«Пропасть может любой»: как паспортист, продавец и сотрудник оборонки объединились для поиска людей

Когда-то давно с северодвинкой Доменикой Чайковской в Москве произошла такая история: на две минуты в столичной толпе она упустила из виду свою пятилетнюю дочку. Ее охватила настоящая паника, она ощутила страх, бессилие, беспомощность. Оказалось, что ребенок просто зашел за ларёк выбросить мусор в урну, но те две минуты Доменика помнит до сих пор.

Дочка уже выросла и помогает иногда маме в том деле, которым Ника занимается. Она теперь координатор образованного около двух лет назад в Северодвинске поисково-спасательного отряда «Север». Его участники помогают в поиске пропавших людей по всей Архангельской области. Мы встретились с Доменикой и ее напарниками в этом деле и поговорили о том, что заставляет их в свободное от работы время прочесывать городские окраины или леса, кто чаще всего теряется и по каким причинам, как на это должны реагировать родственники и почему не всегда люди находятся.

— Основная наша работа началась после пропажи подростка Виталия Фадеева в Северодвинске в конце мая 2018 года. Об этом я и другие волонтеры узнали из соцсетей, за помощью обращалась его мать. У меня было тогда свободное время, и я решил присоединиться к поискам. Где-то около четырех лет до этого у меня уже был опыт участия в поисках пропавшей девушки. Так вот, две недели мы Виталика искали, перерыли весь город тогда. Но, к сожалению, его нашли уже погибшим рыбаки. Грустно было очень, — вспомнил Никита Марков.

Он работает на одном из оборонных предприятий Северодвинска и является одним из участников отряда «Север».

— Когда через две недели пришло известие о том, что мальчик погиб, мы очень тяжело это переживали. Казалось, что это настолько неправильно, когда в XXI веке пропадают люди прямо рядом с нами, в нашем городе, и мы уже как будто ничего не могли с этим сделать. Но мы собрались и поняли, что готовы работать дальше вместе для того, чтобы таких историй было как можно меньше. И решили объединиться, через 10 дней после того, как нашли Виталия, был создан постоянный отряд для поиска пропавших, — добавила Доменика.

Она работает паспортистом в домоуправлении и является координатором отряда, в который к сегодняшнему дню входят около 30 активных волонтеров (не считая тех, кто время от времени присоединяется к поискам). Поиском «потеряшек» все они занимаются в свободное от работы время. За почти два года существования «Севера» через него прошли более 150 семей с их историями. Почему чужая беда откликается в таких людях, как Никита и Ника? Что заставляет их срываться из дома после тяжелого рабочего дня на поиски в лес или на городские окраины?

— Всегда есть выбор: кому-то помочь или лежать на диване. Тут не то чтобы воспитание срабатывает, хотя воспитали меня хорошо, не жалуюсь, у меня отличные родители. Я из самой рядовой семьи, в ней нет спасателей или кого-то, чья профессия была бы связана напрямую с помощью людям. Можно воспитать прекрасного, доброго и отзывчивого человека, но при этом все равно не каждый увидит в себе способности тратить свое время на волонтерство. Мне это дело интересно, у меня возникает азарт — найти человека. Это не спортивный азарт, а тот, который возникает, когда ты занимаешься любимым делом. Взамен я получаю опыт, который могу применить в своей жизни. Потому что смотришь на истории людей, они все разные, и понимаешь, что можно предотвратить в своей семье, — ответил Никита.

Точка отсчета для начала работы поисковиков — когда на них выходят родственники пропавших (но сейчас иногда бывает и так, что им звонят полицейские и просят помочь с поиском). Получив обращение от родных, участники отряда проверяют, было ли подано заявление в полицию, и только если оно действительно было подано, начинают поиск.

