В детстве архангелогородку снимали голой. Теперь она пытается помочь матери, которую за это посадили

Уже больше года мать 23-летней архангелогородки Ксении Стребличенко сидит в тюрьме. Юлию Краснову, которая на тот момент была сотрудницей ФСБ, приговорили к 13 годам и 3 месяцам заключения за участие ее несовершеннолетней дочери в эротических съемках. Суд установил, что мать девочки этому содействовала. Ксения же утверждает, что доказательств этого нет: запрещенные съемки были, но мама якобы не знала, что происходило в студии, куда приводила дочку как начинающую фотомодель.

«Была перспектива модельной карьеры»

Сожители Вадим Двораковский и Ольга Гусарова прямо у себя дома снимали обнаженных детей — всего их было 11. Первой стала Ксения Стребличенко, на момент первой съемки в 2009 году ей было 11 лет.

Двораковский приехал в Архангельск из Москвы в 2006, ему было 37, когда он поселился у 50-летней Ольги Гусаровой. С ними жил сын Ольги. Через два года Двораковский предложил фотографировать девочек в нижнем белье, чтобы ловить педофилов, а в 2009 году на дому появилась фотостудия, и сын Гусаровой обратился в полицию. Сожителей опросили, но ничего подозрительного не нашли. Между тем, именно в 2009-ом они стали зарабатывать на детской наивности.

— Моя бабушка познакомила маму с Ольгой Гусаровой, — рассказывает Ксения Стребличенко. — Сказала, что Ольга Гусарова вместе со своим мужем создала студию, которая будет приносить доход от того, что мы снимаемся в одежде для рекламы. Оговаривалось, что не маме платят, а именно мне. Была какая-то перспектива модельной карьеры. Тогда была какая-то истерия на этом фоне, и всё это было на старте, все мечтали стать моделями. Мама задала мне единственный вопрос: «Хочешь ли ты?» Я согласилась.

Квартира оказалась хорошо оборудована под фотосъемку — тут были софиты, свет, фоны, камеры. По словам Ксении, первое время мать, Юлия Краснова, ходила с ней, и ей показывали все отснятые кадры — начиналось всё довольно безобидно с фотографий в одежде.

— В какой-то из дней они предложили мне съемки иного характера, — вспоминает Ксения. — Они сказали, что я буду получать какие-то подарки, безделушки и часть денег. Сейчас я понимаю, что сумма незначительная, а для детей 10 лет и младше это огромные цифры — 200, 300, 500 рублей. Поставили условие — это должен быть секрет. По сути, перекладывание ответственности на ребенка. Я никому не говорила, пока это всё не вскрылось.

У фотографа Двораковского было две флешки, на одной — только приличные фотографии, на второй — эротические. Родителям, как говорит Ксения, он показывал только снимки, на которых модели были одеты.Тогда она боялась, что о съемках кто-нибудь узнает, поэтому приходила туда снова и снова. О полиции девочка не думала.

— Когда Следственный комитет заинтересовался этим делом, я даже не понимала, почему, — рассказала Ксения. — Пришло понимание, что это преступление, а ты — жертва. Я полгода вынашивала мысль, чтобы уйти от них. И когда я собралась, они сказали: «Нет, куда ты пойдешь? Ты же не хочешь, чтобы все родственники и сверстники увидели твои голые фотографии?» Я испугалась, не стала ничего делать. Со временем, когда более тяжелые, жесткие вещи стали происходить на съемках, я поняла, что больше не могу. Придумала себе дел каких-то, не пришла, и поняла, что они меня не ищут, не звонят, не пишут. Я поняла, что меня просто использовали. Это была иллюзия семьи, я считала их своими близкими людьми, потому что они сильно участвуют в своей жизни. Думала, они делают это потому, что им реально интересно, а они делали это в целях наживы. И делали это со всеми детьми.

Ксению могли покормить обедом, интересовались ее оценками, предлагали помощь с уроками. На фотосессиях дети не только позировали голыми. Им давали секс-игрушки, просили взаимодействовать между собой, трогать себя и друг друга. Ольга Гусакова, которую дети воспринимали как мать, несколько раз принимала участие в съемках — имитировала удары плеткой. При этом в показаниях сказано, что детям не было больно. Наталья Нивина, мать одной из девочек, в суде рассказала, что Двораковский и Гусарова просили у нее разрешения ввести внучке восковую свечу в анальное отверстие, но она запретила это делать.

Двораковский на суде признался, что девочкам платили по 1000–3000 рублей, а их родителям обещали половину суммы с продажи отснятых материалов. Фотографии, а порой и видеоролики он продавал иностранцам. Средняя цена — 300–400 долларов. Среди покупателей — жители США, Англии и Австралии. За шесть с половиной лет существования хозяева студии получили более 2,9 миллиона рублей. Деньги проходили через Western Union, их обналичивали знакомые Гусаровой за вознаграждение в 500 рублей.

