Днем 19 апреля, в Пасху, мы заглянули в Церковь Успения Пресвятой Богородицы. Пожалуй, никогда еще на Светлое Воскресение тут не было так мало людей. Клирик храма иерей Назарий Ярема уделил нам несколько минут, чтобы вместе разобраться, что движет людьми, которые вопреки предупреждениям идут на праздники в храмы, какие сложности претерпевает церковь во времена самоизоляции и боятся ли сами священники коронавируса.
«Вера их побудила прийти и прославить Творца и Господа»
В первую очередь мы спросили отца Назария, как распространение коронавируса повлияло на праздник Пасхи.
— Пасха — это самый главный праздник. Без него не было бы всех остальных. Очень прискорбно, что именно в этот период случилась эпидемия. Конечно, людей меньше, потому что церковь — те же граждане того же государства, они прислушиваются к волеизъявлению представителей государственной власти. Советуем горожанам, чтобы люди соблюдали меры самоизоляции, поэтому в праздник Пасхи мало людей, почти нету. Обычно в этот день приходят даже те, кто вообще в храм не ходит. Раз в году они знают, что надо освятить куличи, яйца, творожную пасху и поставить свечку. Но не в этом году. Прискорбно, людей мало, но те, что пришли, они герои, можно так сказать. Потому что, рискуя попасть в группу зараженных, они пришли, потому что вера их побудила прославить Творца и Господа. Праздник Пасхи — это праздник победы жизни над смертью, поэтому настоящие истинно верующие люди не боятся быть зараженными и приходят в храм. Знают, что самое главное — это вечная жизнь, жизнь с Богом, воскресение с Христом.
По примеру тех людей, которые в первые века христианства, невзирая на явную опасность, осознанно шли на мучения, зная, что их убьют. Они приходили, говорили — я христианин. Хотя говорилось «возьми просто горсть ладана, всыпь на жертвенник языческому Богу, и ты будешь жить, ты не умрешь». Но они считали это богоотступством, поэтому были тверды и не боялись. У них было чаяние вечной жизни. Из-за этого была твердость в вере.
Знаете, в этот период, я думаю, каждый христианин, каждый верующий человек испытывает свою веру. Когда всё хорошо, можно сказать — я верю в Бога, и чего там ещё напрягаться. А когда какая-то ситуация нестандартная и что-то выходит за рамки обыденного, мы проявляем себя, какие мы внутри. Те, у кого был личный опыт общения с Богом, — для них какая бы ни была информация извне, она не подействует. Они тверды в своем, они к своему идут. Те, у кого такого опыта нет, только сама информация о вере в Бога, — это ничего не дает, это не основа веры. Вера — это дело, это жизнь, другая жизнь.
«Пастырь выходит пасти стадо, и некого пасти»
Отец Назарий признается, что для церкви сейчас наступило непростое время, как он объясняет нам, «все священники являются пастырями Христовыми, которые, образно говоря, как сказано в Писании, пасут овец».
— Овцы — это все верующие люди. И когда пастырь выходит пасти стадо, мы видим, что некого пасти. Людей мало, 10–15, максимум 20, и всё. Прискорбно, потому что некому проповедовать слово божие, некому нести благую весть, проповедь Евангелия.
Обычно в Пасху, как говорит наш собеседник, храмы не вмещают людей, а теперь можно по пальцам пересчитать. Сегодня в храме пусто, но в Вербное воскресенье многие церкви не знали, как им быть, — люди приходили вопреки рекомендациям властей. В таких ситуациях сами священники тоже рискуют, вспомним хотя бы про заражение в Москве. Мы спросили, не боится ли отец Назарий, выполняя свою миссию, стать жертвой коронавирусной инфекции.
— Лично я больше года нес послушание службы в онкодиспансере. Там, в храме, мы совершали регулярно литургии, соборовали, приходили, с людьми общались. Сам род деятельности побуждает общаться с больными людьми. Священник — своего рода врач, только духовный. Часто бывает вызывают на дом поисповедовать, причастить кого-то, ещё до этой вот пандемии так называемой. Приходишь, говорят тебе — он болеет тем-то. И понимаешь, что это вирусная инфекция, что конкретно можно заразиться, но ты веришь в Бога, что Господь защитит. Когда причащаешь человека, веришь, что это святая чаша и там жизнь внутри чаши. То есть, невозможно через жизнь заразиться смертью. Это две противоположности. Наверное, всё на вере зиждется, на этом личном опыте, о чем я говорил.
