Хроники русской жизни: в Театре Панова создали спектакль о вечной дуэли власти и маленького человека

Архангельский молодёжный театр под конец сезона представил еще одну премьеру — «История одной бабы. Хроники русской жизни». Этот спектакль вырос из эскиза, созданного во время режиссерской лаборатории по современной исторической драматургии «Голоса из прошлого», которая прошла еще в ноябре прошлого года. Теперь набросок «пановцы» довели до ума — получилось сложно, но, что точно, пронзительно.

Спектакль поставлен по пьесе Ольги Михайловой «История одного преступления», в основу которой легла переписка писателя Льва Толстого (Виктор Бегунов) с председателем Совета министров Петром Столыпиным (заслуженный артист РФ Илья Глущенко). На самом деле от первого было всего три письма, на которые Столыпин ответил единожды. В полемику уже не столько писателя, сколько философа с государственным деятелем вплетается история преступления, произошедшего в Пензенской губернии. В убийстве свекра (Степан Полежаев) обвиняется Марья Крюкова (Ирина Булыгина), которую сначала из честолюбия, позже — из любви пытается спасти от казни адвокат Яншин (Александр Берестень).

Этот спектакль для театра поставил режиссёр и актёр из Москвы Захар Хунгуреев. В соавторстве с художником Алисой Меликовой им удалось создать работу, в которой сложная для современного зрителя, но вполне конкретная историческая коллизия превращается во вневременную. Переписка Толстого и Столыпина о государственном устройстве, земельной собственности, крестьянстве расходится на живые реплики. Создается полифоничный диалог, в котором что-то взято от большого семейного застолья, где всегда найдутся любители поразмышлять о глобальном, но больше — от телешоу с главными героями и группой поддержки — их семьями. Диалог о, казалось бы, проблемах вековой давности осовременен с помощью реквизита: на сцене появляются яркие барные кресла, а на актерах — современные наряды. В этой обстановке диалог о государственной машине не такое уж и ретро, когда речь идет о нерадивых чиновниках, кадровых проблемах во власти или о правах многодетных семей на землю. Ещё современнее обстановку делает и видеоряд, уместившийся на экране ноутбука, который весь спектакль стоит в углу сцены — помощница адвоката (Ольга Халченко) смотрит с него шоу «Давай поженимся», а зрители в антракте (конечно, по желанию!) — слушают речь президента России, которая плавно переходит в спич о греховной жизни мужчин и женщин вне брака.

Дело Марьи Крюковой кажется инородным в оживленной беседе столыпинцев и толстовцев. Яншин все время пытается заинтересовать им чиновника и философа: прерывает словесную дуэль, вскакивает на мосточки, разделяющие две команды, успеха не имеет, но не перестает пробовать.

Марья же в исполнении студентки Ирины Булыгиной этой энергией протеста в следственный период не обладает. Да и весь её образ выстроен так, что кажется — перед нами не реальный человек, а некая функция, движущая события, этакая гоголевская Панночка или, почему-то приходит на ум, плакса Миртл из мира Гарри Поттера. Даже само появление ее на сцене ирреально: как видение к Яншину в самом начале являются сразу несколько девушек, облаченных в белое, с покрытыми головами — вечные невесты, вечные страдалицы. Они как бы призывают его к себе, у каждой своя история и загубленная судьба.

Эта высокая и хрупкая девушка становится недостижимым идеалом для Яншина — и во снах, и в жизни. Для него она красива и чиста и напрасно обрекает себя на гибель. В то время как сама себе Марья противна — большую часть спектакля она находится в задней части сцены или находит в качестве укрытия себе высокую ржавую бочку, пытается в ней смыть с себя только ей еще известные грехи. При этом же она горделива, а местами цинична и отчаянна: об убийстве говорит прямо, с дерзостью, а от защиты отказывается уверенно, уперев руки в боки.

Вместе с Марьей в спектакль приходит еще одна важная тема — женской судьбы. Особость женского мира и в этой двойственности Марьи, и в веренице трагических образов загубленных невест во сне адвоката. Продолжают её жены Толстого и Столыпина (Дарья Тюрикова и Наталья Малевинская): вначале не отделимые от групп поддержки, они обретают свои голоса — изъясняются на тайном птичьем языке, передавая письмо от одного супруга к другому.

Во втором отделении полифония звуков уступает место решающей дуэли между голосом государственных мужей и одиноким голосом Марьи. Этот переход резко разрывает спектакль на две самостоятельные части. Фрак Столыпина, покорная Марья в бордовом в пол платье, звуки виолончели — такой эстетически выверенной картинкой открывается второе действие. Но так все на бумаге у государственников. «Для меня главная необходимость — идти своим русским национальным путём», — уверенно произносит Столыпин, и тут срывается со струн смычок. Он превращается то в розгу, которая проходится и по столыпинской семье — в буквальном смысле по его супруге, а то и вовсе в пилу. Такова история, которая всегда идёт вразрез с тем, что от нее ожидают.

Неким послесловием выглядят сцены, где наконец главной действующей силой становится Марья. Её рассказ о горькой семейной жизни, сыне, прижитом от свекра, и самом убийстве снабжен натуралистичными деталями, вплоть до появления свиной головы и сцен с хватанием за волосы и заламыванием рук. Но страшно скорее то, какими интонациями — сначала безропотными, приглушенными, а позже резонирующими до крика — озвучивает свою историю сама Марья.

За её откровением из нашего мира наблюдает лишь Яншин, очарование которого, конечно, сразу переходит в полное неприятие. Толстой и Столыпин к тому времени уже побеждены самой жизнью. Позже расправляется с нею Марья, к тому же близок и Яншин — вероятно, одну человеческую жизнь, как и мир, спасти не удастся.

Несмотря на то что постановка успевает сконцентрироваться сразу на нескольких темах, в первую очередь он — большой спор между общим и частным, государственной машиной и одной жизнью. И похоже, режиссер дает своё ответ — выиграет первая. Если в эскизе оставалась надежда, когда в финале артисты спели один из хитов группы «Сплин» — «Гни свою линию», то здесь система перемалывает человека.

Такой исход режиссёр делает заранее предрешенным — так, и выстрелы анархиста Богрова, что убьют Столыпина, предопределит одна пуля, выпущенная еще в первом отделении, а погружение в загробный мир, с которого всё начинается, уже предопределяет, что туда в итоге спустятся все герои — спектакля, истории, и завершится все плачем несчастных невест.

По словам Виктора Панова, новый спектакль подтверждает, что театр — это прежде всего настоящая боль, отзывающаяся в каждом зрителе. Театр не должен говорить о том, что не проблемно и не саднит в сердце.

Он отметил, что сцена театра в будущем увидит завершенным и второй эскиз лаборатории «Голоса из прошлого» — «Девятый выпуск». Им занимался московский режиссёр Игорь Макаров.