«Наша задача — "прикрыть" самые ценные леса»: интервью с экспертами WWF о заказниках Поморья

В начале лета сотрудники представительства Всемирного фонда природы (WWF) в Архангельской области узнали, что в правительстве региона подготовили новую редакцию схемы территориального планирования, из которой убрали сразу 11 заповедных уголков Поморья, которым ранее планировали присвоить статус особо охраняемых природных территорий. В схеме осталось только 8 таких мест из 19. Почему это решение вызвало тревогу у экспертов WWF? Какие могут быть у правительства резоны так поступать? Могут ли природозащитники изменить ситуацию? Об этом мы поговорили с руководителем представительства Всемирного фонда природы в Архангельской области Николаем Ларионовым и координатором проектов представительства Андреем Копытовым.

— Объясните коротко: в чем все-таки проблема?

Николай: Развитие сети особо охраняемых природных территорий (ООПТ) в регионе регламентируется рядом документов стратегического планирования. Первый, самый высший уровень — это схема территориального планирования. Документ более низкого уровня — Концепция развития сети ООПТ. В каждом из документов прописаны особо охраняемые природные территории, которые планируются к созданию или к расширению. И сейчас нам стало известно, что региональными органами власти готовится новая редакция схемы территориального планирования. Мы детально познакомились с этим документом и обнаружили, что в схеме отсутствуют ООПТ, которые есть в текущей редакции этого документа. То есть без каких-либо обоснований оттуда исчезли 11 территорий. Причины, по которым это произошло, нам непонятны.

— Министерство природных ресурсов и ЛПК Архангельской области вообще ничего не объясняет?

Николай: Министерство апеллирует к Концепции развития сети ООПТ. Сейчас они планируют включить в схему только то, что вошло в Концепцию. Но Концепция содержит сильно урезанный перечень ООПТ, не учитывает действующую схему, является совершенно сторонним документом, который почему-то должен стать основой новой схемы. Данная концепция была разработана министерством при явном недостатке обсуждений и согласований с экспертами.

— А есть ли обязанность у министерства, у правительства согласовывать эти документы с экспертами, учеными, общественными организациями?

Николай: По закону такой обязанности у правительства нет, потому что это не объект ни общественной экологической экспертизы, ни вообще государственной экспертизы. Поэтому министерство вправе принимать эти решения самостоятельно. Но здесь нужно понимать, что министерство — это все-таки бюрократическая машина. И в каком-то смысле она не настроена на то, чтобы оптимизировать и развивать саму систему. Иногда у нас в государстве бывает так: как «сверху» скажут, так и сделаешь, не особо задумываясь. По нашему мнению, обсуждение вопросов по развитию региона с общественностью — это очень хорошая практика. Такое важное направление, как развитие заповедной сети, должно обсуждаться с учеными и общественниками.

— Какие территории исчезли из схемы, можете их перечислить?

Андрей: Исключены 11 территорий: 9 новых ООПТ и два расширения уже существующих. Самые важные из них — это Тиманский и Пучкомский заказники. Это малонарушенные лесные территории, которых практически не осталось в Европе. Они признаются ценностью на мировом уровне. Эти леса смягчают климатические изменения, участвуют в сохранении пулов углерода, которые тоже влияют на климат. В этих местах берут начало важные реки области, а леса поддерживают их чистоту и полноводность. Там сохранился краснокнижный дикий северный олень, которого практически истребили у нас. Кроме этого, выпали из новой редакции схемы Устьянский природный парк и 8 заказников: Верхнечеласский, Волошский, Ковжинский, Сойгинский, Солзинский, Клоновский, Атлека и заказник в Ленском районе.

— Почему эти территории важно сохранять в статусе особо охраняемых и чего конкретно вы опасаетесь?

Николай: Доля ЛПК в экономике региона по разным оценкам составляет примерно четверть валового регионального продукта. При этом лесной сектор идет по экстенсивному пути — осваивает один естественно выросший лесной массив и переходит к следующему. Лесовосстановление на вырубленных участках не ведется, либо происходит по принципу «посадил — и забыл», в результате новые посадки просто погибают или забиваются малоценными для лесной промышленности лиственными культурами. Если бесконтрольно потреблять девственные леса, то в ближайшее время они совсем исчезнут. По нашим прогнозам, все наиболее продуктивные малонарушенные леса Россия может потерять уже через 40 лет. То есть если эти территории не прикрыть каким-нибудь статусом охраны, то их лесопромышленники в прямом смысле вырубят.

— Сейчас кому принадлежат эти территории, которые планируют исключить из схемы?