При этом, конечно, во всех храмах приняли меры профилактики распространения коронавируса: это и выдача масок на входе, и разметка на полу, и обработка поверхностей специальными дезинфицирующими средствами. Но в этой ситуации многое зависит и от самих прихожан.
— Мы постоянно призываем и в СМИ, и афиши публикуем на дверях при входе в храм, чтобы люди соблюдали правила. Чтобы они были в масках, чтобы стояли в храме полтора-два метра друг от друга, меньше чтоб обнимались. В новостях где-то была информация недели две или три назад, что какая-то секта в России вся заразилась коронавирусом. Что они делали? Они все пришли в масках, но по какой-то обрядовой части должны были со всеми обниматься. И вот они все пообнимались, там где-то человек 30 или больше, и все сразу… Мы в храме-то не обнимаемся, мы только приходим. Единственное, что мы приступаем к святой чаше, мы, бывает, целуем иконы — всё, больше ничего. Мы ограничились, потому что мы тоже люди, боимся как люди, у нас страх есть, инстинкт самосохранения.
Куличи, как говорит отец Назарий, в этот раз не освящали.
— Сегодня после литургии просто пришли двое людей, сказали — можно освятить? Ну, двоим, чего там освятить. Это как исключение. А вчера мы их не освящали, как обычно. Потому что об этом было сказано заранее, кому освящать, если люди не пришли? У нас сегодня в храме были медработники, которые, я думаю, больше в этом осведомлены, были наши работники храма, пономари, пара-тройка прихожан и всё.
Про коронавирус: «Чаша переполняется»
Мы спросили у отца Назария, что лично он думает о коронавирусе.
— Знаете, в истории церкви и человечества на земле есть закономерность, и она повторяется. Люди грешили, нарушали волю божию, на них попускалось какое-то несчастье. То ли это была какая-то война, то ли это был какой-то переворот, то ли их захватывали неприятели, то ли это была какая-то моровая язва. То есть Господь, так скажем, как будто бы наказывал людей за их грехи. На самом деле, Господь не наказывает, потому что он есть любовь, он щедр, милосерд, он наш отец. Он только попускает, чтобы мы поняли, что без него туго. Я думаю, сегодня так же.
После советского времени храмы открыты, всё разрешено, свобода вероисповедания, но люди как-то так не особо реагируют и плохо отзываются. Тем более в Европе развиваются такие виды греха явного, как содомия, за которую были уничтожены города Содом и Гоморра в древности. Я думаю, всё взаимосвязано. Какое-то количество греха накапливается в истории человечества, чаша переполняется, Господь попускает, и мы так — раз — встряхиваемся. Как тот же ребенок. Если ему говоришь — не делай так! — он не понимает. Его возьмешь так, встряхнешь, повысишь голос на него или более убедительно скажешь — раз, понял, дошло до него. И мы тоже в истории заигрываемся, что нам хорошо и всё у нас слава Богу, и потому такие вот явления происходят.
Про закрытие храмов
— Я не эксперт в истории, но, насколько мне известно, даже когда на нашей Руси были моровые язвы, нашествия, храмы никогда не закрывались. Наоборот, люди шли, каялись, люди молились, и это всё прекращалось. В советское время так же храмы не закрывались. Да, просто была политика такова, что людям говорили, не нужно туда идти. Тех, кто шел, высмеивали, брали под арест, записывали, но храмы сами не закрывались. А если мы сейчас закроем, получается, мы сделаем больше, чем было сделано в прошлом веке против церкви.
Тем более, Священное Писание, как книга, благодаря которой мы живем, мы из неё черпаем источник веры в Бога, и там написано, что когда народ израильский отпадал от Бога, Господь на него нагневался и послал какую-то моровую язву. Вставал между убитыми и между живыми Моисей, воздевал руки к Богу, молился, и язва прекращалась. Я думаю, через молитву. Да, может быть, в храмах будет меньше народа, меньше людей, меньше прихожан. Но молитва должна идти. Всё равно мы все под Богом ходим. Я считаю, что главная причина всех наших заболеваний — духовная. Без греха мы бы не болели так, как мы болеем сегодня.