Исповедь террориста: в 18 лет он хотел подорваться в Казанском соборе

В 2018 году в Казанском соборе, куда ежедневно съезжаются туристы со всей России и мира, могла произойти жуткая трагедия — там хотел подорваться 18-летний петербуржец Евгений Ефимов, но его вовремя задержали сотрудники ФСБ. Прилежный ученик, любящий сын в благополучной и интеллигентной православной семье. Скромный, симпатичный. Никто не ожидал, что под постоянным присмотром отца, матери, бабушек и дедушек вырастет смертник. К теракту его подготовили в интернете, в том числе психологически: инструкции приходили в телеграм-каналах запрещенной в РФ организации «Исламское государство».

Мы встретились с Евгением в колонии строгого режима. Он рассказал 29.RU, как попал под влияние террористов в мессенджере, кто подтолкнул его к самоубийству с возможными жертвами, что делали для спасения сына родители — православная мать и отец-старообрядец.

Эта откровенная беседа должна стать для каждого громким предупреждением. Как объяснил нам заключенный, попасть в запрещенную группу проще простого, выйти — почти невозможно.

Вот так выглядело задержание 15 декабря 2018 года, через два дня могло случиться непоправимое.

Абдурахман. Потерянная юность. 5 лет на осознание

История Евгения Ефимова, как бы жутко ни звучало, может повториться в других семьях: запрещенные знания сами находят своих жертв в интернете. Тихий подросток может стать ведомой куклой в руках террористов, которые, судя по всему, знают, как манипулировать психикой.

На осознание поступка Ефимову дали пять лет. В 2022 году его должны освободить. Сейчас петербуржец на этапе полного раскаяния и уже готов разговаривать о том, что пережил. Чтобы поговорить с ним, едем в холмогорскую колонию строгого режима № 12.

Всего в часе езды от Архангельска живут впервые осужденные по особо тяжким статьям: убийцы, похитители людей, наркоторговцы, взяточники, насильники и педофилы. Тут же — в изоляции от общества — проходит молодость и нашего собеседника, которому всего 21 год.

Приближаемся к отряду № 3, где сидит Ефимов. Колония строгого режима для убийц и террористов. Как вы себе ее представляете? Наверно, в мрачных красках.

Условия оказались почти как в санатории: всюду чистота, ремонт, уютная мебель в комнате для свиданий. Местами всё выглядит даже лучше, чем в некоторых общежитиях Архангельска.

В отряде, где содержится Ефимов, обычные условия, нестрогие (при колонии есть и такой отряд). Беседовать решили в кабинете заместителя начальника колонии.

Заходит Евгений. Бледный вид, правильные черты лица, грустные глаза, потертый от времени или стирки портрет на серой робе. Такому молодому самое место на занятиях в университете, в шумной компании сверстников или на свидании с девушкой. Самое время путешествовать, пробовать себя в чем-то, просто жить. Но он здесь — за колючей проволокой.

Евгений садится напротив. Нет в нем ни агрессии, ни зажатости. Он отвечает на вопросы подробно, охотно, на каждый — почти сразу. Есть ощущение, что его не смущает ни внимание журналистов, ни взгляд сотрудников УФСИН, которые остались на время разговора в кабинете.

Всякий раз, когда в диалоге возникала редкая пауза и он задумывался, — это был вопрос не о нем. Например, кто сдал его спецслужбам, Евгений не сказал — опасается за безопасность этого человека.

В целом заключенный без эмоций, но в подробностях говорил про планы о подрыве в храме Санкт-Петербурга, которые ему не дали реализовать. Про материалы и инструкции террористов. Про людей из запрещенных группировок, с которыми общался. Жуткие вещи, сложно сопоставимые с его видом, который не вызывает никаких подозрений.

До беседы мы знали о нем не так много: холост, образование среднее, ранее не судим. Жил в Санкт-Петербурге на улице Стойкости. Клички уголовной нет, но есть второе имя, мусульманское — Абдурахман. Ислам принял в мае 2016 года, когда ему было 17.