Николай: В Архангельской области большей частью они находятся в аренде у лесопромышленников. Как устроены взаимоотношения между лесным бизнесом и государством? Министерство природных ресурсов дает в аренду лесозаготовителям лесные площади. И вот если в эти площади попадают ценные малонарушенные лесные массивы, то их компании тоже вправе рубить. То есть если компания захочет вырубить лес там, где действующей схемой было намечено сделать заказник, но в новую схемы эти планы не перешли, то сейчас к заготовке древесины на этой территории нет никаких препятствий, кроме обязательств компаний в рамках добровольной лесной сертификации (она подразумевает, что компания не рубит ценные леса. — Прим. ред.). Также сейчас ее может остановить отсутствие транспортной инфраструктуры, строительство которой требует времени и инвестиций. Поэтому наша задача — «прикрыть» самые ценные леса различными статусами охраны. Создание ООПТ — это самый строгий статус, который может получить территория для ее сохранения, но есть и другие формы взаимодействия с компаниями, которые мы тоже реализуем, чтобы уникальные леса смогли «дожить» до создания ООПТ. Например, моратории на освоение — то есть добровольный отказ от рубок на наиболее ценных природных территориях.

— Например, заключить соглашение, как вы сделали с ГК «УЛК», о добровольной охране ценных лесов вдоль нерестовых рек Устьянского лесничества Архангельской области?

Николай: Да, это соглашение значит, что компания добровольно отказывается от освоения определенной территории. То же было у нас с Двинско-Пинежским заказником: для того чтобы этот ценный с природоохранной точки зрения массив не вырубили и он стал заказником, мы заключали соглашения со всеми лесопользователями, арендующими лес на данной территории, о том, что они добровольно отказываются от освоения части этих лесов. В итоге это заняло 17 лет. И вы представьте, насколько это трудно: у компании, которая зарабатывает на лесе, на этих территориях «растут» деньги, а мы должны убеждать их в том, что туда не надо за ними приходить. Еще больше требуется усилий, чтобы создать ООПТ — лесопромышленники в этом случае лишаются права заготавливать там древесину. Так вот, если из схемы планирования эти территории убрать, то они сохранятся только в виде добровольных намерений компаний о неосвоении. А что такое добровольное намерение? Сегодня оно есть, а завтра его может не быть. Компания в момент может от него отказаться или обанкротиться, и участок перейдет другому игроку рынка с другими намерениями. Плюс ко всему к компаниям со стороны государства тоже существуют требования: если они берут на себя обязательство по освоению лесосеки и не делают этого, то этих территорий они могут лишиться. То есть государство в каком-то смысле даже подталкивает их к тому, чтобы они рубили еще интенсивнее.

— Иными словами, Министерство природных ресурсов и ЛПК Архангельской области, исключая названные выше 11 территорий из схемы планирования, со своей стороны никак не защищает их от вырубок?

Николай: Можно и так сказать. Если территорий нет в схеме, вероятность того, что лесопромышленники добровольно согласятся на создание заказника, гораздо меньше, чем если бы она там была. Вся работа по сохранению нетронутыми этих уникальных мест перекладывается чиновниками на неправительственные организации, которые вынуждены сами договариваться с компаниями. Из чего мы делаем прямой вывод: министерство в данном случае свои функции по охране лесов не выполняет.

— В чем интерес чиновников так поступать: они хотят дать дорогу бизнесу?

Николай: Мы не знаем точно, но это один из возможных вариантов. Мы можем предполагать, что у министерства есть определенные инфраструктурные планы по развитию территорий, и в этом случае их природная значимость отодвигается на второй план. Ведь всем понятно, что сейчас у нас кризис в мировом масштабе, и доходы от налогов в бюджет — вещь важная и существенная. Также понятно, что большая часть этих налогов уходит в Москву, и тут федеральный бюджет «доит» региональный. Таким образом, у правительства страны может быть прямая заинтересованность в том, чтобы увеличивать количество арендных платежей и поступление налогов от лесопромышленного комплекса.

Андрей: Тут еще нужно вспомнить, что в 2013 году, когда принимали действующую схему, в правительстве было два министерства: одно отвечало отдельно за лес и лесной сектор, другое — за экологию и охрану природных ресурсов. И это был, в общем-то, равноправный диалог между двумя органами власти на одном уровне. Сейчас функции двух ведомств совмещает одно — Министерство природных ресурсов и лесопромышленного комплекса, которое занимается одновременно и вопросами промышленного освоения лесов, и сохранением ценных территорий и в целом экологией. Исходя из налоговых поступлений в бюджет можно легко предположить, какие вопросы будут преобладать, а на какие будут закрывать глаза, так как они не несут краткосрочных выгод. Замыкание в одном органе власти и обязательств по охране природных ресурсов, и распорядительство ими — одна из причин происходящего сейчас кризиса в развитии сети ООПТ.

Николай: Поэтому так важен образ мыслей тех, кто работает в министерстве и тем более является ключевой фигурой, например, министром. Последний ведь, по сути, определяет политику, о которой говорит Андрей. От одной фигуры может зависеть, куда направят вектор: на охрану природы или на развитие промышленности, либо постараются найти разумный баланс.

