«Ни один врач не скажет: «Всё! Вы через две недели умрете»: откровенное интервью с онкологом

Онкологические заболевания являются одной из основных причин смертности в России и во всём мире. Универсального лекарства от рака всё еще не изобрели. Об этом и о том, как обезопасить себя от онкологии, наши коллеги из UFA1.RU побеседовали с главным врачом клинического онкодиспансера Башкирии Аделем Измайловым.

— Адель Альбертович, расскажите, как обстоят дела со смертностью от онкологии в России?

— За последние годы медицина очень сильно развивается. Если посмотреть, что было сделано, можно сказать, что произошла революция. Увеличилось финансирование на лечение и выявление онкологии. В 2018 году бюджет всего диспансера составлял около 250 миллионов рублей, сейчас порядка 7 миллиардов рублей.

Нашим пациентам стали доступны самые современные диагностические методики, молекулярно-генетическая диагностика. Смертность от онкологических заболеваний, конечно, стала ниже. Уменьшилась одногодичная летальность, увеличилась пятилетняя выживаемость.

Раньше пациенты, которые обращались к нам с запущенными формами заболевания, погибали в течение шести месяцев. Сейчас они живут по 2–5 лет и могут жить дальше.

Отмечу, что на сегодня иммунотерапия подешевела в четыре раза. Раньше мы пользовались американскими препаратами, сейчас наши заводы выпускают препараты, которые не уступают по качеству и даже превосходят, которые эффективно помогают.

Нужно понимать, что онкология — болезнь возрастного населения, пик это 65–70 лет. Чем дольше живут люди, тем больше уровень онкологической заболеваемости. Мы стараемся и боремся за то, чтобы выявлять онкологию на ранних стадиях, ведь чем раньше мы выявляем болезнь, тем больше шансов вылечить человека.

— Вы говорите, что медицина развивается с каждым днем, но почему до сих пор не появилось универсальное лекарство от рака?

— Рак — это не одно заболевание, это целый ряд патологий, который носит такое условное обозначение. Заболевания абсолютно разные по молекулярно-генетическим характеристикам. Общее у них одно, что клетки выходят из-под контроля иммунной системы и начинают бесконтрольно размножаться.

Например, опухоль почки по гистологической структуре бывает порядка 10 разновидностей. Соответственно на каждый случай применяются разное лечение и препараты.

Проводя обследования, мы понимаем, какое лечение подойдет тому или иному образованию. Например, если мы выявляем мутации, мы применяем таргетную терапию. Она менее токсична, не убивает все клетки в организме и действует непосредственно на цепочку. Дает либо стабилизацию, либо хороший ответ на лечение, которое длится годами.

— Можно ли понять, что у тебя рак еще до обследования?

— Рак на ранней стадии абсолютно бессимптомный, и нужно проводить дополнительные исследования. Клинические симптомы — жалобы, кровь в моче, болевой синдром, слабость, утомляемость — появляются уже при запущенных формах заболевания. Поэтому мы всё время предлагаем людям пройти диспансеризацию, чтобы выявить рак на ранней стадии.

— Как часто необходимо проверяться?

— Проверка на выявление шести наиболее распространенных видов рака включена в программу диспансеризации. То, что проводится бесплатно, по ОМС, и доступно всему населению России. Наша задача контролировать качество этой диспансеризации, а задача людей прийти и пройти ее.

Те, кто не может пройти диспансеризацию, например, времени нет, могут пройти чекап. Это более широкая программа, но уже платная, ее невозможно провести по ОМС. Но если позволяют финансы, люди могут пройти эту программу в удобное для себя время, и не только по части онкологии, но и по другим заболеваниям.

Следить за здоровьем нужно всегда, но начиная с 45 лет здоровьем нужно заниматься активно и хотя бы раз в два года проходить те исследования, которые помогут выявить на начальной стадии различные заболевания.

— Есть ли продукты питания, которые вызывают рак?