На теракт решился в ноябре 2017-го: сам изготовил взрывчатое вещество, в планах был подрыв в Казанском кафедральном соборе города Санкт-Петербурга, однако его задержали сотрудники ФСБ России. Уже в СИЗО-1 молодой петербуржец признался, что попал под влияние ИГИЛ (организация запрещена на территории РФ).

Ефимов был и остается мусульманином. Еще подростком регулярно осуществлял намаз, читал суры Корана на арабском языке, но стал общаться со сторонниками опасной группировки в «Телеграме», в том числе по видеосвязи. Каналы он получил от пользователей, которые комментировали шокирующие ролики на «Ютьюбе». Потом террористы стали скидывать ему пропагандистские видео, в том числе со сценами казней, и общались с петербуржцем по видеосвязи — были одеты в полевую маскировочную одежду, имели при себе оружие.

Сейчас Ефимов понимает, что подростком мог сотворить ужасное. Возможно, ощущение этого — ответственности за то, что не произошло, но может повториться в исполнении других — стало причиной сотрудничества со спецслужбами.

Весь срок он помогал раскрывать и расследовать преступления. Только в колонии строгого режима пришло раскаяние: увы, ни материнская строгость, ни отцовская забота не повлияли на 17-летнего сына.

Отец — строитель, получает высшее образование. Мать — администратор в салоне красоты со средним образованием. Сам Ефимов говорит, что над ним буквально тряслись родители. Сегодня он отзывается о семье с любовью и острым чувством вины. Именно отец отвел его в мечеть (где потом парень и принял ислам), чтобы доказать, что мусульмане — не равно террористы, что это мирная религия. При этом сами родители, как выяснилось, имеют другие религиозные взгляды.

— Мама у меня православная, а отец — старовер. Он тоже христианин, но ходит в старообрядческую церковь. Родители были против всего этого. Мать — в том числе насчет принятия ислама. А о приверженности этим взглядам и говорить нечего. Отец в принципе был не против, чтобы я исповедовал ислам, но был против радикальных течений.

— Почему ислам?

— Я начал читать Коран. Изначально всё это было в контексте военных действий в Сирии. Одно услышал там, другое — здесь, в конечном итоге решил почитать, скажем так, главное религиозное писание, самое почитаемое у мусульман. Коран.

В мечети, куда Ефимова привел отец, с парнем поговорили о том, что такое ислам:

— Что это не новая религия, а религия, которая исходит от первого человека, от Адама. Потом перешли к вопросу об «Исламском государстве»*, их терактах. Мне объясняли, что это самоубийство, то есть ни о каком рае в результате этого не может идти речи, — вспоминает он.

Мы спросили Евгения, почему тогда он стал приверженцем именно радикального крыла:

— Как раз-таки эти люди говорили о том, что остальные мирные течения ислама не имеют никакого отношения к исламу. Они просто-напросто тянули одеяло на себя: «Мы на истинном пути, те, кто за нас, попадут в рай, те, кто против, соответственно»… Там, по сути дела, разговаривай, не разговаривай, очень сложно из этого всего выйти. Был момент, когда я вроде как отказался от этих идей. Хотел поехать учиться по исламским наукам в Крым, но не получилось, и я обратно вернулся в это течение.

Евгений говорит, что сегодня ему интересно изучать православие. В детстве он был крещен, но мало знал до колонии об этой религии.

— До задержания я под влиянием каналов не признавал ни православие, ни иудаизм. Четко — ислам. Причем не просто ислам, а этого течения — что надо воевать с неверующими. Сейчас я понимаю, что это практически одна и та же религия. Мне захотелось познакомиться с православием. Появилась такая возможность: два года дистанционного обучения, которое ведет настоятельство из монастыря в городе Раево Московской области. По сути дела, я стал более терпимым. Сегодня я считаю, что каждый человек волен выбирать религию. Естественно, если это не будет в ущерб другим. Не какие-то радикальные религиозные течения. Хочет быть православным — значит так. Хочет быть мусульманином — пускай будет.

