Четверть века назад авария на Чернобыльской АЭС взбудоражила мир. Масштабы ее долгое время не были сопоставимы ни с одним подобным происшествием. Однако недавняя трагедия в Японии заставила многих людей забеспокоиться – что если авария на АЭС в Фукусиме станет повторением Чернобыльского кошмара? Об этом и многом другом мы поговорили с человеком, который не понаслышке знает, что такое авария на атомной электростанции. Участник ликвидации трагического происшествия на Чернобыльской АЭС Юрий Казаков принял нас прямо в палате стационара, в котором проходит лечение.
– Юрий Иванович, близится 25-летний юбилей трагической аварии на Чернобыльской АЭС. Расскажите, что значит для вас эта дата и не жалеете ли, что приняли участие в ликвидации аварии?
– Об этом никто не жалеет, так уж судьба сложилась. Но если сейчас ликвидаторов аварии на АЭС в Фукусиме чествуют, как героев, то мы таких привилегий были лишены. Чиновники держат нас, простите, за лохов. Извините за грубость.. Их позиция такова: авария была, да, но то, что было, прошло, и незачем это вспоминать. Повторяется та ситуация, что была в Великую Отечественную войну – пока 40 лет не прошло, о ее участниках ничего не говорили. А ликвидаторов аварии на Чернобыльской АЭС, между тем, становится все меньше и меньше. Возможно, когда про нас вспомнят, уже и в живых-то никого не будет. Мы постоянно обследуемся в больницах и хочу сказать, что у всех целый комплекс болезней. Нет такого, что болит что-то одно. Мне даже врачи в больнице имени Калинина сказали, что таких, как я, очень сложно обследовать.
– Когда произошла авария, власти молчали об истинных масштабах трагедии. На ваш взгляд, это правильная политика?
– Мы в Чернобыль приехали 26 апреля, примерно в половине девятого, а авария случилась с 25 на 26. Начальник штаба, командир части и я. Мы поехали узнать, в чем дело и что случилось, потому что понимания не было ни у кого. Город вроде бы живет: люди на балконах стоят, смотрят, дети в песочницах играют. Мороженое на улицах продают. Оказалось, что ждали специальную комиссию из Москвы, которая должна была сделать вывод – нужна ли эвакуация города. Никто не хотел брать такую ответственность на себя, ведь начнется паника, полная неразбериха. На объекте пожарные работали, что-то там заливали. Потом нам сказали: «Здесь просто авария случилась с выбросом радиации». Мы переглянулись с удивлением – какая авария с выбросом, если там после случившегося вообще нет целого энергоблока?!
Приехали на место мы со своими противогазами, потом нам выдали респираторы. Веселого мало, конечно. И никто ничего не понимал до конца, что происходит? На площадки был открытый доступ практически. Был такой случай: на одной из них стояла белая «Волга», новенькая. Двое солдатиков сели в нее, покатались два часа. А потом им стало плохо – увезли в больницу. Померли ребята...
Это политика любого государства – постараться не допустить паники при масштабных авариях. Мы просто не были готовы к такому и не знали, как себя вести.
– Говорят, что истинные масштабы аварии на Фукусиме тоже не афишируют.
– Скорее всего, тоже замалчивают, чтобы не допустить паники. Стандартное поведение для правительства. Это было бы в любой стране мира. В Чернобыле было интересно наблюдать, как приезжают высокопоставленные чиновники. Машина, закрытые стекла, внутри сидит чиновник в респираторе, а за рулем – солдатик. Подъезжают – водитель выскакивает, быстро закрывает за собой дверь, открывает дверь чиновнику, тот быстро-быстро выходит из машины и удаляется в убежище. Обратно – таким же способом.
– Может ли оказаться так, что авария на АЭС в Японии по своим масштабам будет сопоставима с аварией на Чернобыльской АЭС?
– Не думаю, что она будет иметь такой же масштаб. С ней не может сравниться ни одна авария, и я надеюсь, что не сравнится никогда.
– А сколько, на ваш взгляд, может понадобиться времени на ее ликвидацию?
