«Оптимизм вселяют не покрашенные дома, а люди»: фотограф из Москвы — о жителях поморских деревень

В прошлом году фотограф из Москвы Евгения Жуланова съездила на Летний Берег Белого моря, побывала с фотоэкспедицией в деревнях Луда и Лопшеньга. Она снимала поморских рыбаков и деревенский быт для информационного портала «Такие дела». Снимки получились настолько атмосферными и интересными, что их до сих пор репостят в социальных сетях разные архангельские паблики. Мы связались с Евгенией по телефону и поговорили о людях, которых она встретила, и о ее восприятии поморской культуры.

Инициатива поехать на Север принадлежала журналисту Борису Чжену. После поездки он написал репортаж «Промысел как умысел» для портала «Такие дела» о том, как рыбаков ограничивают в их традиционном промысле и запрещают продавать улов. Борис Чжен побывал только в деревне Луда. Этот текст задумывали иллюстрировать снимками Евгении Жулановой, но возникла проблема в том, что рыбаков в Луде снимать не могли: с точки зрения закона они были браконьерами и фотографии могли бы их подставить под угрозу. Кроме того, местные советовали обязательно поехать непосредственно на берег Белого моря (Луда расположена на берегу речки, которая впадает в Унскую губу, и там нет прямого вида на море). Поэтому Евгения поехала в Лопшеньгу, где фотографировала рыбаков из колхоза, которые занимаются разрешенным промышленным выловом, и в целом быт поморской деревни.

— Я родом с Урала. И там деревня, в которой у меня бабушка росла, находится на берегу большой реки — реки Кама. И там всё очень плохо, там совсем ничего не осталось. Поэтому я, когда еду в любую деревню, мысленно готовлюсь к тому, что там тоже будет всё плохо, — рассказала о своих мыслях перед поездкой Евгения.

Когда она добралась до Луды, ей там показалось, что всё «очень клево»: много домов, они покрашены и хорошо выглядят, во дворе стоят машины, есть лодки. Фотографу стало очевидно, что у людей есть деньги, что они приспособились к условиям современного мира, но при этом сохраняют и свою культуру. И готовы продолжать жить в этом месте и многое сделать для этого. Тогда она с фотоаппаратом стала исследовать эту интересную для нее жизнь.

«Люди в Лопшеньге очень умные и добрые, но закрытые», — написала Евгения в своем репортаже. И привела такой пример: когда идешь навстречу человеку, он не просто не смотрит на тебя, а еще и отворачивается. Фотограф призналась, что эта привычка северян была очень неприятной, но она понимает, почему люди так реагируют.

— Это такая культура, которая складывается в тех местах, где люди от чужаков не ждут ничего хорошего. Когда кто-то приходит незнакомый, то, стало быть, для них это обычно ничего хорошего не значит. Поэтому они ведут себя настороже. Мне кажется, отчасти это следствие коллективизации. Потому что когда у людей всё отняли и поделили (а у людей на Севере было что отнять) и при этом у них в крови есть стремление зарабатывать и обеспечивать себе благополучную жизнь, то естественно, что они думают теперь, что если что-то не то скажут, то у них всё заберут, — сказала Евгения.

Но затем фотограф заметила, что если уж познакомиться с человеком и особенно если кто-то из местных представит чужака, то потом он становится очень открытым и искренним.

— Люди понимали, зачем я там находилась, что мне не нужны их тайны — моей задачей было рассказать только то, что люди сами были готовы рассказать, или то, что я увижу в открытом пространстве. Жизни людей важнее любого материала. Когда люди это понимали, им было проще общаться. Я думаю, что каждому человеку есть что рассказать, каждый человек всегда хочет и может чем-то поделиться, — рассказала она.

Героев на снимках Евгении Жулановой было много: рыбаки Виктор Максимович Железников, Андрей Пунанцев и Павел Серухин, Сергей Аффоньевич Федотов; школьная учительница Ольга Вячеславовна; диспетчер аэропорта Александр Васильевич; местный Кулибин Николай Александрович Федотов, который собирает машины, катера и чинит любую технику; Сергей, или Сергий, — человек, у которого нет сана священнослужителя, но он каждый день открывает местную церковь; пекарь Светлана Валентиновна.