Рос Ефимов обычным мальчиком: в школе посещал спортивную секцию, увлекался фокусами, в том числе и карточными. Потом, как говорит сам, «с головой погрузился в учебу». Собирался поступать в технологический институт, рассматривал несколько специальностей. Особый интерес вызывал химический факультет. С родителями отношения у него складывались хорошо, конфликтов не было.

— Хоть они и в разводе, но с отцом я общался регулярно, бывал у него каждые выходные, а жил у матери. С бабушками и дедушками с обеих сторон точно так же общался, гостил у них, ездили вместе в отпуск. Продолжаю общаться с ними, примерно два раза в неделю я с ними созваниваюсь. Здесь есть очень хорошая услуга — видеозвонок. Это, конечно, облегчает пребывание тут, особенно в нынешнее время в связи с пандемией, — сама возможность общения.

— Как они отреагировали, когда узнали, что ты готовил теракт?

— Естественно, когда меня задержали, все были в шоке. Сказать, что были расстроены, — не сказать ничего. Сейчас смирились, осознали всё, что произошло. Я точно так же осознал всё. Вопрос не в том, что сейчас ничего нельзя изменить. Главное — не повторять таких ошибок в будущем. И по мере возможностей, естественно, постараться донести это до других людей.

— Вышел я на них, просматривая видеоролик на «Ютьюбе» (это было в начале 2017 года, ислам принял в 2016-м. — Прим. ред.). У них были каналы-однодневки, потому что их постоянно блокировали. Просматривая один из видеороликов, я и нашел ссылки в комментариях на каналы, там завязалось общение, которое вылилось в то, что мне навязали эти идеи. Можно сказать, подготовили ко всему этому посредством видеоконтента, текстовых книг, аудиозаписей.

Видеоролики, как говорит Евгений, были в основном посвящены религии.

— Но отклонения были и на мирную жизнь, то есть в самой Сирии, и в сторону военных действий, как они там протекали. Соответственно, обучающие видеоролики. И относительно религии, и относительно совершения террористических актов. Материалы с 2001 года и с 2005 года, с 2010 года и современные видеозаписи, в которых объяснялось, почему необходимо совершать террористические акты. Если коснуться записей 2017 года, то существовал один из русскоязычных так называемых шейхов, который объяснял всё следующим образом: «В Сирии ведется война, в ней участвует Российская Федерация. Люди на территории Российской Федерации платят налоги, которые идут на войну. Финансируют военные действия». Говорили, что если убить, например, сотрудника правоохранительных органов, то, по сути дела, получится, что при выполнении должностных обязанностей человек погиб — работа, связанная с риском.

— При чем здесь мирные жители?

— Говорили, что тогда (после терактов. — Прим. ред.) люди начнут задумываться, что государство влезло в войну, а страдают от этого мирные жители. Какая-то такая логика была. Насколько я сейчас понимаю, была цель дестабилизировать обстановку в народе. Была политика террора. Эти люди с такой точки зрения говорили. С позиции религии никак не подтверждали. Например, лекции одного человека не были посвящены тематике терактов, были по религии: по сути дела, о духовной брани. Как надо бороться с собой, со своими желаниями пагубными, с пороками, со страстями. В тех аудиозаписях (про теракты. — Прим. ред.) я помню, что не было никаких обоснований из религии.

— Кто попадает под это влияние? Почему так происходит? Тот, кто не подвергает критике информацию? Или всё из-за юного возраста?

— Примерно так, да. Критическое мышление не было сформировано. И было желание приобщиться к чему-то большому. Там есть разные люди (говорит про возраст. — Прим. ред.). Поскольку в самой Сирии я не был, в основном видел по видеозаписям, там и молодежь есть, и пожилые.

— Планируешь после всего этого побывать в Сирии?

— Естественно, если там наладится мирная жизнь, было бы интересно. В принципе — мир увидеть.

