня закрывает пенсионерам вид на эти удручающие строки.

Во дворе пансионата видим скамейки, веревки с постиранным бельем, маленькую часовню. В здание меня пускают без долгих переговоров. Руководство не против, чтобы я посмотрела, как тут в палатах, очень похожих на больничные, живут бабушки и дедушки. В некоторых комнатах – пять человек, кто-то живет один. Говорят, есть тут даже супружеская пара – единственный случай. В хорошую погоду жильцы дома часто гуляют во дворе и порой даже выходят за его пределы – до магазина, к примеру. Я заглянула сюда в холодный и серый день, поэтому застала всех жильцов. Здесь есть пенсионеры из Савинского, Плесецка, Обозерской, Летнеозерска и разных других населенных пунктов Плесецкого района.

Я прохожу в первую попавшуюся палату, где застаю за чаепитием бабушек. В комнате светло и просторно. Пенсионерки смущаются. Кто-то даже уходит, узнав, что я журналист, одна из них – Капитолина Ивановна – показывает мне, куда сесть.

– Я сама из Плесецка, мне 85 лет в ноябре будет, – говорит она. – В 2009 году я попала сюда. Иногда бываю дома – езжу повидать близких на выходные. Вы чего узнать хотите? У нас тут все хорошо: не воруют, чисто и уютно. В Плесецке можно было остаться, конечно. Но деда у нас умер, после этого я попала в больницу. В итоге меня сюда привезли – требуется постоянный надзор врача. В больнице тогда шутили – мы тебя в дом отдыха направляем, на курорт. Я тогда даже не знала, что есть в районе такие дома для стариков. В народе думают, что сюда ссылают ненужных людей доживать свой век. Но на самом деле, все не так грустно, как кажется. Меня никто сюда насильно не пристраивал. Я сама. От человека зависит, как он на этот поворот судьбы посмотрит.

Бабушки жалуются мне на питание. Неужели, думаю, голодают? Мотают головами: «Что вы! Такие порции гигантские, что мы их осилить не можем!». Для них это, действительно, проблема.

– Мы деньги за питание платим, а оно не съедается и выбрасывается, – объясняют мне они. – Целые пакеты отходов получаются – собакам все потом достается, наверное. А лучше бы так сделали: порции поменьше, а продукты получше и повкуснее. Только вот соцработники говорят, что не положено, такими большими порции должны быть по стандарту.

Семьдесят пять процентов от пенсии идет на оплату их содержания на этом «курорте», с того, что остается, себя и балуют. Соцработницы иногда бегают в магазин, приносят им что-нибудь вкусненькое. Я рассматриваю угощения на столе: сладости, фрукты, красная икра в небольшой баночке.

Спрашиваю у соседок по палате, что они думают о теперешней жизни, все таки большинство из них дети войны – есть, с чем сравнивать.

– Лично я лучшей жизни не видела. Ребенком в Плесецком районе я пережила голодные годы войны. Сегодня на столе есть все! Рис, греча, колбаса, котлеты... И как назло есть не хочешь – старая уже, никакого аппетита, – говорит Зинаида Ивановна. – В школе нам давали по кусочку хлебушка. Сил никаких не было, и мы тогда ходили только на тот урок, когда выдавали этот паек. Считалось, что если тебе достается корочка, это большое везение, ее можно дольше есть – рассасывать во рту. А что мякиш, – раз, раз, и нету.

– А писали-то в школе на газетах! Бумаги не было, – вступает в диалог Валентина Петровна. – И на книгах. Между строчек. К палочкам перышко веревкой привязывали, в сажу с водой вместо чернил макали и выводили буквы. Но у меня были белоснежные листы. Отец до войны был продавцом, его в мирное время еще посадили за растрату на пять лет, и пришлось нам тогда продать все, что было. Жили бедно. Но уже в войну я пошла в школу с его бумагами, – накладными и другими документами, – на них я и писала. И дети, которые на газетах писали, не знали моей истории и спрашивали – Валька, кто твои родители, откуда у тебя такая бумага хорошая?!