Ксения снималась в период с 26 января 2009 года по 19 августа 2013 года. В сумме — 105 съемочных дней. У остальных детей — от 2 до 41 съемочного дня. На скамье подсудимых оказалось только 5 родителей, потому что, как объясняют в следкоме, не все взрослые знали, что их дети участвуют в подобных съемках.

Организаторам дали сроки меньше, чем родителям

Студию накрыли осенью 2016 года. Двораковский получил 10 лет строгого режима, а Гусарова — 9 лет. Кроме них вину признала и 49-летняя мать Наталья Нивина. Ее 11-летняя (на момент первой фотосесии) дочь снималась 38 дней в период с 11 ноября 2009 года по 6 ноября 2013 года. Наталье платили 1000–3000 рублей за съемки дочери. Она пояснила, что, приходя на съемки, неоднократно встречала Юлию Краснову с Ксений Стребличенко, иногда видела в гостях только Ксению. Нивину приговорили к пяти с половиной годам лишения свободы.

Остальные родители своей вины не признали. 35-летняя Ольга Мартынова и ее мать, 64-летняя Валентина Варакина, утверждали, что не знали, что делают с их двумя девочками, которым на момент начала съемок было 4 и 5 лет. Они участвовали в фотосессиях до 2015 года, когда им исполнилось 10 и 8 лет. Мартынова получила 12 лет и 9 месяцев колонии общего режима, Валентина Варакина — 13 лет и 1 месяц.

Еще одна мать Марина Юшкова в суде заявила, что считает себя потерпевшей. Она доказывала в суде, что не знала, чем занимается дочь. Также ей вменили, что она привела на съемки еще двух знакомых детей — 13-летнего племянника и 8-летнюю девочку. Юшкову приговорили к 13 годам и 9 месяцам колонии. В суде исследовали видеозапись, на которой слышен голос Юшковой — она просит свою дочь снять трусы для фотографии.

Юлию Краснову, мать Ксении Стребличенко, приговорили к 13 годам и 3 месяцам колонии общего режима. Она уверяла, что была уверена, — ее дочь позирует в одежде. Краснова не заставляла ее этим заниматься — так она заявила в суде и потом настаивала, что ее оговорили. Также она пояснила, что не нуждалась в деньгах, на тот момент она была сотрудницей ФСБ.

Почти все родители в суде утверждали, что думали, их дети снимаются в рекламе. Но никто не смог пояснить, какие именно фирмы рекламировали их дочери, хотя подтверждали факт получения за это денег. В пресс-службе Следственного комитета сообщили, что некоторые родители даже торговались о конкретной сумме. Позднее апелляционный суд немного снизит сроки обвиняемым родителям. Например, Юлии Красновой — на 3 месяца, Двораковскому и Гусаровой на полгода.

Дети считают родителей невиновными

Срок Юлии Красновой в этой истории один из самых крупных, однако Ксения Стребличенко считает свою мать невиновной. Об этом она заявляла и на судебных заседаниях.

— Когда начался суд, мы надеялись на лучший исход, потому что у нас были все доказательства невиновности мамы. Суд всё отклонял. Суду ничего не было интересно. Суд заранее знал, какой будет вердикт. Мы не знали, как это работает. Мы старались поверить адвокатам, понять судебную систему, — рассказала Ксения.

Пока Ксения отрицает участие матери в съемках, другие дети дали другие показания. К примеру, старшая дочь Мартыновой сообщила, что ее мать и бабушка знали, что происходит на съемках, поэтому и думала, что всё в порядке, Двораковский угощал ее с сестрой сладостями, попкорном, печеньем, а также давал 100 или 500 рублей. Дочь Юшковой утверждает, что ее мать не знала о съемках порнографического характера и привозила свою дочь к Двораковскому, думая, что та снимается для рекламы. Однако Двораковский и Гусарова заявляют, что все родители были в курсе происходящего.

— Когда прокурор сказал, что защищает интересы детей в этой ситуации, я не поняла, каких детей, — рассказала Ксения. — Насколько сильно они защитили интересы, забрав родителей из семей. Какие интересы детей были защищены? Нам пришлось продать жилье. Например, я сейчас снимаю квартиру, могла этого не делать, а вкладывать в образование ребенка (Ксения уже сама стала мамой. — Прим. ред.) те же самые деньги. Это в корне неправильно.

Суд с Ксенией не согласился.

— Суд критически оценивает показания Красновой и Варакиной о неосведомленности об участии Стребличенко и Мартыновой, соответственно, в съемках порнографического характера, поскольку фотографиями подтверждается присутствие Красновой и Варакиной в ходе съемок Стребличенко и Мартыновой в одежде (накануне их участия в порнографических съемках), которая хотя и прикрывала половые органы, но полностью подчеркивала фигуры девочек, при этом вульгарные позы на фотографиях и ракурс съемки недвусмысленно свидетельствуют о том, что эти фотосессии никакого отношения к рекламе не имеют и являлись по своей сути подготовкой детей к порнографическим съемкам, — сказано в решении суда.

