Мы побеседовали с Виктором Пановым, режиссером и руководителем Архангельского молодежного театра и заслуженным деятелем искусств РФ. Это по-настоящему знаковая фигура. Виктор Петрович больше 45 лет посвятил театру, он разукрашивает Архангельск фестивалями и современными постановками. Именно благодаря ему каждый год весна у нас «Европейская», а начало лета – улично-театральное.
– В 1956 году вы поступили на геологический факультет Казанского Университета. Почему в 1958 решили завязать с ним и вернулись в Архангельск?
– Я учился в университете, в котором учился Ленин, но продержался там на полгода дольше, чем он. Вообще я мечтал быть артистом, поступить во ВГИК. Даже документы по почте подал. Когда сказал об этом дома, папа вроде нормально воспринял новость, а мама сказала, что артист – это самая низкая ступень, до которой можно докатиться. При этом они дружили с Сергеем Плотниковым. Я пошел на почту, забрал документы, швырнул их родителям и ушел из дома. С геологами, кстати, ушел. После этого надо было куда-то поступать, ну и поступил в Казанский. Взяли в университет только потому, что хорошо плавал и у меня был первый разряд по хоккею. Экзамены за меня сдавал чужой человек. Учился я на нефтяном отделении. Но все-таки ушел оттуда и почти сразу устроился в Ломоносовский театр. Как-то так все и началось...
– Вы сказали, что мечтали быть актером. С детства об этом думали?
– Если честно, я уверен, что люди почти всегда врут, когда говорят, что мечтали о чем-то с детства. Бог его знает, когда эта мысль зародилось в голове. С детства я страстно любил петь, да и голос вроде неплохой был. Помню даже, как на семейных праздниках забирался под стол и почему-то пел: «Жил в Ростове Витя Черевичкин...». Еще играть любил по-страшному. На всем, у чего есть струны. Заводилой был во всех компаниях. А решение об актерстве пришло, наверное, в 8 классе. Но потом что-то перевернулось во мне, и я стал режиссером.
– Недавно было отказано в предоставлении сцен в Петербурге спектаклю «Берлуспутин» коллектива «Театр.Doc». За это «спасибо» стоит сказать питерским чиновникам, перепугались они видимо....
– Что-то не слышал про это. А за что отказали то им?
– Ну, видимо, кто-то посчитал, что личность Путина в спектакле выглядит не самым подобающим образом.
– А в жизни он подобающим образом выглядит? С ботоксами всякими...
– Так вот, сегодня много говорят как о цензуре «сверху», так и о самоцензуре в театре. Что вы об этом думаете?
– Да вот знаешь, со мной вообще сложно. Самоцензурой не страдаю. Я официально был объявлен антисоветчиком, некоторые мои постановки по несколько лет не выпускали. Я все время шел по запретам, я все время нарушал их. Если честно, я в гробу большую часть законов, которые принимает наша госдума, видал. Цензура в театрах – не цензура, тут можно рассуждать. Но одно могу сказать точно – наша страна превращается в полицейское государство. Хоть расстреляйте меня, но это так. Делают это два главных человека и вся госдума.
– А как вам последние государственные инициативы, типа закона о защите детей от недобросовестной информации и ответственности за оскорбление религиозных чувств граждан?
– Салтыков-Щедрин говорил: «Глупость русских законов компенсируется их невыполнением». В стране жить невозможно. Бедные пенсионеры стоят в очередях за какими-то позорными копейками, люди не видят нормальной зарплаты, а они там думают, на сколько метров надо отойти от школы, чтобы покурить, да с дурацкими Пупси-Райтами скачут. Фигней занимаются в общем. А что касается закона о защите детей от информации, так это вообще бред. «Ну погоди» запретили, слышал, что даже «Ромео и Джульетта» попадает под этот закон. Еще обалдел, когда услышал, что скоро наказывать будут за то, что девочку красивую погладил. Это что такое? Будем выращивать импотентов и фригидных женщин. При этом по телевизору скачут поющие трусы в блестках, Малахов со своей чернухой и Пугачева в пачке. Что это вообще?
– В этом все наше телевидение. А люди-то смотрят...
– Я вот что по этому поводу скажу: народ, выращенный на скандалах и негативе, бесперспективен.
– Судя по афишам, архангельский театр Драмы превратился в концертную площадку для всяких Стасов Михайловых и ему подобных. Как это сказывается на культурной жизни города?
