На днях мы побывали в Республике Алкашня. Ознакомились с архитектурой Мурлындии. Все это, конечно, не реальные названия, а народные топонимы, которые придумали жители поселка Турдеево. О своей тяжелой жизни на всеми забытой окраине Архангельска они рассказывают не без иронии и даже в стиле рэп. Этот маленький городок манит детей и бомжей. Почему? Обо всем по порядку.
«Ща в окна полезем, и Бог нам судья»
Мы продолжаем наш цикл зарисовок с окраин Архангельска и области. В прошлый раз мы побывали на Лесозаводе №26, до этого писали о Хабарке, Исакогорке, Пинежье, Бревеннике, Кегострове и Сульфате.
На этот раз отправились в поселок Турдеево. Туда можно доехать от Морского речного вокзала на маршруте №23. Это Исакогорский округ, то есть часть города, но билет туда стоит не 21, а 44 рубля. Наши приключения начались уже в «газели», – последние десять минут мы ехали с открытой дверью. А когда добрались, водитель вдруг сообщил, что выход заклинило. На щель шириной сантиметров в пятнадцать со спокойным лицом, но неодобрительным взглядом посмотрел один из моих случайных попутчиков. Трудно было не заметить татуировку у него на шее: «Бог мне судья». Он резко оживился: «Ну что, народ! Приехали! Ща в окна полезем!»
В окна никто не полез. Дверь скоро удалось открыть, поэтому я вышла в Турдеево с чувством радости и облегчения, хотя обычно местные сюда приезжают в другом расположении духа.
Республика Алкашня
Меня встречает Алексей Сапунов, сейчас он переехал в Новодвинск, но перед тем много лет прожил в поселке, и потому стал моим гидом по забытому всеми селению.
Одна из местных жительниц говорит, что условно Турдеево делится на четыре «Республики». Самую крайнюю тут называют Мурлындия – пять каменных домов, там поселились зажиточные люди. От них до отделения почты расположилась Республика Алкашня. В центре район безымянный, вполне благополучный. А четвертый – на отшибе. Дома в поселке в основном деревянные, а на отшибе - две панельки. Ее жильцы, как нам пояснили, сами по себе, и ни с кем особо не пересекаются.
Алексей говорит, что вся местная разруха не раз вдохновляла его на творчество – оказывается, он сочиняет рэп. Предлагаю ему что-нибудь исполнить прямо сейчас, он легко соглашается, и я достаю свой смартфон.
Металлисты без квартир
За этим уличным шоу с интересом наблюдал огородник, окучивавший свой участок.
– Ребят, это где потом искать? – крикнул он нам из-за забора, поправляя панаму. Это Владимир Александрович, он вырос тут и помнит времена, когда Турдеево был еще цветущим поселком.
– В 1959 году тут работала хорошая школа, в которой я сам учился, у нас было два класса первоклашек – по сорок человек каждый. Сегодня школы нет, бедные дети ездят на Левый берег. Работы – тоже никакой. Приходится людям кататься в Новодвинск и Архангельск.
Владимир Александрович приезжает сюда только в огородную пору. С его слов, Турдеево теперь – это окраина для кинутых бомжей.
– Это весьма криминальная история, кстати, – говорит он. – Черные риелторы много лет переселяют сюда спившихся людей, которые профукали свои квартиры в городе. Бомжей, правда, становится меньше – они просто мрут. Однако одно время здесь был просто ужас – очень много безработных бездомных, которые пытались выжить, как могли. Возросла преступность, особенно участились случаи воровства. Они ведь есть хотят и просто ползают по сараям, хватая все, что не приколочено. У меня так велосипед, пилу и другие вещи украли – на металлолом. Этих ребят так в народе и прозвали – металлисты! Стенку выламывают в сарае и заходят.
Похитители кроликов
К его соседу, вот, в погреб зимой забрались. Часть заготовок унесли. А часть поморозили, потому что погреб не закрыли. А недавно, из одной квартиры, жильцы которой разводили кроликов, украли всех ушастых – штук десять. Приехала милиция. Нашла воришек. Ими оказались местные жители.
Владимир Александрович вспоминает, каким красивым был раньше причал. Как по два эшелона леса уходило отсюда за утро, когда работала Турдеевская лесоперевалочная база.
– А штабеля были, как сейчас помню, с двухэтажный дом! За границу много леса отправляли... – вспоминает огородник. – Тут была жизнь. Работа: пилорама, электрический, механический, водный цех, и вся нужная инфраструктура, социалка, – медицинский пункт, образовательные структуры... А сегодня... Сами пройдите и все увидите.
