«Наверное, не там родился»: житель Курска превратил свои соцсети в галерею архангельской глубинки

Путь на Север у Николая Телегина из Курска был замысловатый — на свадьбе у друзей ему попалась на глаза книга, в которой он вычитал, как добраться до острова Кижи. Пока плыли до острова, он на радостях выпил бутылку портвейна и поссорился на этой почве с женой. Психанул и двинул не к кассам, а в другую сторону острова, наткнулся там на деревню, которая не была похожа на музейную экспозицию. Попросился на ночлег к местной старушке, сбегал на пристань, помирился с женой и притащил ее в старинный дом в деревне Ямка. Несколько дней они прожили в карельской деревне, и эти дни изменили его мировоззрение. С этого момента сердце Николая навсегда принадлежит Северу.

Вслед за Карелией он открыл для себя Архангельскую область, стал интересоваться бытом и архитектурой старинной северной деревни. Из своих поездок он привозит тысячи фотографий (это не преувеличение!) и публикует в соцсетях вкупе с историями о том, как в Поморье строили и расписывали дома, какие традиции чтили. По просьбе редакции Николай Телегин рассказал, почему далекий Русский Север для него интереснее, чем родная сторона. Публикуем его монолог.

— Я работаю электромонтером на заводе и, соответственно, ничем, кроме хобби, фотография для меня быть не может. Любой регион, любая земля, любой дом может быть интересен для фотографа. Да и почему только для фотографа? Для человека. Просто каждый выбирает для себя то, что ему подходит. Вот для меня подходит и мне интересен Русский Север и Карелия. Их историческое наследие. Красоту природы я вижу, оцениваю, любуюсь ею. Но она меня не интересует.

Поэтому я путешествую по старинным деревням, знакомлюсь с людьми, выискиваю интересные дома, росписи, фотографирую храмы... Каждый человек сходит с ума по-своему — мой путь в безумие проходит как раз через северные деревушки. Я южанин, я, конечно, вижу разительную разницу в архитектуре, народном творчестве. Во всём. Почему-то северное меня цепляет, а южное — нет. Наверное, не там родился.

— Лет 15 назад я был почти нормальным человеком, с обычными вкусовыми предпочтениями и интересами. Но занесло меня в Карелию на остров Кижи. В результате нескольких передряг мне пришлось заночевать там и пожить у местной старушки. Эти несколько дней переломали моё сознание.

Надо понимать, что я родом с лесостепной зоны — реки у нас есть, но с северными их не сравнить, озер нет почти, да и те маленькие. Первое, что меня поразило на Севере, — это невероятная природа, умиротворение и белые ночи. Но вместе с этим, конечно, несколько дней, прожитых в старинном доме, среди храмов, изб, мельниц и часовен, что стоят на острове Кижи, не могли не произвести на меня впечатление. Потому что всё это величественное, истинное, красивое.

На следующий год я опять поехал туда же, но предварительно посидел в библиотеках и с удивлением обнаружил, что русское деревянное зодчество не ограничивается Преображенской и Покровской церквями Кижского погоста. Оказалось, что в Карелии и в Заонежье множество памятников деревянного зодчества. Так получилось, что в тот раз я добрался и пожил в Яндомозеро у местного мужика. Прямо рядом с Варваринской церквовью XVII века. И что-то у меня в голове щелкнуло, и иные направления потеряли смысл. С тех пор все свои отпуска я (то один, то с семьей, то с друзьями) провожу на Русском Севере и в Карелии.

Первые годы я ездил только по Карелии, но как-то вдоль Белого моря на электричках доехал до Онеги, побывал в Ворзогорах, Малошуйке, Нименьге, Подпорожье.... Оказалось, что Архангельская область и очень интересна, и много более «заброшена», чем Карелия. В последние годы Карелия стремительно теряет свое историческое лицо — красивая природа, обилие озер и близость к столицам приводит к превращению старинных деревень в дачные поселки. Да и по сохранности старины, по этнографии Архангельская область получше выглядит. В итоге я практически только в Архангельскую область и стал ездить.

Там, где я брожу, нет гостиниц, и поэтому останавливаться на ночлег приходится у местных — кто пустит. Тут каждая ночевка — как основа для целого рассказа. Все люди разные, у всех свои судьбы — всё это безумно интересно. Где я только не ночевал: и у церковных старост, и у убийц, в сумасшедшем доме и в школах, брошенных домах и часовнях, у алкашей и художников. Знаете ли, когда приближается ночь, совершенно нет желания выискивать для ночлега этакий дом — тут все мысли о том, где бы кинуть кости и хоть подремать.

— Я не собираюсь попасть в Книгу рекордов Гиннесса и за стариной не гонюсь. Конечно, новоделы не имеют никакой ценности. Но и ценность старых домов не в их возрасте, а в возможности с их помощью рассмотреть старинные плотницкие приемы, технологии, эстетические вкусы давно умерших людей.

Что ни город, то норов, что ни изба, то обычай. Везде всё разное. Конечно, на взгляд дилетанта северные дома похожи, но я себя к дилетантам не отношу и вижу разницу. Какой смысл сравнивать Архангельскую область с другими северными областями, если в самой Архангельской области в каждом районе дома разные? Поонежский дом не спутаешь с домами, что стоят по Ваге. На Северной Двине по всему ее течению дома очень меняются. Поморские вовсе другие, про пинежские и мезенские и говорить нечего. Различий больше, чем сходств. Дома похожи на территориях, объединенных своей особой местной традицией, но в соседнем регионе они уже иные. Это разнообразие и поражает, и привлекает. Это именно та самобытность, которую нужно беречь и которая скоро исчезнет.

— Я так много нашел для себя интересного, что трудно будет перечислить. Конечно, запоминаются и радуют шедевры, уникальные находки. Но лучше всего запоминается то, что тяжело далось. Одно дело — выйти из автобуса, и вот она — Георгиевская церковь в Пермогорье, и совсем другое дело — пройтись несколько десятков километров по болотам в Унежму. Но меня радуют все находки — и цветочек на фронтоне нарисованный, и кронштейн интересный. Потому что даже самая пустяковая находка — это открытие. Я осознаю, что мои заскоки и вкусы мало кто поймет и оценит, но я радуюсь для себя.

Что же говорить про утраченное и то, что будет скоро утрачено, то такого абсолютное большинство. Я — реалист и понимаю, что через десятилетия всё это сгинет — время заберет свое. Останутся музеи. Наверняка останутся отреставрированные храмы. Но всё, что вокруг них, исчезнет. Это неизбежно. Мы можем всё это еще увидеть, наверное, наши дети — тоже, возможно, внуки. А потом Русский Север, да и Россия потеряют свое лицо.

Фолк, водка, пельмени и марсианские сарафаны останутся как забава и попытка чувствовать себя наособицу, но свои национальные признаки мы уже растеряли.