– Отрицательно. Ты посмотри, какими афишами заклеены заборы. Своего ничего нет. Более того, когда они объявляли всяческие забастовки и стачки я сказал, что артистами их назвать не могу. Из Холмогор тогда дети приехали в театр Драмы на спектакль, а они его отменили из-за забастовки. Когда Дзюник был директором театра, все выходили на сцену и орали, что их хотят обокрасть, превратить в концертную площадку. А кто в итоге превратил-то в концертную площадку театр? Сами же это и сделали. Привозят 90 процентов суррогата, который смотреть вообще нельзя. Здесь много вранья и понтов. Когда от этого избавятся, тогда что-то начнет меняться в лучшую сторону. Хотя все это я и театром вообще не могу назвать. Театр – это храм. Тут же идет случайный набор дешевых произведений, чтобы заработать бабло. А ведь со зрителем нужно разговаривать. Мой театр маленький, но это нужнее стране, чем эти огромные мавзолеи. Да, небольшой театр могут прикрыть. Поступит, например, откуда-нибудь сверху приказ, что театр должен обслужить две тысячи человек, а как я это сделаю, если у меня всего 70 мест? Но эти 70 человек получат гораздо больше пользы.
– У Поморья относительно недавно появился новый губернатор, министерство культуры отделилось. Есть ли от работы нынешней власти какие-то позитивные результаты?
– Больше меня, наверное, никто не возмущался, когда управление культуры было ликвидировано. Сейчас же многое изменилось в лучшую сторону. Губернатор наш хороший, веселый человек. Ему можно сказать спасибо хотя бы за то, что будут строить кукольный театр. Он очень хорошо относится к культуре, я это точно знаю. А что касается остального, то я не разбираюсь в этом. Область как жила хреново, так она и будет жить.
– Недавно Архангельская область отмечала свое 75-летие. Что могло бы стать лучшим подарком Поморью?
– Нормальные дороги. Тогда и гостиницы будут строиться, и все будет развиваться. У меня вот жена из Онеги, она ездит к своим родителям. Я по этой дороге не поеду никогда, потому что это нереально просто. У нас много трепу. Когда Белокоровин стал министром, он обещал поезд до Онеги пустить. И чего?
– Зато сейчас власть активно борется с алкоголизацией населения, вводятся ограничения на продажу спиртного. Депутат областного собрания Виктор Заря вообще предлагал ввести в Поморье сухой закон. Вы-то выпить любите?
– Конечно люблю. Я крепко пьющий человек. Бывали и запои жуткие, чего уж скрывать.
– И что думаете об антиалкогольных законах?
– Следующим законом надо запретить половые отношения с женщинами. Посоветуйте это Заре. А если серьезно, то подобные законы принимаются от бессилия. Это дикость и беспомощность. Я крепко пьющий человек, но при этом работающий и никого не убивающий. Надо думать о культуре, развивать ее в людях. Тогда и с алкоголем будут другие отношения. Медведев же впервые слово «культура» произнес где-то год назад. А у нас в стране идет постоянный процесс оболванивания. Сейчас даже открытки с готовыми текстами люди покупают, чтобы совсем не думать.
– А как надо воспитывать новое поколение, чтобы оно не поддавалось этому оболваниванию?
– Я не знаю. Честно. Образование отвратительное. Еще печально, что теряются отношения с бумагой. Сейчас люди редко берут ручку и пишут, сегодня все нажимают на кнопку и получают информацию. Я думаю, надо быть подальше от кнопки. Но если как я рос, то воспитывает не школа, не родители, а двор. Там один за всех и все за одного. Но если мама из форточки звала домой, я слушался ее и шел домой. Мы соблюдали какие-то законы отношения со взрослыми, хотя росли во дворе. А сейчас дворов нет, дети растут стерильно, а проблем с ними все больше.
– Вам уже 73 года, а ведь и не скажешь. Ходите пешком, активны, молодая жена-красавица у вас. Сегодня в 20–30 лет юноши такой энергией похвастаться не могут, ведут себя как деды старые. В чем ваш секрет успеха?
– Да, Насте моей 21 год. А что касается секретов, то не знаю, есть ли они. Надо просто быть, а не казаться. Штука тут забавная такая, когда в Ницце словил солнечный удар, врач все анализы взял. Так вот, по анализам мне не больше 37 лет. А если серьезно, во всем, наверное, виновата моя жажда жизни. Я никогда не могу позволить себе быть слабее других. Только впереди.
Фото: Видео и монтаж Алексея Молоковского