Годзиш на руинах детсада
Алексей Сапунов приводит меня к руинам – садика здесь нет уже как два года. Из-за аварийного состояния было решено снести здание, где он раньше размещался. Люди говорят мне, что слышали о десятках миллионов, выделенных на строительство, однако время прошло, а мамам все еще некуда пристроить своих детишек. В то, что на руинах, по которым недавно тут ходил Игорь Годзиш, изучал этот вопрос, вырастет детсад, здесь уже не верят. Градоначальник обещал и дороги поправить – они здесь в плачевном состоянии. Как и тротуары.
Садика нет, школы тоже, а детей в Турдеево, как нарочно, очень много. Для кого-то это поселок бомжей. Для меня – детский городок, и на каждом шагу его маленькие жители, которые сами себя развлекают. Есть тут детская площадка неподалеку от болотистой помойки. Как-то раз в ней чуть не утонул мальчик. Такой вот опасный мир детства.
Откуда здесь столько малышни? Абсурд в том, что многие покупают в Турдеево жилье по материнскому капиталу...
– Мы постоянно звоним в администрацию, – говорит молодая мама Марина Ануфриева. – Интересуемся насчет садика, сначала нас просто завтраками кормили, потом вовсе перестали отвечать. Мне кажется, мой номер просто добавили в черный список. Как только я пристрою дочку в новодвинский садик, начну лично ездить и разбираться в этой проблеме. Хорошо еще, что у нас есть своя машина. Мы живем тут уже четыре года, поселок становится все более глухим. Мы сами из Вилегодского района, и купили здесь жилье на материнский капитал. Пожалуй, это единственный вариант с недвижимостью, который можно позволить себе на эти деньги. Дом нас устраивает, пусть он и неблагоустроенный. Мы поставили себе во дворе баньку, и теперь не зависим от постоянных сбоев в расписании общественной помывочной.
Никто тут не парится
Поскольку большая часть домов – на печном отоплении и без удобств, баня всегда была одним из главных объектов. Точка притяжения. А сейчас она не работает. Взрослый билет без парилки стоил 120 рублей. И рады бы платить, да закрыто. Вот и моются люди дома, в тазиках.
– Сестра у меня тут живет, дом неблагоустроенный, а у нее дочка инвалид, восемь лет. Не намыть толком девчонку, – говорит Мария Степанова. – Да и с коляской инвалидной не пройти по Турдеево. Здесь и на своих двоих не везде проберешься – тротуары разбиты, лужи по колено, деревянные мостки сгнили. В домах холодно, пластиковые окна сестра вставила в доме, но и это не спасает. Люди из района, которые хотят поближе к городу жить, перебираются сюда. А у меня все наоборот получилось, я тут родилась, но уже десять лет живу в Котласе и возвращаться не планирую.
В одном из двориков знакомлюсь с мужчинами, которые в бане работали.
– Последнее время трудились мы в бане по два дня в месяц, получали по паре тысяч на руки, – признаются они. – У людей тут ни горячей воды, ни душевых. Что делать им? Говорят, на ремонт прикрыли баню. Но мы там никакого ремонта не замечаем.
Местный Плюшкин
В одном из двориков замечаем склад: доски, фанера, куски старой мебели, корпус от старой стиральной машины и другой хлам, среди которого его владелец – Николай. Родители умерли. Детей нет. Живет с женщиной. Про свой «музей» под открытым небом говорит, что это не хлам, а стройматериалы.
– Видите, как у меня сараи поехали? Ремонтировать надо, а с деньгами туго. Вот и несу сюда все, что на глаза попадается. Пригодится в хозяйстве!
Николай говорит, что уже давно нигде не работает с тех пор, как развалили лесобиржу. По специальности – крановщик, но живет в основном на калым – ставит печки людям.
– На поморской судоверфи, вроде как, появились заказы, – говорит он. – Но зовут туда только своих. Местных не берут. А я печку сделаю, пять тысяч – в кармане. Два дня примерно ставлю.
Четыре комнаты на воде
Местные жители вниманием журналистов не избалованы, и охотно демонстрируют нам свои хиленькие жилища. Раздолбанное крыльцо, поехавшая крыша – так почти в каждом доме, в которых по факту проведен капитальный ремонт.