Мои собеседники признают, что сегодня мы хорошо живем. Говорят, что рады бы оказаться в это время молодыми, полными сил. Удивляются, как можно, зная историю страны, события, которые были так недавно, плакаться, что сейчас все плохо.

– Если кошки и собаки черный хлеб не едят, значит, сыто живем! – смеется Валентина Петровна. – Надо радоваться.

Некоторые пенсионерки, оказавшись тут, нашли в себе предпринимательскую жилку, – пока сами живут в пансионате, свое пустующее жилье сдают квартиросъемщикам. И не страшно за собственные стены, и коммуналку есть с чего с чего оплачивать, и «прибавка» к пенсии выходит. Некоторые из них с большим трудом оставили свои обжитые уютные квартиры.

– Я здесь три года живу, – говорит Нина Игоревна, – сначала меня на дому обслуживали соцработники. Делали уборку, ходили в магазин, оплачивали квитки за коммунальные расходы. Правда, брали за это много. Пол, например, мне мыли за 500 рублей. А потом совсем со здоровьем у меня стало худо – увезли в больницу. Оказалось, что у меня грыжа позвоночная, отдает в ноги – ходить не могу. Тогда мне врачи и предложили отправиться в дом престарелых. Так вышло, что детей у нас мужем не было, и позаботиться обо мне теперь некому – пришлось согласиться. Обидно, ведь я как раз только почувствовала, как хорошо жить в собственной квартире в благоустроенном доме – ремонт хороший мне сделали, новый телевизор купила... А зачем?

Сначала Нину Игоревну хотели направить в Северонежск. Она съездила туда «на разведку» и очень расстроилась.

– С кормежкой там было плохо, старички мне жаловались, что даже обычного хлеба не доедают, – вспоминает она. – Постели твердые, простыни темнющие. Честно говоря, посмотрела я на это все. И расплакалась. В итоге два месяца упиралась, к тому моменту как раз появилась возможность заселиться в савинский дом престарелых, – здесь у нас уютно. Так что это большое везение, что я тут живу. Хочется поблагодарить всех, кто с нами возится.

Мои восьмидесятилетние собеседницы признаются, что они – еще бодренькие, тут есть такие бабушки и дедушки, которые практически не встают. За пенсионерами в доме престарелых присматривают врачи, когда требуется консультация узкопрофильного специалиста, едут в районный центр – больница в поселке Савинский на грани закрытия, большая часть отделений не работает. Часть огромного здания пустует. Приходится ехать в Плесецк. Раз в квартал – бесплатно, остальные выезды за деньги.

– Некоторые старики до туалета не могут дойти – болеют. Жалуются постоянно на соцработников и медперсонал, все им не так... Могут с соседями по комнате рассориться. Бывает, даже слышно ругань, но обижаться на них не стоит, – считает Капитолина Ивановна. – Когда ты уже старый, больной, сложно быть оптимистом. К тому же, у некоторых уже по старости с головой не все хорошо. И смеху или упрекам тут не место. Может быть, еще немного, и мы сами такими же станем. Так что низкий поклон всем работникам нашего дома. За терпение и за чистоту, – в некоторых палатах приходится полы мыть по три раза на дню.

Еще одна моя новая знакомая Лидия Александровна признается, что часто думает о том, как быстро пролетела ее жизнь.

– Пятнадцать лет я была в колхозе дояркой, – говорит мне она. – В семидесятом году с мужем купили в Плесецке дом. Потом я на почте десять лет я отработала техничкой. Потом проблемы начались по женски, операцию мне сделали, плохая из меня уборщица уже была – не потаскать ведра. И я устроилась контролером в кинотеатр «Зенит». А оттуда – на пенсию. Сорок лет трудового стажа, – рано или поздно сломаешься. Здоровья сегодня нет, и дело не только в возрасте – было принято вламывать. Вот так легко куски жизни в целые десятилетия уместились в минуту... Или меньше? Время пролетело, а ведь недавно еще только все начиналось. Все было впереди.