– Точных сроков я, конечно, не назову, но для меня было показательно, что они за 6 дней восстановили дорогу. Практически полностью уничтоженную... На АЭС в Фукусиме у меня лично вызывает опасения первый реактор, потому что там все в землю может уйти. Трудно сказать, что будет. Саркофаг они точно будут строить, и не один – у них же там сколько объектов! Через полгода, полагаю, они будут стоять.
На ликвидацию аварии на Чернобыльской АЭС «бросили» 200 тысяч человек, а на АЭС в Фокусими снарядили 200 специалистов. Причем они снаряжены как следует – в спецкостюмах. А у нас даже респираторов на всех не хватило. Бывало даже такое, что большие куски графита мы не могли подцепить лопатой, так солдаты их руками хватали.
– Как вы считаете, защищены ли сегодня жители России и Самарской области, в частности, от подобных катастроф: ведь, как известно, в соседней Саратовской области, тоже есть АЭС?
– В Димитровграде, кстати, тоже есть АЭС – это относительно недалеко от нас. С одной стороны у нас соседство с Балаковской АЭС, с другой – с Димитровградской. От атомных катастроф мы защищены только расстоянием. Если облако на нас пойдет, то все... Для того, чтобы этого не случилось, нашему правительству нужно заботиться не о своем кармане, а о людях. Деньги, которые выделяются на ремонт, министерства не всегда и не в полном объеме тратят по назначению – я в этом больше, чем уверен. А потом, когда что-то случается, ищут крайнего. Так было и на Чернобыльской АЭС – там сделали виновными начальника станции и главного инженера. Между тем, главный инженер больше всех сделал для предотвращения этой аварии. Но его посадили, хотя потом и амнистировали.
– Расскажите, что нужно делать для того, чтобы уберечься от радиации в бытовых условиях? Например, по телевизору сообщают, что граждане Японии стали реже выходить на улицу. Разве это помеха для радиационного облучения?
– Да, это может спасти. Нам, например, тоже говорили, что нельзя открывать форточки. Разуваться на улице, а не дома, в той одежде, что ходишь на улице, по квартире не ходить. Помню, моей жене в Киев позвонила теща и потребовала, чтобы к ней привезли внука. Супруга попыталась успокоить ее, мол, это обычная авария с незначительным выбросом радиации. Но она уверенно заявила, что такого не может быть. Ребенок с женой из Киева уехали... Это было очень страшно, потому что на вокзалах и в аэропортах творилось страшное! Не было никаких дополнительных рейсов, как в Японии. Люди брали детей на коленки и везли их так, чтобы освободить дополнительное место.
– Как сложилась ваша судьба после того, как вы побывали в Чернобыле?
– Я очень долго болел – лежал в различных госпиталях. Уже в первое утро, когда я проснулся в Чернобыле, почувствовал привкус металла во рту. Уже в первый день начала болеть голова, хотя до этого я вообще не знал, что такое таблетка. Меня в 1989 году как военного хотели комиссовать. Но мне тогда было только 30 лет, и я не понимал, как это в таком возрасте можно комиссоваться? Хотелось служить. Если бы я тогда уволился, то у меня бы пенсия сейчас была тысяч 60. Но я тогда об этом не думал – остался служить в Киеве. Комиссовался только после того, как развалился Советский Союз. Новую присягу не стал принимать – вернулся в Россию. Прослужил в итоге 25 лет и ушел на пенсию, только когда уже начал терять сознание.
Я пишу стихи. У меня вышла книжка недавно. Стихов – 6 или 7 сборников. Пишу обо всем, в том числе и о том, что случилось в Чернобыле.
– Вы сейчас лежите в стационаре... Довольны ли вы условиями содержания?
– Здесь на самом деле не самые лучшие условия. Все палаты прокурены, постельное белье пахнет никотином. У меня есть кислородная маска, которой я иногда пользуюсь, но я же не буду ей все время пользоваться? Задыхаться начинаю – подышу через нее немного, вроде полегче становится. Нужно, чтобы правительство выделило нам какой-то специализированный стационар, уж за 25 лет можно было бы найти деньги. Есть такая клиника в Москве, но туда не так-то просто попасть, потому что туда люди со всей России едут.