«Выбежал в ларёк, вернулся — нет подъезда»: сегодня Шахты и Магнитогорск, 15 лет назад — Архангельск

С телеэкранов и в Сети сегодня много говорят о трагедиях в Магнитогорске и Шахтах. Скорбит вся страна. Почти 15 лет назад в Архангельске тоже произошла трагедия, о которой местные жители до сих пор не могут вспоминать без слез, — в девятиэтажке на проспекте Советских Космонавтов от взрыва ночью, когда жильцы спокойно спали, обрушился подъезд.

«Помню мальчика — высоко на обрыве квартиры»

С виду это обычный дом — с веселыми криками рядом с ним бегают дети, выходят жильцы с питомцами на прогулку. Бабушки сидят на лавочках, как и везде, и только доска с именами жертв у последнего подъезда напоминает о том, что случилось тут в 2004 году. В этом тихом сегодня дворе погибли тогда 58 человек: 33 женщины, 16 мужчин, 9 детей. Мы уже рассказывали, как выглядел дом после взрыва, что делали спасатели, и каким запомнили тот март жильцы дома 120 на Советских Космонавтов, но решили еще раз пообщаться с архангелогородцами, которые живут в доме с такой страшной историей. Что чувствуют они сейчас, когда вся страна обсуждает взрывы в Магнитогорске и Шахтах?

То ли по совпадению, то ли потому, что эта тема и много лет спустя не сходит с уст, особенно на фоне последних событий в других городах, — у первого подъезда мужчины обсуждали недавние взрывы по стране и в их доме.

— Комиссии всякие из года в год появляются. Какие они делают выводы по 120-му дому, — никто не знает, люди не в курсе, в каком состоянии их жилище, — говорит наш собеседник. — Сам я живу в доме напротив. От первого взрыва, помню, проснулся. От второго — это от обрушения — меня скинуло с дивана. Побежал на улицу. Никогда не забуду эту картину: рухнул пятый подъезд, и на каком-то ветхом «островке» уцелевшей квартиры на девятом этаже стоит и плачет маленький мальчик.

Мальчика спасли. Но что было у него тогда в голове? И что он думал, глядя вниз с обрыва собственной квартиры? Сейчас едва уцелевший четвертый подъезд пустует. Стену отстроили, но люди живут с первого по третий.

«Будто бревно прошло через голову, и теперь я не слышу»

Мы постучались в одну из квартир третьего подъезда. Пенсионерка, бодрая на вид, переспрашивает почти каждый наш вопрос и объясняет, что плохо слышит.

— После взрыва я почти оглохла, мне дали третью группу инвалидности, — громко говорит Лидия Ивановна (имя изменено по просьбе респондента. — Прим. ред.). — Такое ощущение было, что бревно прошло через голову. Хотела кричать, открыла рот, а звука будто не было. Когда пришла в себя, по стеклам выкарабкалась из комнаты к телефону. Почему-то подумала, что нам в окно бросили что-то. Когда очухалась, позвонила диспетчеру, бессвязно говорю, что у нас нет окон. А она мне кричит: «У вас во всем доме их нет!». Потом все, как в тумане. Много людей. Все плачут. Я проснулась в четыре дня — меня уже с полицией разыскивала дочь. Открыла глаза — ничего не слышу. После этой трагедии у меня начались серьезные проблемы с сердцем. Из нашего дома людей в срочном порядке определяли в больницу. За эти годы я много слышала о его расселении. Что он весь непригоден для жизни — говорили нам «шойговцы». Но живем, как видите, — уже 15 лет.

«Если бы это был газ, парень взлетел бы на воздух»

Вся страна обсуждает сообщение в арабской газете, где говорится, что ответственность за взрыв дома и маршрутки Магнитогорске взяли на себя запрещенные группировки, хотя в первых российских СМИ до этого ничего не говорили о запланированном преступлении. Жительница дома 120 Лидия Ивановна ставит под сомнение официальную версию произошедшего в Архангельске 15 лет назад.

— Я сама видела двух подозрительных мужчин, — говорит пенсионерка. — В этот день шла в восемь вечера от соседки, заметила их, а они меня и сразу погасили свои точечные фонарики. И я ждала, пока они выйдут, но парни эти так и не появились. На слесарей они были не похожи. Наблюдения мои после случившегося никого не заинтересовали. Так что, может, парня посадили ни за что (по официальной версии, слесарь, находясь в нетрезвом состоянии, в отместку за увольнение с работы вскрыл системы газоснабжения, что привело к взрыву — Прим. ред.)? Пахло ведь тротилом... И огня не было. Знаете, я много лет преподавала гражданскую оборону, и мне кажется, что все гораздо сложнее. При этом некоторых жильцов опрашивали службы — кто-то объяснял им, как чудесным образом выжил.

