Маймаканское шоссе, дом 9, корпус 1 — такого адреса на карте Архангельска нет, но дом с такой табличкой существует — это полупустая деревянная «башня», где раньше размещалась пожарная часть. Кажется, еще немного и здание рухнет, — так сильно наклонилось набок и безобразно разбито. Однако если нажать на звонок у двери, вам откроют. Здесь живет семья Бровиных — уже тридцать лет Галина Владимировна и Алексей Григорьевич пытаются выбить себе другой угол. Пенсионерам уже за семьдесят, они говорят: «Мы пришли сюда работать молодыми, тут и помрем в разрухе».
Слышно, как дом разваливается
Высокая и кривая башня, крутая лестница в подъезде, а наверху — длинный коридор с комнатами. В одной из них и живут пенсионеры Бровины, в остальных — либо пусто, либо хранятся старые вещи и инструменты. Ступеньки скрипят, когда поднимаешься, потолки — сгнили до черноты и обваливаются, в стенах сквозные дыры, через которые видно улицу. Пенсионеры говорят, что дом разваливается на три части, и это не только видно, но и слышно — он трещит. Как могут латают дом, чтобы не умереть под его руинами. Больше это делать некому. Дом не принадлежит мэрии, давно признан непригодным для проживания, и в нем нет даже управляющей компании.
— Нас не существует для города — иногда мне так кажется. Даже табличку сняли с нашим адресом, но мы с мужем сами новенькую заказали, а как иначе — и скорая нас не найдет, и почтальон заблудится. А так мы еще не оторваны от жизни. И вообще, мы — оптимисты. Смотрите, какое у нас тут раздолье во дворе. Можно с собаками играть — у нас ведь две больших овчарки, наши охранницы, — говорит Галина Владимировна Бровина.
Она старается не падать духом, много шутит и улыбается, но не может без слез рассказывать, как на старости лет они с мужем остались в деревянном домище, который буквально шатается на ветру. Дом признан непригодным для проживания, еще в 1987 году было 65 процентов износа, однако аварийным он до сих пор не считается.
Вся жизнь — в пожарной башне
В этом деревянном доме раньше располагалась пожарная часть, где и работали супруги Бровины. Галина Владимировна — диспетчером на телефоне, ее муж Алексей Григорьевич — водителем пожарного автомобиля. Суровая ирония в том, что долгие годы они добросовестно работали, — спасали чужие дома от огня, а сами остались в доме, который спасти уже невозможно.
— Вот мы с вами сейчас на втором этаже сидим, а внизу как раз был мой кабинет, — говорит Галина Владимировна. — Я туда пришла работать молоденькой девочкой — в 21 год. Сейчас мне 75. Раньше это здание было ведомственным, оно принадлежало Соломбальскому лесопильному деревообрабатывающему комбинату. Тут была военизированная пожарная часть, — все работники у нас носили военную форму. Управление пожарной охраны брало это здание в аренду. И всем нам выдали комнаты на втором этаже. Когда построили новую пожарную часть, не переселили несколько семей, в том числе и нас с мужем. В 1987 году здание признали непригодным для проживания, одних жильцов выселили через суд, другие ухватились за предложенную деревяшку на Сульфате. Знаю, что выделяли и нормальные квартиры в благоустроенных домах, но они, видимо, достались знакомым начальства СЛДК.
Тридцать лет — по кабинетам
Бровины тогда решили через райисполком добиваться переселения в нормальное жилье, и вот уже тридцать лет безрезультатно ведут свою борьбу.
— Кто-то скажет, а чего вы не взяли, когда хоть что-то давали, но для нас это было нереально — нам предлагали 56 квадратных метров в гниющей деревяшке, но семья на тот момент уже была большая, восемь человек, — объясняет Галина Владимировна. — Нам говорили — подождите год-другой, появится и для вас вариант. Вот и подождали. Пришли девяностые, перестройка с ее разрухой. И мы оказались никому не нужны. Рухнула мечта о том, что из ветхого служебного жилья переедем в целое.