— Потому что мы не помогаем, например, коллекторам. Не участвуем в дележке детей при разводе. Увы, бывают у людей такие мысли: с нашей помощью привлечь кого-то к ответственности. Смотришь, например, какой-то паблик, и видишь объявление в духе: «Разыскивается такой-то, просьба о нем сообщить», и фото прикреплено. Наивные люди сообщают иногда, где и когда видели человека, думая, что помогают. Но в таком случае важно задать вопрос, что вообще произошло и с какой целью человека разыскивают? Именно поэтому мы просим подтвердить то, что человек реально пропал, заявлением в полицию, — объяснила Доменика.

Еще одна вещь, с которой она и другие волонтеры постоянно сталкиваются, — мифическое «правило трех дней». Как говорит Ника, если вы уверены, что человек потерялся (не просто не отвечает пару часов на звонки, а, к примеру, еще в придачу к этому не пришел домой с работы вовремя, хотя раньше такого за ним не замечали), то это уже повод принимать меры.

— Не надо ждать три дня! Это распространенный миф в нашей стране: правила трех дней просто не существует! — подчеркнула Ника. — Мы прямо не устаем с этим представлением бороться. Как только заподозрили пропажу, обращайтесь в полицию, а потом сразу к нам. Ведь никогда не поздно остановить поиск, если выяснится, что произошло недоразумение. Но гораздо труднее нам работать, когда время упущено, прохожие путаются в датах, времени и описании событий или вообще забыли о них, а записи на камерах уже стерты.

Если человек действительно пропал, волонтеры начинают сбор информации. Поэтому один из важных этапов работы — беседы с родными пропавшего. Информацию собирают по специально разработанной анкете.

— Мы не лезем в душу глубоко. Нужна простейшая информация: чем занимался, где работал, с кем дружил и общался, в какие места ходил. Так мы сможем выстроить цепочку возможных передвижений человека. Может быть, по пути он заходил в какие-то магазины, его кто-то видел. Идем в эти магазины и расспрашиваем: вероятно, кассиры его запомнили или камеры записали, обычно в таких ситуациях нам всегда разрешают записи посмотреть, — рассказал Никита.

Доменика отметила, что разговоры с родными — очень важный этап и порой самый тяжелый с психологической точки зрения.

— Если человек пропал после ссоры с родными или ушел из дома в состоянии алкогольного опьянения, чаще всего родственники пытаются это скрыть. А для нас такие сведения крайне важны, без них мы можем вообще пойти по ложному следу. Тем не менее многим людям реально сложно раскрыть незнакомцам свои семейные дела, особенно если стыдно за какие-то поступки или слова. Так что объясняем, что у нас есть строгие внутренние правила: никаких «жареных» фактов о пропавших или об их семье мы никогда никому не рассказываем и тем более не публикуем, — сказала она.

Доменика добавила, что еще для того, чтобы составить хорошую ориентировку на поиск, важно обладать не только сочувствием, но и долей здорового цинизма.

— Если мы будем вместе с родными сидеть и плакать, то никто никогда никого не найдет, — подытожила она.

«Люди теряются даже с навигаторами»

Пропасть может любой человек, никто не застрахован. Как и люди, истории пропажи и поиска всегда разные. Волонтеры отмечают, что каждый человек индивидуален, какого-то одного рецепта для поиска всех и каждого у них нет, есть только алгоритм действий, которому они стараются следовать: разговор с родными, составление ориентировки, определение возможных маршрутов движения человека, отработка всех возможных вариантов по очереди. Но надежда есть всегда, поскольку все равно любой человек оставляет за собой какой-то след. Вопрос в том, насколько он будет отчетлив.

— Единственную группу риска, которую стоит выделить, — это люди, у которых могут быть провалы в памяти или потеря ориентации в пространстве, связанные с определенными возрастными изменениями психики или врожденными особенностями психического здоровья. Был такой, например, случай, когда девушка поехала по делам, проехала случайно свою остановку и просто зашла в здание, где стояли банкоматы, и сидела там, пока ее не нашли, не понимая, как выбраться из этой ситуации, — рассказал Никита.

Очень часто северяне теряются в лесу, особенно пожилые.

