«Безопасно везде, где нет ментов»: интервью с группой «Петля Пристрастия» о протестах в Белоруссии

Мы поинтересовались у музыкантов, могут ли из-за политических процессов испортиться отношения между простыми людьми из стран, которые изначально считаются братскими народами, где у каждого есть, если не родственник, то друг, знакомый или любимая группа, как показывает концерт в Архангельске.

— Ну если это возможно внутри страны, — рассуждает Алексей Тарасевич, барабанщик. — Тогда между странами — тем более, однако тут вопрос в том, хватит ли у людей благоразумия, чтобы этот замес не воплотился.

— Если вы подводите к тому, может ли Россия и Беларусь рассориться — да, но если Российская Федерация введет войска, — говорит Илья, вокалист.

— Да, но при этом отношения между странами — это не то же самое, что отношения между людьми, — подчеркивает Алексей.

— То, что сейчас в Белоруссии происходит, имеет чисто антилукашенсковский характер, а не антироссийский, это протест против бандита у власти, — объясняет Илья.

Музыканты согласны, что в творчестве им интереснее экзистенциальный поиск, чем политика, однако чувства каждого человека напрямую связаны с тем, как меняется реальность.

— Просто это не буквально в творчестве. Аааа! Уууу! (бьет себя кулаком в грудь и поднимает вверх руки), — объясняет Тимофей Савицкий, бас-гитарист. — Но ты же живешь в этой стране и понимаешь прекрасно, что происходит и о чем музыка.

— Просто ситуация такая, с которой мы никогда в жизни не сталкивались, — говорит Илья. — Пламенем протеста охвачены все слои населения. Это настоящее оппозиционное движение, но не партия, а просто люди. Это мы, наши близкие, их друзья и друзья друзей.

— И даже те люди, которые всегда были аполитичны, — говорит Тимофей.

— Да, это не про политику, а про возможность жить в свободном обществе, — комментирует Иван Селищев, гитарист. — А что касается отношений стран. Единственный человек, который может заставить людей думать против России, это сам президент.

— Да, еще в августе с Россией чуть ли не повоевал, поймав кучку людей и обвинив их в диверсии, — говорит Илья. — Из этих соображений совсем недавно Россия была для него нашим ближайшим врагом.

Об этом мы тоже не могли не спросить, и вот как ответил вокалист Илья Черепко-Самохвалов:

— Огромное количество людей эту закономерность замечают, что последние двадцать лет Белоруссия была полем экспериментов. То, что происходило у нас, в ближайшие два-три года зеркально отображалось на российских гражданах. Все, что касается закручивания гаек.

— В вашей песне «Норма» — антиутопическая реальность. Антиутопия — это всё ещё фантастический жанр. Или уже часть жизни? — спрашиваем мы.

— Мы сейчас так и живем! — говорит Иван.

— По последним событиям надежда есть все-таки, — говорит Илья, — но когда песня писалась, надежды не было.

— Я родился в Белоруссии, всю жизнь там прожил и до этого лета не подозревал, что в стране так много прекрасных людей, которые готовы помогать друг другу, — признается Иван. — Мы уже кучу раз восхищались этой волной солидарности, но невозможно еще раз об этом не сказать. Когда людей выпускали из изоляторов побитых и измученных, они думали, что всё, жизнь закончилась, а их встречает тысяча человек, которые предлагают отвезти домой, покушать, вот тебе сигарета, вот тебе чай.

— И никаких координаторов у этого нет, — замечает Илья.

— Да, просто люди понимают, что не могут по-другому и что надо помогать, — продолжает Иван.

— Скидываются друг другу на штрафы, — говорит Илья, — есть, конечно, фонды и организации зарубежные, тоже подключаются, но это не первично, не так, что кто-то нажал кнопку и белорусы пошли на протест.

— Даже лидеров у протеста не было, а Тихановская была техническим, и люди голосовали за нее, чтобы не за другого…

Мы спросили у группы, стали ли они еще острее ощущать действительность с учетом того, что в музыке «Петли Пристрастия» всегда доминируют настроения тревожные.

— Безусловно, этой ситуацией почти каждого из нас довели если не до безумия, то до крайнего нервного истощения. Вся страна живет в ужасе.