Меня окружает компания молодых мамочек. Одна из них признается, что у нее дома вот-вот рухнет потолок, печка осыпается, а из-под пола в квартиру течет вода. У нее маленький ребенок, при этом Дарья сама в положении.
– У нас четыре комнаты, мы в 2000-ом сюда заехали. Тут прописаны я, мой ребенок, мама и племянница.
– Были бы мужики, хоть как-то поправили бы....
– Да тут бесполезно ремонтировать, надо пол перебирать и фундамент.
– А что управляшка говорит? У вас ведь «Левобережье»?
– Да. А ничего, говорят – заплатите долги, тогда, может, и сделаем. А мы за такое не платим. В итоге нам велено оплатить всю экспертизу дома, комиссия приезжала, ходили, осматривали дом и фотографировали, но ничего стоящего не сделали.
«Шериф» на велосипеде
– Люди сами виноваты – накопили долгов, вот управляющая компания и не хочет ничего для них делать! – говорит нам прохожий. Все смеются и говорят, что это местный «шериф». Оказывается, перед нами Алексей Борисович Заменягре – начальник участка поселка Турдеево управляющей компании «Левобережье». В должности руководителя он тут с 2004 года. Ставка – 15 тысяч. Признается, что никто сюда за такие деньги идти работать не хочет.
– Мусор для Турдеево – уже не проблема, – говорит Алексей Борисович. – До этого были ямы с болотами. Мы все вычистили. Да и отходы вовремя вывозятся. У нас три дворника на Турдеевку. Главная наша беда – это дороги. И, конечно, взаимодействие между «Левобережьем» и жильцами. Местные жители иногда ворчат на меня. А что я могу сделать? Я директору подчиняюсь – Главацкому Виктору Васильевичу. Вы бы знали, сколько в поселке неплательщиков! Платят в основном пенсионеры. Остальные – нет. Не платят за свет, за квартиру, им все равно. Поэтому управляющая компания и не делает ничего. Страдают в этой ситуации пенсионеры, которые платят в срок... Долг сейчас на поселок – четыре миллиона.
Я прошу показать, где живет сам «шериф» Заменягре. Обычный дом. Не такой хлипкий, но и не в стиле крепких каменных домиков из Мурлындии.
– Я сам стою на очереди – жду, пока печку поставят, – говорит он.
– Так у вас же Николай – сосед. Печки ставит. За пять тысяч.
– Николай-то? Я лучше очереди подожду. Он свой пол разобрал – стопил все. А как свет отрубают ему за неуплату, сам все подключает себе. Тоже ведь ни за что не платит!
Цыгане стирали в лужах
Мы дошли до конца главной – Центральной улицы.
– Года два назад, когда я еще жил в Турдеево, сюда прибыл табор цыганский, – вспоминает мой гид Алексей Сапунов. – Расположились на улице – в палатках, в самом конце Центральной улицы. Их было человек пятьдесят. Вы бы видели, какой бардак они после себя оставили. Они выкидывали мусор прямо рядом с собой. Беспробудно пили. А еще я такого никогда не видел раньше – белье в лужах стирали. Ходили слухи, что они наркотиками торговали. Говорили про родной город – «Ростов-папа». Это ведь один из самых криминальных городов России...
Алексей говорит, что сегодня местные жители тут радуются хотя бы тому, что появился фельдшер. Раньше, если у кого прихватывало сердце, бежать было не к кому! Сами понимаете, пока сюда скорая доберется, пока карета скорой помощи доставит тебя до городских медиков, можно уже и попрощаться с этим миром.
Наш разговор периодически прерывает авто с громкими басами изнутри. Есть такое личное наблюдение – чем глуше деревня, тем громче там музыка внутри машин. Проходим около филиала культурного центра «Бакарица», – это единственный островок культурной жизни в Турдеево, здесь, кстати, и работал Алексей Сапунов. Ему пора на остановку, переживает, что пропустит транспорт.
– Маршрутки сюда ходят, как попало. Ехать долго. Дороги плохие: люди, как на американских горках подпрыгивают, в самой тачке обычно что-то грохочет, звенит, – смеется он.
Я провожаю своего экскурсовода на газель и делаю в одиночестве еще один круг по Турдеево – поселку, который в солнечный день не выглядит депрессивным, если не знать всех его больных мест. Как-то слишком много обрушилось на меня абсурдных фактов, которые многим могут показаться выдуманными байками. И чем это место – не миниатюрная модель большой России? В которой куда больше бед, чем известные две.