Пятое мая. Авиарейс Тромсё — Киркенес. Я пристегнула ремень, и рядом кто-то из пассажиров рассказал о трагедии в Шереметьево — на тот момент подсчёт жертв только начался. Сердце застучало быстрее, завелся и двигатель нашего судна. Взлетели.
Мы оторвались от земли, а с ней от интернета, и оказались в небе только с теми фактами, что успели прогрузить на телефонах. 13 жертв. Пожар.
Впереди посадка в Киркенесе, а потом путь на автобусе в Мурманск. Пару дней назад сама летела в Шереметьево из Мурманска, причем через тот же терминал. Честно говоря, и без жутких новостей было как-то не по себе. Природу этого страха непросто объяснить. Да и страх ли это?
Ты же видишь, как твой самолёт готовят к взлету, много людей за это отвечает, часть из них — с тобой на борту. Им почему-то доверяешь больше всего - как говорится, в одной лодке, только в небе. Этим бы и успокоить себя, но всё равно допускаешь, — произойти может что угодно.
Почему-то тревоги за себя не было в полёте из Киркенеса. То ли мы все сфокусировались на чужом горе. То ли чуть больше доверяли норвежской авиалинии. При этом вы бы видели этот наш самолётик, в котором было больше половины русских пассажиров, а если еще точнее — из Архангельска, Северодвинска, Петрозаводска, Нарьян-Мара и Мурманска.
Этот самолет маленький, и его ещё называют «маршруткой»: по пути из Тромсё в Киркенес две остановки, точнее, два приземления. На вид он потрепанный. Что-то потрескивает при полёте, под иллюминатором рядом — сквозняк, холодно. В нем не кормят, а в туалете нет воды. Сложно объяснить, как это работает, — какие-то игры мозга — но в этой норвежской «маршрутке» с крыльями мне было за себя спокойно.
И тут я поняла, что почему-то не чувствую такого спокойствия даже в новых и больших самолётах Шереметьево или Домодедово.
Мы приземлились благополучно, но наше путешествие было омрачено, весь оставшийся путь до Мурманска обсуждали «Суперджет», версии, официальные комментарии «Аэрофлота». Когда норвежские горы сменились на русские, мы уже знали, что погиб 41 человек. В том числе дети.
Мурманские попутчики бегло изучали в пути опубликованный список пассажиров.
Как только появлялась в дороге связь, близкие из наших городов, насмотревшись ужасающих видео и комментариев в Сети и по ящику, разрывали нам телефоны. «Да, мы в Мурманске, с нами всё в порядке», — отвечали мы, когда добрались, и было горько, что так не сказали своим родителям и любимым в тот день десятки пассажиров «Суперджета», как и те, кто работал в тот день на борту и, спасая людей, погиб.
В некоторых окнах мурманских панелек горел свет и в три ночи, и сам собой навязывался вопрос — почему не спят эти мурманчане, насколько плотно приблизилась к ним беда?
Сегодня, 6 мая, утром в Мурманске было солнечно. Так солнечно, будто за окном в заполярном городе транслировали настоящее лето. Мы собирали чемоданы на Питер практически молча, не включая телевизор в номере.
На выходе из гостиницы слышали, как обсуждают случившееся горничные, официанты, администраторы, туристы, водители. В аэропорту все были задумчивыми и даже мрачными. Поднимаясь по трапу в самолет на Питер, я оглянулась, чтобы посмотреть, с кем лечу. Кто может оказаться со мной в подобной беде. Это были семейные пары, пенсионеры, студенты, дети, всё как всегда, но и по-другому как-то.
Этот текст я пишу по пути в Пулково. Потом из Петербурга мне лететь в Архангельск. В галерее телефона вместе с пейзажами и фотографиями с друзьями — стена памяти в мурманском аэропорту. Цветы, мягкие игрушки и свечи... Мимо них проходили беззаботные малыши с маленькими цветными чемоданчиками, и я ощущала на своем лице напряжение от обиды и несправедливости.
В Сети одни нападают на пассажиров, которые успели схватить сумки, другие критикуют раскрученный «Суперджет», третьи говорят про молнию. Мне так хотелось помолчать на эту тему, но в тоже время важно сформулировать для себя, чем эта непоправимая ситуация отозвалась внутри.
И знаете, что я поняла. Я не боюсь летать.
Это другое — я не могу доверить свою жизнь без сомнений нашим специалистам, их разработкам и проверкам, администрации крупнейших авиакомпаний, я не могу лететь в Москву или из нее так спокойно, как в той норвежской «дежурке» из Тромсё до Киркенеса. Да, это иррационально, и с тем самолётом может произойти страшное. Но если отодвинуть случайности со стороны — путешествуя по стране, мы всё равно не чувствуем себя в безопасности, и дело не в страхе высоты, причём тут это, мы просто никому уже не верим.
Соболезную всем, кого затронуло это большое горе.
Елена Ионайтис