— Если бы какой-то продукт питания вызывал рак, он бы не был допущен к применению. Конечно, желательно есть натуральные продукты, которые произведены фермерами, но в современном мире, наверное, это невозможно.

Определенно, спиртное и табак повышают риск заболевания. Курение табака это рак мочевого пузыря, это рак желудка. Потому что пары табака заглатываются, это рак легкого. Риски у курильщика заболеть намного выше. Это показывает статистика, и мы видим это в своей обычной жизни.

— Что самое трудное в работе онколога?

— Когда помогаешь пациенту 1-й и 2-й стадии, проводишь операцию или лучевую терапию, и понимаешь, что человек выздоровел и будет еще долго жить, чувствуешь моральное удовлетворение и профессиональную гордость за свою работу. Пациент тебе благодарен и родственники.

Самое сложное — это работать с пациентами 4-й стадии, запущенными случаями. Особенно с теми, кому мы уже не можем помочь. Об этом пациенту сложно сообщать. Мы же не можем сказать больному, что нет никаких шансов помочь. Говорим, чтобы пил таблетки, делаем уколы, пытаясь как-то помочь. Важно психологически поддерживать человека.

С родственниками тяжелобольных бывает сложно общаться. Они не медики и зачастую не понимают суть происходящих процессов. Бывают агрессивно настроены, говорят: «Вы не хотите лечить». Они не понимают, что мы, врачи, пытаемся максимально помочь пациенту. Но объяснить родственникам, что пациент инкурабельный, бывает не просто.

Хочу сказать, что у нас в отделении паллиативной помощи работают люди, которых не встретишь нигде в повседневной жизни. Потому что помогать пациентам, которых уже нельзя радикально вылечить, которым нужна поддержка, это сложно, не каждый человек способен на такую работу. Я отношусь с большим уважением к медсестрам, врачам, которые помогают этому контингенту пациентов и психологически, и медикаментозно.

— Как сообщить пациенту, что ему осталось недолго?

— Ни один врач не скажет пациенту: «Всё! Вы через две недели погибнете». Это сложно психологически. Не пациенту нужно говорить об этом, а родственникам. Проблема, когда пациент приходит один. Поэтому, если пациент тяжелый, желательно, чтобы на прием приходили родственники, чтобы они зашли отдельно и побеседовали с врачом по прогнозу заболевания.

— Как реагируют пациенты, у которых еще есть шансы?

— Люди, которые узнают о диагнозе, испытывают колоссальный стресс. Даже для тех пациентов, в выздоровлении которых мы уверены. Важно поговорить и правильно объяснить ситуацию, даже иногда бывает уговорить, например, на проведение операции или лучевой терапии.

— Бывают истории исцеления пациента со сложным диагнозом, у которого было мало шансов, но он, несмотря на это, вылечился?

— Еще когда работал в урологии, был пациент на 4-й стадии рака почки. У него были метастазы в легких, лимфоузлах. Прооперировали, он получил курс иммунотерапии. Через полгода у него появился метастаз в головном мозге, нейрохирурги его убрали. После этого пациент полтора года продолжал поддерживающую иммунотерапию с положительной динамикой, был регресс метастазов.

Он жил далеко от Уфы и в один момент перестал приезжать на лечение, слег. Я тогда подумал, что пациент погиб от прогрессии заболевания. Каково же было мое удивление, когда я встретил этого человек спустя пять лет. Я не поверил своим глазам.

Мы его пригласили, провели полное обследование. Абсолютно никаких следов онкологического заболевания у него нет. Осталась неврологическая симптоматика после удаления метастаза головного мозга. Но человек полностью выздоровел.

Его супруга рассказала, что он действительно слег и пролежал два года. Принимал какие-то травы, жена его поила от отчаяния. Спустя два года встал на ноги и начал потихоньку ходить. Потом вновь устроился на работу и он вот до сих пор живет.

Когда я разговаривал с опытными онкологами, у каждого врача обязательно есть такой случай. Поэтому чудеса бывают, не нужно складывать руки, нужно всегда надеяться!