— Выглядят эти истории всегда примерно так: дедушка или бабушка, которые 20 лет ходят в один и тот же лес за ягодами или грибами, знают в этом лесу каждое дерево и каждый пенек, однажды не узнают их и начинают блуждать. Это может произойти потому, что сильный ветер повалит их деревья-ориентиры или на знакомых опушках появится подлесок. Даже компас не всегда помогает. Трудно поверить, но и с навигаторами и картами в телефонах молодежь теряется. Довольно часто в лесу возникает проблема: смотришь на карту — там есть дорога, поднимаешь глаза — перед тобой этой дороги нет. Сама с таким сталкивалась. Поэтому не стоит на генштабовские карты сильно полагаться, последнее картирование местности, если не ошибаюсь, было в 1980-х годах, все изменилось уже. Карты «Яндекс», Google, Bing, «Вики» — они достаточно свежие, — поделилась Доменика.

Она вспомнила о том, какой поиск для нее был самым тяжелым за все время существования «Севера». Он как раз был в лесу, тогда заблудился дедушка-грибник.

— Это было прошлым летом, в августе, на Мудъюгских озерах. Я возвращалась с работы и увидела сообщение о том, что служба спасения приглашает волонтеров туда на поиски. В этот момент у всех желающих присоединиться к группе обычно есть полчаса, чтобы сообщить, что они готовы выехать. Я написала, что еду, и поторопилась домой. Взяла там дежурный рюкзачок (у всех поисковиков есть такие дома, там уже заранее сложено все, что может понадобиться на выезде), переоделась. Выехали на место, где-то около часу ночи дедушку-потеряшку уже нашли. Казалось бы, все закончилось, все счастливы, но обратно идти вместе с дедом было очень тяжело и долго. Он в медицинской помощи не нуждался, но двигался с трудом, часто останавливался передохнуть. Мы все были мокрые по пояс, жутко замерзли. В общем, рассвет встретили в лесу. Когда вернулись в город, мне времени хватило только на то, чтобы заскочить домой в душ, переодеться и опять на работу. Поэтому эта история мне так запомнилась, — рассказала Ника.

Нередко пропадают из дома подростки — дети в переходном возрасте. Их называют «бегунками». Исчезать они могут даже не раз и не два. Как отметил Никита Марков, это не повод, чтобы их не искать: типа побегают-побегают да и сами вернутся. За такие случаи «Север» берется. Причинами таких побегов, по наблюдениям волонтера, могут быть простое невнимание родителей к тому, чем занят ребенок, скандал в семье или конфликты в школе.

Иван и бладхаунд по имени Вея

С момента создания с «Севером» тесно сотрудничали кинологи из архангельского объединения «Следопыт», а в ноябре прошлого года оно уже официально стало одним из подразделений отряда. Один из кинологов, который работает в отряде, — Иван Загайнов. Он работает продавцом-консультантом, а кинология и волонтерство — его хобби.

— В 2008 году моя мама Наталья взяла легавую собаку — как вы понимаете, это такая собака, с которой просто так погулять на поводке, ну... не получится. Изначально это охотничья порода, но у нас в семье никто охотой не занимался. Мама стала искать ей какое-то другое занятие. И вот нашла: в 2009 году при областной службе спасения в Архангельске начали формировать такой свободный отряд добровольцев с собаками для помощи в поиске пропавших людей именно в лесу, — рассказал Иван.

В то время он сам еще не мог ни завести своего пса, ни участвовать в поисках, так как учился в Санкт-Петербурге и в Архангельске бывал редко, а после учебы еще служил в армии. Вернувшись на родину в 2012 году, Иван взял гончую — щенка привезли ему специально из Америки. Это бладхаунд по имени Вея (по паспорту — Вейранг). Около трех лет до первого поиска долго и упорно «ставил» собаку для поиска, тренировал ее по три раза в неделю и в городе, и в лесу.