Официальная версия многим жильцам дома до сих пор кажется странной, все вспоминают одного парня — в тот день он пил пиво с компанией в пятом подъезде, который в итоге и рухнул от взрыва.

— Парень сидел в гостях, а потом вышел в ларек за пивом. Было поздно, молодежь долго гуляет. Когда он вернулся, подъезда уже не было— у ларька он слышал грохот, но подумал — опять чью-то машину взорвали. Парень этот не говорил нигде публично свои предположения, но еще тогда он возмущался: «Не может быть, что газ. Ведь пару минут назад я курил там, пользовался лифтом, а судя по мощности взрыва, газа должно было быть так много, что и я взлетел бы на воздух, как только поджег сигарету».

«Трещины у нас по всему дому до первого подъезда»

Про взрыв, как говорят случайные собеседники из этого дома, они вспоминают постоянно. Одно из таких напоминаний — трещины и холод. Жительница дома Елена Константиновна говорит, что теперь пустующий подъезд отапливают.

— Моя внучка Наташа спустя пару лет после взрыва дозвонилась до телевизионщиков, и дали такое распоряжение, — говорит пенсионерка Елена Константиновна. — В голове до сих пор не укладывается, что в одну ночь погибли сразу почти все... Уцелевших по пальцам можно пересчитать.

Соседи из третьего подъезда жалуются, что и после утепления стена, которая отделяет их квартиры от пустых, — очень холодная. Даже несмотря на то, что пустующий четвертый подъезд отапливается. Жильцы дома сказали, что после взрыва, когда уже разобрали руины, кто-то звонил в Министерство обороны страны с просьбой утеплить дом со стороны обрушения. Всё сделали, но зимовать им все равно холодно.

Газовое оборудование периодически проверяют в обычном режиме. Дом пригоден для проживания, но все переживают из-за трещин, которые год от года замазывают, но поскольку они сквозные — через несколько плит, именно так считают жильцы, — то трещины снова проявляются.

— После взрыва в квартире слышно все, что происходит в подъезде, потому что из него трещина почти во всю стену идет к нам. Ее видно на лестничной клетке. Ее видно у нас дома. Я не думаю, что это смертельно опасно. Люди в Архангельске живут в жутких деревяшках, действительно опасных. Но, наверно, надо по-человечески отремонтировать этот участок, а не прятать каждый год тонким слоем замазки. Такие щели идут по всему дому — многие жалуются на это, — говорит Нина Николаевна, проживающая во втором подъезде.

Нина Николаевна рассказала, что раньше в этом доме жила ее дочь. Она и сообщила о случившемся: «Мам, у нас взорвался дом».

— О взрывах в Шахтах и Магнитогорске столько говорят, и так много внимания уделяют пострадавшим. Это важно. Однако мне кажется, Архангельск не обратил на себя тогда такого внимания, — включается в беседу еще один житель Сергей Семенович.

— Недавние ситуации под строгим контролем Путина, перед которым отчитываются губернаторы. А у нас тогда в регионе преемственности у власти не было, мы были бесхозными. В итоге в Архангельске для переселения построили только один дом, а оставшимся тут жильцам, видимо, на свои деньги надо ремонтировать трещины и ломать голову, все ли в порядке с нашим жильем, — говорит еще одна жительница дома Ия Михайловна и приглашает нас в квартиру — посмотреть на трещины изнутри. — Я не знаю, по каким причинам такое происходит в разных городах. Но мне кажется, что обследование газового оборудования должно быть бесплатным, как раньше. Потому что старикам с их пенсией и 300 рублей порой не найти на это. А обследовать надо постоянно.

Ия Михайловна со слезами вспоминает события весны 2004 года. Они с семьей уезжали, и когда вернулись, впервые она заходили в собственный дом по паспорту.

— Прошло столько лет, а я все еще помню, как мы в шоке собирали по всей квартире стёкла и не верили, что, пока нас не было, случилось здесь такое горе. Столько людей погибло. Некоторые из них — мои близкие. Я помню, как мы ждали о них хоть каких-то вестей. Нашли их только спустя сутки — мертвыми.