Тридцать лет семья, проживающая в служебной квартире от СЛДК, стоит в очереди на улучшение жилищных условий, и уже не верит, что чего-то дождется. Куда только за это время они не обратились. Даже с губернатором хотели посоветоваться, но их на порог не пустили — глава региона такими делами не занимается, идите к градоначальнику.
С Игорем Годзишем познакомились, только он развел руками — как я вам могу что-то дать без очереди, это не по закону. Здание мэрии не принадлежит. Собственником был СЛДК, но перед тем, как преобразоваться в Поморскую лесопильную компанию Архангельска, комбинат распродавал все имущество. В том числе и этот дом. Объект выставили на аукцион. Конечно, никто им не заинтересовался. В итоге самим старикам предложили купить дом. Сначала за 500 тысяч. Потом, как в «Поле чудес», пошли торги — за сорок тысяч. Дошло до абсурда — за 15.
— А зачем нам покупать эту развалюху? — говорит пенсионерка. — Нам говорят: «Как зачем? А на дрова!?». А жить-то где?
Зачем в этом замке овчарки
Градоначальник предложил написать заявление на предоставление жилого помещения маневренного фонда, Бровины сначала не хотели — в таких случаях переселяют из гнилушки в гнилушку, и временный угол становится постоянным. Однако от безысходности написали такое заявление спустя время, только им отказали — дочка на тот момент взяла ипотеку на квартиру в новостройке — это и стало причиной отказа. Пенсионеры негодуют — они думают, мы не окажемся на улице, раз у родни есть площадь? Что это за законы? Только площадь эта — 30 квадратов в однушке, где итак тесно дочери с внучкой.
— До Великой Отечественной войны здесь не было жилых помещений. Люди стали приходить с войны, и в пожарной части стали делать комнатки, — говорит нам Алексей Григорьевич. — Понатыкали печек, — заселяйтесь. Работники нужны, а жилье — только такое. Печка крохотная, топим, но все равно замерзаем. Родственники подарили нам электрические простыни... Эти чудеса прогресса нас и спасают от холода.
Бровины живут, как на пороховой бочке. И холод — не самое страшное. Боятся, что дом рухнет. Боятся, что когда-нибудь нападут на них, — уже не раз в дырявую деревяшку залезали бродяги. Старикам даже приходилось обороняться — пьяные неприятели не всегда уходят, когда просишь по-хорошему. Как-то раз дед решил их выпроводить — до сих пор рука побаливает, мышцу порвал, когда их выталкивал. Так что единственное спасение — две большие овчарки — Деля и Вера.
Когда у Бровиных сил было побольше, держали свиней — во дворе у них был хлев. Сегодня только огород. И баня. У этой пары уже есть и внуки, и правнуки — в гости звать родню — в такой-то дом — просто стыдно. Да и старики так воспитаны — не жалуются близким. Так и живут. Сами таскают воду с колонки. Сами выращивают овощи. Сами ведрами вычерпывают воду с коридора, когда с крыши течет. Управляющей компании нет, дератизацию проводят тоже, как умеют. Как-то травили крыс — мертвые грызуны под печкой остались, — от запаха гнили можно было задохнуться. Пришлось пол вскрывать. Туалет в доме аварийный, туда даже не заглядывают, купили био.
— Может быть, все просто ждут, пока мы умрем? — говорит Галина. — Тогда и дом можно будет сломать. А пока что наши обращения и документы мистически пропадают из соломбальской администрации, мы продолжаем знакомиться с очередными руководителями в разных инстанциях — за тридцать лет их сменилось немало. Кто-то обещает помочь, но это только слова. Кто-то просто выставляет за дверь. Вся жизнь прошла за этими бумажками... ПЛК до нас дела нет, администрации Архангельска — тоже. Дом как будто ничей, все ждут когда последних жильцов не станет. Только мы еще поживем — в июне будет 55 лет, как мы вместе.