— Я ищу по следу, то есть по индивидуальному запаху человека. То есть когда в отряд обращаются за помощью родственники, я выезжаю вместе с собакой при необходимости на место, откуда пропал человек. Даю собаке образец запаха понюхать — это могут быть стельки, футболки, на самом деле, без разницы, какая вещь, лишь бы она принадлежала лично только пропавшему человеку. И дальше с собакой иду по следу примерно 500 метров или километр. Это помогает понять, в каком направлении он двигался, — объяснил Иван суть своей работы.

В городе собаке в целом работать труднее, так как много отвлекающих запахов и шумов. Но и в лесу непросто, так как там больше расстояния для поиска.

— Бывает, что я даю лишь какую-то общую информацию. К примеру, был поиск в городе однажды, пропал человек в комплексе домов на перекрестке улицы Галушина с Московским проспектом. Где-то около часа мы с Веей там работали, и я понимаю, что собака за пределы двора не выходит. Соответственно, группе я сообщаю, что человек либо уехал на автомобиле, либо находится в пределах этого двора. С этими данными ребятам уже гораздо проще работать: нужно прочесать тщательно двор или опросить таксистов. В итоге, я помню, пропавшего мужчину в этом дворе и нашли, — рассказал кинолог.

— Отряд у нас молодой, но мы быстро учимся. Нам очень сильно помогают службы спасения Архангельска и Северодвинска, делятся опытом, мы устраиваем со спасателями совместные сборы, то есть выезды для тренировки. Как правило, берем реальную историю человека, который давно пропал, формируем группу для поиска, выезжаем на место, где он мог находиться, и там отрабатываем алгоритмы, совмещая таким образом обучение с пользой: а вдруг получится найти новую зацепку и дело продвинется дальше? — рассказала Доменика.

Сотрудничает «Север» и с другими поисково-спасательными отрядами и группами в Архангельской области (к примеру, с новодвинским «Барсом») и России. Помимо профессиональных спасателей, помочь отряду могут буквально все, кто желает. Не обязательно при этом срываться в лес или прочесывать заброшенные здания на окраинах — поисковики понимают, что не все к этому готовы. Хотя, если вы готовы, то вам точно должно быть больше 18 лет, и вас не пустят участвовать в поисках, если вы пьяны или ваши обувь или одежда не соответствует местности или сезону. Приветствуются для работы в полях люди, которые имеют навыки ориентирования на местности и выживания в дикой природе. Отряду требуется штатный картограф.

Однако есть и другие задачи, которые посильны любому: можно составлять ориентировки, распространять информацию в соцсетях, реагировать на объявления о пропаже людей, сообщая о местонахождении пропавших.

— Мы верим в теорию семи рукопожатий, или в нашем случае лучше сказать семи репостов. Для любого человека не очень трудно репостнуть сообщение о пропаже человека в соцсетях и оглянуться по сторонам и посмотреть, нет ли этого человека поблизости. Ценные комментарии приходят к нам от обычных жителей и, поверьте, они здорово нам помогают. С развитием соцсетей у отряда становится не десять глаз, а десять тысяч глаз и возрастают шансы спасти чью-то жизнь, — добавила Ника.

Кроме того, отряд добровольный, а это значит, что вся деятельность финансируется самими волонтерами. При этом поисковики не берут денег за свои труды — это еще один из принципов работы отряда. Но не отказываются, когда им готовы пожертвовать необходимое в поисках оборудование.

— В нашем сообществе в соцсети есть специальный раздел с нашими нуждами. Как правило, нам нужны рации, фонарики, батарейки к ним и тому подобные вещи, — объяснила Доменика.

Сейчас, к примеру, «Северу» очень нужен квадрокоптер.

Говоря о качествах, которые должны быть у хороших поисковиков для работы в полях, участники отряда называют внимательность, способность концентрироваться, а также важны навыки ориентирования на местности.

— Но при этом не нужно никакого героизма. Главное, как я считаю, уметь действовать спокойно и размеренно. Так что мы ждем в наших рядах всех, кто готов помогать, — сказал Никита Марков.

Если вы хотите помочь отряду или сообщить о пропавшем родственнике, связаться с отрядом «Север» можно в его сообществе во «ВКонтакте» или по телефону 8 900 911-13-00.