Но больше всего запала в душу Лилия Михайловна Маркова — бабушка, в доме которой в Луде фотограф прожила неделю.

— Она высокая такая бабушка, очень красивая, в ярких платках. В первые два дня мы с ней не особо разговаривали. И где-то только на третью ночь, когда мы уже легли и выключили свет, она говорит: «Я тебе сейчас всё расскажу». Она мне несколько часов рассказывала о своей жизни. Как бабушка она производит впечатление совершенно счастливого человека: дом в цветочках, она вся такая чистая, красивая, в бусах. А при этом жизнь ее такая трагичная и беспросветная… И этот контраст меня, наверное, до сих пор не отпускает.

Многие жители Луды или Лопшеньги, рассказала Евгения, не попали на снимки, но она их хорошо помнит и благодарит.

— Были такие безмолвные герои, которые мне помогали и исчезали. Например, я добиралась в Лопшеньгу на лодке. В итоге меня взяли ребята из национального парка. Но я не снимала, потому что они сказали, что есть две плохие приметы: во-первых, я женщина в лодке, во-вторых, фотографировать во время поездки тоже нельзя. При этом был страшный шторм, и когда мы уже все вымокли, но вышли в море, они мне сказали: «Ну всё, теперь ты моряк. И не бойся, потому что все моряки попадают в рай». И как-то мы доплыли. Меня на берегу высадили, но даже не попрощались. Это как-то тоже удивляет: они мне помогали, но совершенно не ждали моей благодарности.

В другой раз фотографу нужно было срочно попасть из Пертоминска в Луду. Она стояла в продуктовом магазине, была голодная и купила доширак.

— Продавщицы заварили мне прямо в магазине эту лапшу, и я сидела у них ела, думая, где я буду жить, как мне уехать в Луду. Тут в магазин зашел полицейский. А я обычно опасаюсь полицейских, но тут почему-то подошла к нему и сказала, что мне нужно в Луду. Он говорит: хорошо, завтра утром туда-то приходи. Отвернулся и дальше свой хлеб покупает. Потом меня приютила на ночлег Екатерина, которая содержит местную церковь. Утром меня полицейский на лодке отвез в Луду и тоже, не прощаясь, куда-то ушел. Это было очень странно, если честно. Я к этим людям испытываю большую благодарность, но они со мной почти не разговаривали и даже не смотрели. Просто помогали и уходили, — удивляется Евгения до сих пор.

Евгения много ездит по России, делает репортажи из разных мест и о разных людях. Она согласна с тем, что на Севере люди особые.

— Они все очень работящие, прямолинейные, как-то всё умеют обустроить, борются за свои права, за лучшую жизнь. Это прямо какие-то идеальные, уникальные русские люди. Точно такой же склад характера я еще встретила недавно в Республике Коми в деревне Ижма. Это тоже такой благополучный поселок, там живут коми-ижемцы, которые по характеру на поморов похожи, — отметила фотограф.

Она считает, что такая «особистость» людей вне зависимости от национальности и языка сохранилась там, где не было крепостного права.

— Люди всегда полагались на себя и знали, что если они будут работать, то они с этого что-то получат. Не было ощущения безысходности: не стоит ничего делать, всё равно ничего не выйдет. И они всё время создавали что-то новое, это делало их богаче и счастливее. Но я боюсь, что очень сильно это подкосило на Севере и в других местах раскулачивание. Это как-то испортило характер, люди потеряли веру в себя. Но, видимо, не до конца.

Может быть, поэтому репортаж «Таких дел» о поморских рыбаках и деревнях был назван «Лодка "Оптимист"».

— Оптимизм же вселяют не покрашенные дома, а люди. И я почувствовала, что как ни было, всё у этих людей будет хорошо. Есть в них какая-то такая хорошая сила. Я бы с удовольствием еще приехала и в Луду, и в Лопшеньгу, встретилась снова с теми людьми, чьи фото опубликовали. О каждом герое можно писать целые статьи. Они ведь идиллическую жизнь ведут, следуют своим принципам, и всё у них спорится, — подытожила Евгения Жуланова.

Кстати, в Лопшеньге скоро появится первый в России музей в сельском аэропорту. Как возникла эта идея и как волонтеры этим летом помогали ее осуществить — в материале 29.RU.