— Сейчас, конечно, если бы мне такое (говорит про теракт. — Прим. ред.) предложили... Я уже понимаю, что из этого выйдет. Конечно, ни в коем случае не стал бы таким заниматься. Мало того, что не стал бы заниматься, обратился бы в правоохранительные органы. На тот момент я не в полной мере осознавал последствия всего. И для себя, и для людей, и для родителей.

— У тебя были сообщники?

— Я нашел людей, посещая мечеть, которые поддерживали эти взгляды. Познакомился с человеком через своего знакомого. Этот человек высказал свою приверженность к радикальному течению. Дальше он уже меня познакомил с другими. Четыре человека из них были осуждены. У нас были встречи, на которых мы это всё обсуждали, но никто не помогал мне в подготовке.

— Как ты вообще утвердился в мысли, что нужно совершить теракт?

— Общался с людьми в мессенджере. Они присылали видеозаписи. Аудиозаписи, книжки, буклеты. Читая, слушая, просматривая эту информацию, я пришел к такой мысли. Мне объяснили, что таким образом я отомщу за мусульман, которые погибли в Сирии, и попаду в рай.

— Не думал о тех людях, которые погибнут при теракте?

— На тот момент, конечно, всё было представлено мне так, что я всё делаю правильно. Что я должен это сделать. В тот же самый момент я писал одному из своих кураторов (их было несколько), что у меня есть определенные сомнения. Он сказал, что мне необходимо это сделать. И я начал готовиться.

— Как эта структура выглядит изнутри?

— Есть человек, через его канал напрямую с ним общаешься. Прогуливаясь по Невскому проспекту и проходя мимо дома Зингера, один из людей обратил мое внимание на Казанский собор.

— Имеешь в виду одного из четверых людей, которого осудили после тебя?

— Да.

— Какие были мысли за несколько дней до запланированного теракта?

— Сейчас сложно вспомнить. Естественно, страх был. Были мысли, что будет после этого. Убежденность и общение с теми людьми не давала возможности отойти от этого всего.

— Вы не отказывались от плана?

— Не отказывался.

На суде адвокат говорил, что Ефимов выбросил взрывчатку, потому что она не получилась. Евгений соглашается, что так и было. Мы спросили, была ли у него беседа с правоохранительными органами до задержания.

— Один раз было с сотрудником ФСБ. Ночью, когда меня забрали с молельного дома в июне 2017 года. А задержали в декабре. Спрашивали, являюсь ли участником той террористической организации. Я отвечал, что нет. Сотрудник не предупреждал об ответственности, в общих чертах сказал, что не следует интересоваться этими вещами. От убеждений своих я тогда не отказался, но стал поосторожнее вести себя. А приехал он после того, как меня забрали из молельного дома по вызову сотрудников полиции, которые начали проводить со мной беседу.

— Это был как раз тот молельный дом, где было общение про мои заблуждения о связи ислама с терроризмом. Они начали объяснять, что мне необходимо заботиться о своих родителях, помогать им, оказывать внимание. Было несколько попыток меня вразумить.

— А как сотрудники ФСБ узнали о подготовке теракта?

— Другой человек сообщил. Он обо всем этом знал. Не родственник и не знакомый. Не знаю, что есть в интернете (у Ефимова нет выхода в Сеть. — Прим. ред.), просто в целях безопасности не хочу называть его имя. Это абсолютно незнакомый человек. Определенным образом он узнал о моих планах.

— Почему ты пошел на сделку со следствием и что думал, когда тебя поймали?

— Когда поймали, некоторое время я еще был под влиянием всей этой идеологии. Потом отошел от этих убеждений, поскольку никакого воздействия из интернета на меня не оказывалось. Впоследствии общался с одним из своих сокамерников. Он мне тоже объяснял, что такое «Исламское государство»*. Отказался от своих взглядов где-то через полгода. Это было не сразу, а постепенно. Я хочу подчеркнуть, что это довольно большой промежуток времени — полгода. Никакого воздействия, никакой информации мне не поступало от тех людей, и тем не менее я оставался какое-то время приверженцем этих взглядов.

— Как сейчас относишься к ИГИЛ*?