При этом каждый может эту действительность делать чуть добрее и светлее, поэтому своим творчеством долгое время группа помогает детям с особенностями здоровья. Сейчас из-за «ковидных» перемен все поставлено на паузу, но музыканты продолжат это дело.

— Сейчас ситуация такая, что, несмотря на то, что у нас в стране, как вы можете знать из новостей, ковида нет, — улыбается Алексей и откидывает в сторону маску, — все-таки такие учреждения закрыты наглухо.

Группа не закреплена ни за каким лейблом, и мы поинтересовались, насколько сложно финансово существовать в таких реалиях, особенно когда в них врывается коронавирус.

— Да, в данный момент не только независимым музыкантам сложно, — отвечает Иван. — Вся концертная индустрия во всем мире переживает глубочайший упадок, люди по полгода живут без денег. Финансы заканчиваются, работы нет, а предвидится она непонятно когда. Всем сейчас тяжело, и нам в том числе, потому что основной доход — это концерты, конечно. И все, что мы запланировали, все рухнуло. И концерт в Архангельске — один из первых за долгое время, перед этим мы выступили в Санкт-Петербурге. У меня концертное агентство, и, конечно, сложно приходится, ведь ничего не происходит.

— Был хороший концерт, когда прямо за нами границы закрывались, — вспоминает Илья. — Мы выезжали из Варшавы, где были разрешены концерты до 150 человек, выехали из страны, и утром из новостей узнали, что ее закрыли.

Мы спросили у команды, стоит ли читать новости. С одной стороны, хочется понимать, что происходит в регионе, стране и в мире. С другой стороны, реальность бывает жестокой.

— Ну. Это же такая штука, как новости на войне, — говорит Тимофей Савицкий, бас-гитарист. — Люди их слушают, чтобы узнать, что мы побеждаем. Какими бы плохими не были новости, надежда на лучшее остается.

— Всё зависит от ресурсов твоих собственных, — считает Алексей. — Если ты не разрушаешься, можно все читать и впитывать. Но если тебе плохо, то ставить вопрос надо иначе. Что ты можешь сделать? Если полезности нет, только агрессия, лучше не вникать в каждую новость. Самое главное узнают все, такое разлетается быстро. А так, я всегда считал, что каждый на своем уровне может сделать что-то полезное для общества.

— От всего потока новостей появляется чувство подавленности. Ты не можешь спать, есть, работать, — говорит Тимофей.

— Это травма, — говорит Иван. — Психологическая травма у всей страны.

— А не политическая возня режима с каким-то его оппонентами, — добавляет Илья.

— Происходит величайшая несправедливость, — говорит Тимофей, — и на это сложно спокойно реагировать.

В одной из песен группы поется: «В лучшее завтра верю с трудом». Что все-таки делать, чтобы в потоке негатива не превратиться в обессиленного и обиженного на жизнь человека?

— Но в песне есть и другая строчка, — говорит Тимофей, — «жадно вдыхая сегодняшний воздух».

— Смысл даже не в этом, — говорит Илья, — «лучшее завтра» — это обычно убежище всех демагогов. Государство и люди, которые его представляют, очень часто оперируют этим понятием. Это я в их «лучшее завтра» верю с трудом. С этой песней сейчас выйти к людям сложно, она абсолютно демотивирующая. И может быть не так интерпретирована.

— «Ада нет. И солнце не прощается. Смысла нет и не предполагается» — еще одна ваша песня. Смысла нет в момент написания этих строчек или вообще в жизни?

— Любая песня — это фиксация самочувствия, — говорит автор строк Илья. — Мы же часто меняем свою точку зрения в зависимости от нашего психоэмоционального состояния. Кажется, ах, как хороша жизнь прямо сейчас, а на следующий день я бы всех поубивал. Это просто рентгеновские снимки.

Мы спросили у музыкантов, как справляться с мрачными настроениями.

— Если говорить о происходящем в Белоруссии, то нанесена тяжелая рана, и чтобы она зарубцевалась, быстро ничего не предпринять. Справедливость должна быть восстановлена. А потом время. А пока этого нет, мы носим в себе эту боль.