— О своих опасениях вы писали врио губернатора региона Александру Цыбульскому. И в ответе, который вам пришел из правительства области за подписью зампреда правительства Евгения Автушенко, говорится о том, что в схему планирования и в концепцию может быть включено создание новых ООПТ, но сделана пометка «в случае представления материалов, обосновывающих создание новых, не вошедших в концепцию, ООПТ». Не очень понятно, что здесь имеется в виду. Вы можете расшифровать?

Николай: У нас есть формальная возможность прийти в министерство и сказать, что есть все основания оставить такие-то территории нетронутыми. Но для этого нужно провести на них гигантский объем работы. Давайте посмотрим ситуацию на примере Пучкомского заказника, который планировалось расширить в Пинежском районе, в труднодоступной местности. Для того чтобы обосновать необходимость создания там ООПТ, нужно собрать экспертов со всей страны или хотя бы с Северо-Запада, вывезти их на место, в лес по бездорожью. Затем они должны пробыть там пару недель или даже месяц и собрать данные, потом составить отчеты. Вся эта работа требует вложения средств на проезд, проживание, оплату работы экспертов. Но даже если мы это всё профинансируем, и сделаем, и отнесем отчеты в правительство, там могут нам сказать: «Да, интересно, мы посмотрим», — и формально рассматривать это десятки лет или сразу сказать «нет», потому что этого нет в схеме планирования. Их ничто не обязывает эти отчеты принимать во внимание, хотя они могут согласиться их рассмотреть. То есть в ответе зампреда правительства есть правда — конечно, изменения могут быть внесены. Но это одновременно и лукавство: если чиновники не захотят этого, у нас вообще нет никаких инструментов для того, чтобы заставить их передумать. Потому и принципиально важно, чтобы до того, как в схему внесут изменения, и даже до того, как проект новой редакции будет опубликован, они оговаривались с экспертами. Потому что можно потратить очень много сил, времени и денег на то, чтобы обосновать статус ООПТ, и в итоге не получить ничего. При этом, пока мы будем готовить обоснования и вести формальную переписку с чиновниками, к незащищенным территориям будут подбираться всё ближе и ближе лесопромышленники.

— Проблема понятна. Какой сейчас идеальный выход из сложившейся ситуации вы видите, какого результата хотели бы добиться?

Николай: Идеальный исход — это подключение максимального количества экспертов. Мы не претендуем здесь на единственное мнение, нужно пригласить и других специалистов для того, чтобы мы вместе с представителями министерства могли сесть за круглый стол и обсудить, по каким принципам они собираются исключать эти территории из схемы, а какие территории туда стоит включить. Потому что вообще история с ООПТ заключается в том, что все они сейчас — отдельные островки на карте. Это неправильно — все они должны иметь четкую связь друг с другом. Должна быть действительно разработана в полном смысле сеть ООПТ, которая будет настоящим экологическим каркасом для региона. В нашем случае из документов правительства этой связи не наблюдается — это просто какие-то отрывочные сведения, на которые они ориентируются и определенные территории ставят в приоритет. Сейчас идеал — когда все эксперты садятся, обсуждают, министерство собирает мнения и с их учетом формирует новую концепцию развития ООПТ и корректирует схему территориального планирования.

Андрей: В той схеме, которая сейчас действует, как раз таки был соблюден баланс интересов между охраной ценных природных территорий и интересами лесопромышленников. Он устанавливался в долгих дискуссиях, но в итоге был достигнут. То же самое можно отследить по судьбе Двинско-Пинежского заказника. Возможно, кто-то помнит, какие были жаркие дебаты о границах заказника. В плане он был значительно больше — 500 тысяч га, а создали 300 тысяч га. Но это не было односторонним процессом и не было сюрпризом: кто-то из чиновников так решил, и всё тут. Этот вопрос обсуждался на разных площадках, собирали экспертов, рассматривали все возможности. Когда есть желание прийти к разумному компромиссу, этого всегда можно достичь.

Николай: Конечно, мы бы хотели, чтобы сохранялось как можно больше территорий, имеющих важное значение для поддержания экологического баланса в регионе, но мы прекрасно понимаем, что лесная промышленность должна продолжать работать. У нас не односторонняя и не радикальная позиция. А вот в этой ситуации, которая сложилась сейчас, позиция министерства как раз воспринимается нами как позиция радикальная: решение принято, и голос природоохранных организаций уже не имеет никакого значения. Ведь о планах внести изменения в схему мы узнали совершенно случайно, хотя у нас есть соглашение о сотрудничестве с правительством, согласно которому они должны были нас поставить в известность. Но сейчас этого не происходит. А по каким причинам — остается только догадываться.

Редакция 29.RU направляла запрос в правительство Архангельской области по ситуации с изменением схемы планирования территории и сокращения количества планируемых к созданию особо охраняемых природных территорий. Мы получили ответ и в ближайшее время планируем продолжить эту тему.