— Сейчас я прекрасно понимаю, что сама эта организация не имеет никакого отношения к религии. Она, прикрываясь религией, действует даже не в своих интересах, а в интересах другого государства. Америки. Я размышлял над этим. Сколько они воевали с американцами? И они (имеет в виду американцев. — Прим. ред.) как будто бы ничего не могли сделать. Так или иначе, чтобы эта структура так разрослась, там должны быть психологи, финансирование. Всё непросто. Там были не любительские видеоролики.

— Я помню, в одном из таких фильмов рассказывалось о событиях с видеорядом, где сторонники «Исламского государства»* на «Хаммерах» в форме иракской армии с шевронами и оружием заезжают в город и расстреливают военнослужащих. Заходят в дом, как будто они пришли как представители власти, выводят людей. У них уже есть вся информация — кто и где служит. Это есть в интернете, прямо показывают эти кадры. Там финансирование было очень серьезное.

— Почему ты говоришь, что это именно Америка?

— Я общался с человеком из Йемена. Он был беженцем. Он рассказывал, что жизнь в Йемене была спокойной, тихой, мирной, пока не пришли американцы. Как только они туда пришли — сразу появился ИГИЛ*. Какие-то течения религиозные, которые призывали к войне. И разгорелась война — всё же началось с Ирака. ИГИЛ* раньше называлось ИГИ — «Исламское государство в Ираке» (организация запрещена на территории РФ). Насколько я знаю, хотя мои знания не столь обширны, американские войска вторглись в Ирак под предлогом поиска химического оружия. А группировка была в Ираке.

— Но американцы же воюют с ИГИЛ*?

— А они не могут не воевать с ним. Когда в Сирию пришла Россия, за год от ИГИЛ* ничего не осталось. А американцы сколько там воевали? Вот и всё.

— Зачем тогда они устраивают теракты в США, если они их финансируют?

— Вопрос в том, что нельзя эту идеологию удержать от граждан Америки. Понятно, что машина запущена, но попадают туда люди в том числе из Америки, из России и из Европы.

— У тебя сейчас вообще есть ощущение ошибки?

— Я бы даже сказал не ощущение, а твердая уверенность, что эта была ошибка.

— Даже в Коране сказано, что тот, кто убил невинного человека, как будто бы убил всё человечество. Естественно, эти люди не имеют отношения к тому, о чем говорили представители «Исламского государства»*. Я считаю, Бог дал всем жизнь на этой земле, и человек ее не может отбирать.

— Изначально ты читал Коран, а потом в фильмах, которые тебе показывали, были кадры насильственной смерти. Не возникло внутреннего диссонанса?

— Цитата, вырванная из контекста, может трактоваться как угодно. А там были как раз отрывки из Корана. Они трактовались так, как этого желали определенные люди. Поэтому и важно изучать религию. Не от каких-то людей, которые где-то сидят, записывают аудиозаписи и присылают их. А, например, пойти в ту же самую мечеть, там проводятся занятия. Там уже сидеть, заниматься. Желательно, как у нас в Санкт-Петербурге, мечеть у метро «Горьковская».

Сейчас с производства Ефимова перевели на работы по обслуживанию территории колонии.

— Занимаюсь самообразованием. Хочу пойти учиться в университет после освобождения, пересдать экзамены. Готовлюсь: учу русский, английский, историю. Хожу в воскресную школу. Здесь есть церковь. Приходят с Московской области задания, в этих заданиях обозначен список литературы, который необходимо прочитать. Далее в соответствии с литературой прочитанной отвечаешь на вопросы. Литература здесь есть, здесь довольно богатая библиотека.

И до колонии Ефимов много читал и учился, а теперь грезит поступлением в вуз. Только куда — не знает.

— Здесь нет интернета, сложно сказать, в какое учреждение. С языками связанное что-нибудь. Филолог, лингвист.

Главное, чтобы с возвращением в глобальную паутину он использовал ее могущество для пользы и не попал под влияние снова.

* ИГИЛ — запрещенная на территории РФ организация.