— Из людей делают дураков. Причем грубо и топорно. И это именно то, что вызвало массовое возмущение, — говорит Тимофей.

— Ну говорят людям прямо — ребята, вы овцы. Стадо баранов. Мы вам даже доказывать не будем ничего. Я победил! Вот — 80! — возмущается Илья.

— И в это же время ты видишь, как на участки не допускают независимых наблюдателей, — говорит Тимофей, — наверно, весь мир облетела фотография, когда пожилой мужчина стоит на табуретке и пытается в бинокль увидеть через окошко, как происходит подсчет голосов. Или когда на наблюдателей вызывали ОМОН, когда они требовали выполнить их пожелания, которые прописаны в законодательстве. Многие участки просто не вывешивали протоколы. Многие, как дети, через задние двери в сопровождении милиции скрывались от людей, которые хотели узнать результаты. А потом просто их объявляют, а там 80 процентов. Да ладно, ребята…

— Мы же люди все, имеем право высказывать свое несогласие, — говорит Алексей. — Мирным. Законным путем. Но правовое поле в нашей стране сейчас работает только в одну сторону. Если кто-то мизинчиком замешан в движении против, то всё, ты — бесправный человек. Тебя жернова перемалывают.

— Королевство кривых зеркал какое-то, — говорит Илья. — Милиция не представляется. У них не только бейджей нет, лиц нет, они все в масках, с дубинами. Делают, что хотят. В судах омоновцы, которые выступают свидетелями, выступают на заседаниях в масках. С одной стороны — очень мощная система, которая сама себя взращивала. А с другой — люди. Почти все наши близкие как-то пострадали от действий представителей власти.

— Кого-то избили, кого-то посадили, — говорит Иван. — Есть знакомые, которым шьют уголовные дела. Всё приобрело какой-то сюрреалистичный характер. Там концентрация насилия и садизма сплетена в такой странный клубок, как во сне. Каждый день пробивают очередное дно.

— У вас хотя бы какие-то митинги согласовать можно! У нас это нереально! — говорит Иван.

— А когда митинг собирает много людей, и власти видят это, то следующий просто отменяют, потому что, например… День железнодорожных войск! — смеется Тимофей.

— Или бегает начальник ГУБОпиКа Беларуси и разбивает стекла в заведении, в котором сидят митингующие. Выволакивают оттуда людей просто. В том числе случайных. Они могут сейчас все. В том числе применять по своему желанию боевое оружие. На свое усмотрение, — замечает Илья.

— Получено добро, — объясняет Тимофей, — якобы протесты радикализировались. В законе прописано четко о применении огнестрельного оружия, но это не соблюдается, — говорит Тимофей.

— Ну это же смешно. Безопасно везде, где нет ментов! Если так, все тихо и мирно проводят время. Всем страшно, и начинается кавардак, когда прибегает служащий порядка. Прибегает и забирает, кого хочет.

— Как гопари налетели на вечеринку ботаников, — сравнивает Иван. — Известная же история, когда человек просто ехал к маме по велодорожке, а его скинули с велосипеда и избили. И таких историй миллион. После каждого массового мероприятия едут вдоль дороги автобусы, приостанавливаются и тыкают — этот, этот. Выбегают, забирают.

— А в суде даются показания, которые не вяжутся с протоколами, — добавляет Тимофей. — А судья вместо того, чтобы отменить судебное заседание, говорит, что у него нет повода не доверять сотрудникам УМВД — какому-то Иван Иванычу в маске.

— Да если человек просто в цветочном магазине давал людям цветы бесплатно, а они шли на митинг, а через несколько дней его задержали и избили до такой степени, что он ходить не может. Какие-то изощренные повреждения тела, какой-то фашизм. То есть людей же убивают. И много. Шестеро точно. И куча без вести пропавших.

Музыканты признались, что много слышали о протесте, связанным с ввозом в Архангельскую область отходов из Москвы, и согласились, что работа с населением в регионах, по стране и даже в разных государствах часто строится по одной схеме, когда люди пытаются выразить свое несогласие, — если даже мирным способами, — и становятся преступниками для системы.