Доказывают, что были ранены: контуженые из Архангельской области «исцелились» в ростовском госпитале

Здание одной из поликлиник в центре Ростова превратилось в филиал военного госпиталя — сюда отправляют людей с легкими ранениями. Здесь после минометного обстрела оказались два уроженца Архангельской области, они рассказали нашим коллегам 161.RU, как пострадали в бою под Донецком и почему сейчас это приходится буквально доказывать.

Со стороны не понять, что медучреждение стало режимным объектом, — по узкой улице спешат по своим делам горожане, проезжают машины. Изменения заметны только внутри, где мужчина в форме тщательно проверяет паспорта всех посетителей.

— Тебе повезло, сегодня хорошая смена, — говорит, приветствуя меня, Александр. Он военнослужащий, оказавшийся в госпитале после боя под Донецком и контузии.

Выйти с территории больницы военным можно, но, чтобы не испытывать судьбу, садимся говорить во дворе — на лавочке под деревом.

Александр и его товарищ Сергей родились в Архангельской области. Они почти ровесники — 37 и 38 лет. Общаясь со мной, попросили не изменять имена, ведь считают, что им скрывать нечего. Но фамилии все-таки придется скрыть — так того требует закон.

Александр более разговорчив. Он рассказывает об общей проблеме. Сергей подтверждает слова товарища — у него аналогичная ситуация.

У Александра две дочери и два сына — самому младшему восемь лет. Жена работает в Архангельске в волонтерском центре. Есть дети и у Сергея. В армию Александр записался добровольно, подписав в декабре контракт на три месяца. Говорит, рекрутер обманул его, не уточнив, что с указом о мобилизации все контракты с Вооруженными силами стали бессрочными.

По его словам, если бы подписал на срок от года, то получил бы президентскую выплату в 195 тысяч рублей. Но за меньший срок денег не доплачивают.

Историю попадания в ростовский госпиталь Александр начинает издалека — с боя под Донецком. Там он и Сергей попали под минометный обстрел. Это случилось 20 марта.

— Во время боя — это нормальное дело. Со мной рядом падали мины, снаряды. Меня отбрасывало, я терял сознание. [Здесь было упоминание о потерях.] Мы чудом спаслись. Когда приходил в сознание — продолжал бой. Командира убило. В какой-то момент нам поступила команда на отступление, — вспоминает Александр.

21 марта Александр, Сергей и еще около десяти изнуренных бойцов пешком дошли до Куйбышевского района Донецка.

— Голова кружилась, тошнота, даже сознание теряли — 12 километров пешком шли, но там все на адреналине. И 15 прошел бы в бронежилете. Когда стреляют, под обстрелом и не такое сделаешь.

С ними было двое раненых, которых приходилось тащить на руках.

— Тяжелых забрала группа эвакуации ночью, в темноте, чтобы меньше было обстрелов. В окопе еще оставались тяжелые — их нельзя было с собой забрать. Это по правилам запрещено, чтобы тебя вместе с ними не убило.

К врачам Александр и Сергей попали вечером 21 марта. На следующий день военным выдали направление на госпитализацию в донецкую больницу.

— Нам сказали ожидать эвакуацию. В донецкой клинической больнице № 20 нас пролечили, выписали диагнозы: ЧМТ, сотрясение мозга, нарушение зрения, акубаротравма. Всё было подтверждено бумагами — делали анализы, выписным эпикризом. Дали справку о нетрудоспособности. Пока ехали сюда, ее потеряли. Новую можно запросить в Донецке, — рассказывает Александр.

28 марта раненых эвакуировали из Донецка в Ростов, и начались странности.

— Там в Донецке есть МОСН — отряд, который пишет справки. Он от ростовского госпиталя 1602-го. Там есть невролог, который выписывает первичную карту. Он выписывает справки [о ранении], — говорит Александр, уточняя. — Он ЧМТ выкинул, еще что-то. Акубаротравму оставил. Эпикриз он мой не читал — только посмотрел на меня и написал всё.

В Ростове раненым сказали, что донецкий эпикриз здесь не действителен, и зафиксированные после боя травмы признавать не стали. Ответ уже классический: нужно было обращаться в первые три-пять дней, а прошло уже восемь. Александр добавил, что из диагноза «выкинули» даже акубаротравму, которую в Донецке признал даже врач 1602-го военного госпиталя.

— Мы не растерялись. Пошли в Ростове к сурдологу в частную клинику. Он нам выявил субъективный ушной шум — последствия акубаротравмы. Доктор в военном госпитале нам говорит: «Это частная клиника, не считается». Я попросил их сурдолога, а он мне ответил: «У нас в госпитале его нет. У нас только лор».

Александр задается вопросом: «Как они тогда определят мои травмы?» В этот момент мимо нас проходит посторонний военный — садится на соседнюю лавку и закуривает. Разговор прерывается, и, чтобы сбить напряжение и прервать тишину, Александр громко возмущается всем происходящим с ним. Через минуту беседа возобновляется.

— Мы не знаем, что делать. В Донецке было прописано дальнейшее лечение, но здесь не идут по нему, так как не признают ту больницу. Лекарства, рекомендации не соблюдают. Говорят, что это донецкая филькина грамота. Мы там не долечились. Лежали шесть дней. Нам делали капельницы, уколы. В документах специально написали, чтобы нас долечили, — здесь сказали, что делать этого не будут.

Александр указывает, что ростовские врачи ставят ему с Сергеем такой диагноз, который не предполагает ни выплаты обещанных президентом компенсаций за ранение, ни освобождения от службы.

В первый день в Ростове врач подозвал Александра и спросил: «Может быть, ты донецкий эпикриз подделал?»

— Когда мы с Сергеем приехали в Ростов, то мы шатались, нам было очень плохо. Но врач нам заявил, что мы здоровы. Если честно, то я бы в Донецке остался. Там больница хуже, но отношение лучше, а здесь такое…

На другом осмотре врач спросил: «Зачем ты пошел в армию?»

— В этот момент я его хотел ударить, но удержался, — признается Александр.

По его словам, лечащий врач в Донецке удивлен тому, что происходит в Ростове. Готов выслать необходимые документы, чтобы помочь Александру и Сергею. Вот только в ростовском госпитале, кажется, не готовы никакие донецкие бумаги принимать.

Александр то и дело срывается. Ругается и повторяет: «Мы уже не знаем, что делать».

Александр и Сергей написали заявление в военную прокуратуру, но признаются — времени у них мало. Из-за того что ростовский госпиталь не признал их травмы, они не только не могут претендовать на выплаты, но и должны будут вернуться в зону боевых действий.

Пока же Александра и Сергея отправили в Камышин, где у военных назначена ВВК. Они считают, что там против ростовского госпиталя не пойдут и аналогично не признают травмы.

— У нас многих месяцев нет. Нас с нервозным состоянием продержат две недели, а потом отправят в такое место — откуда, сами понимаете... У нас несколько недель есть.