Мы выходим в зал, где стоит телевизор, – есть спутниковая антенна, много каналов, – но чаще всего показывает «Первый», самое громкое и обсуждаемое в пансионате событие – уход Андрея Малахова. От скуки бабушки строят догадки, что с ним могло произойти. С экрана говорят что-то про Украину, я спрашиваю, в чем суть передачи.

– Там День независимости у них, – отвечают мне. – Украинцы нас не любят. Они больше к Америке.

Пенсионеры часто собираются у телевизора в общем зале, здесь же иногда проходят разные творческие занятия. Иногда в доме престарелых проходят различные концерты. Сюда приезжают артисты из Архангельска и области, в такие дни тут шумно и весело. Любят старики, когда к ним заходит и местный батюшка, проводит молебны и просто общается с ними.

– Вместе с нашим социальным работником мы иногда мастерим разные поделки, – рассказывает мне Екатерина Павловна. – Еще библиотека у нас есть, только читаю я с трудом. Мне недавно операцию на глаза сделали. Я сама из деревни Ярнема, а тут живу с 2013 года. Мне 68 лет. Одинокая. Когда сломала ногу и ходила на ходунках, поняла, что нужен уход – жила в деревянном доме, там столько всего надо делать, что мне теперь это просто не под силу. Сейчас с палочкой хожу. В палате у меня четыре человека. Живем дружно. Друг про друга уже все знаем.

Кто-то из жильцов дома перстарелых вяжет – причем мешками – носки и рукавицы, а потом передает в детские дома. Стены изнутри украшают картины и панно из цветной бумаги авторства бабушек и дедушек. Другие искренне скучают по домашним делам: по своему желанию помогают на кухне, берут на себя посильные функции – например, собирают посуду после обеда и относят в мойку.

– Я всю жизнь была парикмахером в мужском зале, – говорит Зинаида Ивановна. – Бывает, и здесь кого-нибудь подстригаю. Я считаю, пока есть силы, пока в тебе есть жизнь, надо шевелиться.

Зинаида Ивановна, приветливая и дружелюбная, пытается разрушить стереотип, что в доме престарелых собираются никому не нужные брошенные старики.

– У меня, вот, есть родня, – говорит она. – Только с моими болячками лучше тут жить, и я это решение приняла сама. У меня цирроз печени. Постоянно нужно капельницы делать. Уколы. Лекарства принимать. Здесь за мной ухаживают, кормят, одевают, моют. Иногда я езжу домой – к своим родственникам. Пока бодренькая, устраиваю себе такие маленькие путешествия. Скоро выходные, я снова должна с ними увидеться, и знаете... Неожиданно для себя я поняла, что мне не хочется ехать домой. Такое ощущение, что мой дом тут.

P.S.

Интересное совпадение, – после моего визита в дом престарелых, в интернете я случайно наткнулась на колонку Познера о старости, одна из главных мыслей которой в том, что только на закате жизни мы начинаем принимать себя, меньше от себя требовать, и потому становимся по-настоящему свободными. Владимир Познер цитирует письмо одной знакомой:

– Судьба благословила меня, дав мне дожить до седых волос, до времени, когда мой юный смех навсегда отпечатался глубокими бороздами на моем лице. Ведь сколько же людей никогда не смеялось, сколько умерло раньше, чем смогли покрыться инеем их волосы? Я могу сказать «нет» абсолютно искренне. Я могу сказать «да» абсолютно искренне. По мере того как ты стареешь, все легче быть искренним. Ты меньше заботишься о том, что другие думают о тебе. Я больше не сомневаюсь в себе. Я даже заработала право ошибаться.

Жаль, что это пору максимально близкого знакомства с самим собой и принятия себя таким, какой ты есть, кому-то приходится встречать в чужом поселке, среди таких же одиночек и с видом на рекламу про ритуальные услуги. Остается только порадоваться, что есть такие пансионаты, которые люди с большим жизненным опытом искренне называют домом.

Некоторые имена в материале по этическим соображениям изменены.