«Я злюсь от несправедливости, но не могу ничего сделать»

Ксения очень переживает за свою мать, которую сегодня всеми силами пытается спасти от долгого тюремного срока:

— Она рассказывает, что ей страшно. Ей 48 лет, а она выйдет в 60. Она пропустит свои лучшие годы. Она очень переживает за внука, она его ждала. Сейчас тяжело, потому что, например, девочки говорят, что сейчас поедут к маме. А я понимаю, что не могу этого сделать, даже посоветоваться. Мы обе переживаем. И не только я, но и мой папа, дедушка. Нам было больно, потому что мы понимали, что дедушке будет 82 года, когда мама выйдет из тюрьмы. Не все доживают до такого возраста. Моя бабушка с вечными стрессами на этой почве заработала кучу болячек. Это геноцид какой-то. Я уверена, что тюрьмы созданы для геноцида населения, потому что, когда умирает кто-то один в семье, все вместе чувствуют то же самое, умирают не в физическом плане, а во внутреннем. Мы все в такой ситуации.

По словам девушки, сначала ее преследовало чувство вины за то, что она не сказала своей матери раньше о съемках — возможно, ситуации удалось бы избежать.

— Но я понимаю, что было бы глупо себя винить в этом. Я анализировала, насколько я помню свое мышление, свое сознание, я не могла даже подумать о том, что я скажу. Мне было стыдно, страшно. Я не могла сказать. Сейчас уже, если бы мне было столько лет, я, может быть, сказала, да и то не факт. Прошлое в прошлом, я не хочу об этом говорить, — признается Ксения. — Мне казалось, если бы раньше мы бы всё предприняли, возможно, этой ситуации бы не произошло, и мама бы сама заявила в полицию. Она бы так и сделала. Но сейчас уже сложно сказать, что я чувствую. Мне грустно, больно, обидно. Меня очень злит, что я бессильна в этой ситуации. Я злюсь и от несправедливости, что я ничего не могу сделать, хотя я пытаюсь. Я понимаю, что это система, которая съела и меня, и всех остальных. Мы просто в ней погрязли и не можем ничего сделать.

«Пока маму не выпустят, я буду бороться»

После вынесения приговора начался безуспешный процесс обжалования. Ксения пыталась доказать невиновность своей матери. Областной суд лишь немного снизил сроки обвиняемым. Затем — обращение в кассационный суд.

— По закону они обязаны были меня выслушать и услышать, принять мою точку зрения во внимание, так как я являюсь потерпевшей. Это очень весомый статус в судебной системе. Конечно, слушают в первую очередь потерпевшую. Но я не знаю, как это делается в России, — рассказала Ксения. — Я столкнулась с единственным судом в своей жизни — вот с этим. Могу сказать, что это самая гадкая система, которую я могла когда-либо в своей жизни прочувствовать, впустить в свою жизнь. Это страшная монополия. Следственный комитет, прокуратура, суд, верховные суды, они все вместе и они сообща.

Супруг заключенной Алексей написал письмо уполномоченному по правам человека. В нем он просил помощи и рассказывал, что Юлия Краснова зарабатывала 70 тысяч рублей плюс получала алименты — то есть у нее не было финансовых проблем. Также он уверял, что у Юлии не было времени контролировать походы дочки Ксении в гости, да и хозяйке фотостудии Гусаровой мать девочки доверяла, поскольку они были знакомы. Алексей Краснов настаивал, что обвинение держится лишь на показаниях Гусаровой и ее сожителя Двораковского, причем их показания неоднократно менялись — на первых допросах они утверждали, что родители ничего не знали про съемки.

В кассационный суд обратилась Юлия Краснова, Ксения Стребличенко, Валентина Варакина, дочь и племянник Марины Юшковой и сама Марина. Они просили увеличить срок Гусаровой и Двораковскому, указывали на недостатки доказательной базы и утверждали, что обвиняемых оговорили. Суд оставил приговоры без изменений.

— Апелляционный суд нам отказал во всех ходатайствах, — рассказала Ксения. — Мы рассчитывали на кассационный суд, потому что мы пришли с вескими доказательствами. У меня была написана увесистая жалоба, обоснованная. Вопрос к кассационному суду был такой — почему мы не получили внятных и обоснованных ответов? Кассационный суд нам ничего не ответил. Тогда была видео-конференц-связь. Судья даже не присутствовал. Отмахнулись от нас как от мух назойливых: «Вот вам статья, по которой мы не считаем целесообразным рассматривать». В смысле не считаете целесообразным? Люди страдают, сидят в тюрьмах ни за что в ужасных нечеловеческих условиях. Я даже боюсь представить, что они чувствуют. А они просто нет. Больше некуда идти. Всё по кругу будет до тех пор, пока маму не выпустят. Я буду бороться.

Мы будем следить за этой историей, на которую уже обратили внимание в том числе и федеральные СМИ. Ранее в Архангельск приезжала Ксения Собчак, чтобы собрать материал на эту тему. Когда мы писали об этом впервые, мы уже сообщали, что архангелогородка создала в защиту матери петицию на сайте Change.org, адресованную Владимиру Путину, которая до сих пор собирает подписи. За год удалось собрать 974 подписи.