«Москву и Питер каждый раз завоевываем заново — и всегда побеждаем»: «Черный рынок» отмечает 30-летие

Рок-группа «Чёрный рынок» в этом году празднует тридцатилетие. Когда-то все начиналось с гитарных переборов вместе с друзьями, а репетиционной базой была одна из новодвинских школ. Теперь команда выступает на больших архангельских площадках, а также бывает гостями в клубах Москвы и Петербурга. О чем мечталось в начале пути, секретах успеха и феноменах современной музыки мы поговорили с бессменным лидером «Черного рынка» Алексеем Суетиным.

— Алексей, несмотря на то, что в этом году группе 30, первые репетиции, набор материала вы начали еще раньше — в 1985 году. О чем мечтали тогда, в самом начале?

— Сколько стоит недостроенных домов и дач... Вряд ли тот, кто собирался строить дом, хотел сделать только фундамент. У всех, кто начинает чем-то заниматься, особенно в юности, есть цель и мечта, просто ведомые нас вещи разные. Это потом начинается после 40 лет всевозможные во Дворцах культуры хоровые кружки, старо-русские. Туда уже люди идут без особой цели — просто разбавить жизнь, выйти из дома, не лежать на диване. А у меня цель безусловно была — я верил в себя. Хотелось завоевывать города.

— А каким вспоминается самое первое выступление?

— Мне не вспомнить, но я могу предполагать, что это был задор, надежда, подъем, хорошее настроение. Вспомните себя в детстве, когда до Нового года осталось совсем немного минут, и перенесите на себя это ощущение — и это моё состояние.

— Но тогда как раз наступал такой момент в жизни страны, когда молодежь могла открыто высказаться, позволить себе быть бунтарями. Вам хотелось выражать свою позицию в музыке?

— Это же юношеский максимализм — молодые люди против всего. Были рок-коллективы, которые бунтовали тогда — они звучали в ротациях, и остались до сих пор бунтарями. Тогда они выступали против коммунизма, коммунизма не стало, сейчас они тоже вроде как бунтуют — так можно до бесконечности. Я скажу честно, мне просто нравилась музыка, которая вызывает мурашки по коже. Не мог пройти мимо такого момента, какие-то песни уже сделанные на планете меня безусловно трогали. Хотелось тоже делать так.

— А кто тогда вдохновлял?

— Скажу свою концепцию — никогда не углубляюсь в дебри понимания чего-то эдакого. То, что будет нравиться 5–6 миллиардам на планете, будет нравиться и мне. Это был рок, естественно — Accept, Kiss, AC/DC, Deep Purple. Все мои ровесники перечислят те же самые коллективы.

— Из 80-х вспоминается свердловский и ленинградский рок. А в северном роке было нечто самобытное?

— Нет, он вливался и вливается для меня в общее рок-пространство. Народные северные напевы или форшлаги и мелизмы, отдающие северными деревнями — этого всего не нужно. Сейчас особенно, когда есть телевидение, интернет — все на одной волне, все друг друга слышат. Очень мало коллективов, на которых можно было бы заострить внимание, и очень много групп среднего порядка. Люди берут в руки гитару, ставят квинты, подключают примочку, гитара зажужжала и всё — мы умеем играть. Когда я начинал, мне нравилось то, что делала группа «Облачный край». Их я слушал ухом человека, еще не умеющего играть, не наевшегося всем этим. Они были своеобразным столпом.

— А как вам удалось выйти со своим творчеством за рамки одного города?

— Я просто старался, и у меня получилось. Я пишу неплохие песни, проверяю их сначала у себя на кухне, на людях не предвзятых. У самого у меня есть уши и мозг — я сам это слышу. Если песня в душу не вошла, неинтересная — глупо ее лечить, возрождать, лучше просто отложить.

— Во многих ваших текстах присутствует образ воина, обрекающий себя на сражения с неподвластными простому человеку силами. Как бы вы сами охарактеризовали своего лирического героя?

— Этого героя придумал не я. Это мифический образ — он постоянно присутствует в русской душе. Все пишут в общем-то об одном: о хороших и высоких чувствах, о поступках. Этот образ всегда есть в вашей голове, и когда вы слушаете наши песни, они вызывают у вас какие-то чувства. Я не пишу же рассказы, истории. Это мозаика образов, которая трогает в вас те самые струны, — это волшебство.

— Современного слушателя часто больше привлекает не столько качественная музыка, сколько некий продуманный образ исполнителя — и не важно даже умеет он петь или нет. В Архангельске прошел с зашкаливающим успехом концерт Ольги Бузовой, а, например, именитый джазмен Игорь Бутман или всемирно известный дирижер Валерий Гергиев полные залы не собрали. Как вы оцениваете такую тенденцию?

— Я помимо музыки уже десять лет занимаюсь прокатной деятельностью: ставлю свет и звук на многих из таких концертов, бываю на них, на Бузовой тоже работал. Я был уверен, что она провалится, потому что на саундчеке всё было не в ноты. Но потом, когда запустили этих малолетних девчонок, стоял один их визг. Он заглушал всю аппаратуру — и просто хором с ней спели. Она очень хорошо пропиарена, ее двигали профессионалы и за большие деньги. Она своеобразный пример для девушек такого же склада ума — простая девчонка, которая может всего достичь. Музыки там нет — 90% западных аналогов скинуто в треки, что-то, ориентированное на клубную музыку, булькает. Опять же это не новый эффект. В моё время было примерно то же самое с «Ласковым маем»: ребята из детдома, а вывозят деньги сумками. Только у них можно было песни под гитару петь.

— Вернемся к вашей музыке. «Черный рынок» целых 10 лет не звучал нигде, а после возвращения, в 2008 году, вы немного изменились, например, появился женский вокал. Что изменилось с его появлением?

— Женский вокал и вокалистка Ксения Изосимова появились только в 2014 году. Мы сделали это для красивого звука, и чтобы люди на концерте немного радовались глазами. Я никогда не задумывался, что что-то изменилось. Стало больше возможностей добавить какого-то спектакля и диалога, поиграть с женским голосом.

— Вы же выступаете на московских и питерских площадках, хоть и не так часто. Там аудитория иная?

— Там немного по-другому — их выходишь завоевывать заново. Туда приходят те, кто ни разу нас не слышали, но мы всегда их побеждаем. К концу концерта они восхищены, счастливы, удивлены. А секрет в чем? Искренность, честность, мелодия и магия слова — вот и всё.

— Алексей, вы говорите, что именно сейчас на будущее группы смотрите с надеждой. О чем еще мечтается?

— То, о чем я мечтал — уже получилось: много песен хороших написано, они записаны, людям нравится. А то, что площадки и гонорары не московские, а архангельские — это уже вопрос философии и меркантильный момент — хочется больше, богаче. Это нормальная практика для человека.

— А чувствуете ли вы себя счастливым?

— Человеческая жадность безгранична. Вряд ли счастливый человек осознает, что он счастлив, пока не теряет это счастье. Но я более объективен, чем многие, потому что размышляю над этим. У меня в голове есть комната с креслом качалкой, пепельницей и большим окном. Я взвешиваю, анализирую и думаю, что счастлив, если сравнивать со многими другими: жив, здоров. Мне бывает грустно, я не хохочу с утра до вечера, но я доволен тем, что есть. Мне просто приятно идти по улице и улыбаться. Это бывает так часто, что вполне могу называть себя счастливым.