«Папочка, не оставляй меня». Кого мобилизуют в российских деревнях и как живут оставшиеся без мужчин семьи — репортаж

Первый этап мобилизации завершен, во всяком случае, об этом отчитываются губернаторы. Точное количество призванных мужчин в регионах не называют, как и того, как скоро грянет второй этап и будет ли он. Но в сибирских селах, впрочем, и по всей стране, новых повесток очень боятся. И так населенные пункты, как говорят местные, «остались без мужиков»: где-то призвали единственного учителя физкультуры, а где-то — едва отслужившего солдата-срочника. Как выглядит картина мобилизации в шести часах езды от Новосибирска, рассказывает Ксения Лысенко.

«Я бы Путину всё сказала!» Как призывают в 300 километрах от города

Деревня Юный Пионер считается большой: около 500 жителей, есть двухэтажные дома и даже два магазина. В полдень выходного дня Юный Пионер не спит: по улицам прогуливаются дети, кто-то у дома колет дрова.

— Мобилизовали, да… Даже молоденьких. Один мальчик вообще вот только с армии пришел в июне, на работу устроился в Новосибирске. Один — офицер, он старше 35 лет. Пришли повестки — и вперед с песней. Человек пять, по-моему, отправили, — тяжело вздыхает продавец одного из магазинов. — Ну, а вы нам что скажете хорошего? Скоро закончится?

В селах ждут обнадеживающих новостей. Первая волна мобилизации пришла в Юный Пионер почти сразу после объявления частичной мобилизации и затронула тех, кто когда-то служил. Вторая волна страшит, но здесь уверены: она обязательно будет.

— 23 сентября всех наших свезли в Барабинск, в ДК. Конечно, у всех почти маленькие дети остались, ну так, а что говорить — вернулись с армии, понарожали. У меня зять и сын пока тут, но вот не знаем: как пришлют [повестки], так и всё, — рассуждает продавец.

Женщина переходит к обсуждению трат, говорит, что для «своих мальчишек» (жителей Юного Пионера. — Прим. ред.) родственники закупали одежду и обмундирование, в частности, берцы. С последним очень тяжело: ни в Барабинске, ни в Куйбышеве, ни в самом Новосибирске, по ее словам, подходящих размеров уже не осталось.

— Берцы уже по 20 тысяч продают, а бронежилет — так вообще 70–90. Таких денег в селе нет, что смеяться-то, у меня у самой зарплата 10 тысяч. А еще на примете зять и сын, так и саму еще, наверное, в третью партию могут забрать. Где денег взять? Я ничего не пойму, почему со своим-то на *** (специальную военную операцию)? Почему? — вспыхивает продавец. — А что они не скажут, что с автоматом своим надо на *** (специальную военную операцию)? Ну сказали бы так, мы бы автоматы стали покупать. Ну что за бред? Я в таком этом самом… Я бы Путину всё в лицо прямо сказала! У нас все в деревне плачут, даже пацанята, которых мы провожали, плакали горькими слезами!

Разошедшаяся не на шутку женщина перестает обращать внимание на покупателей, заглянувших в магазин. Она делится своим предложением: по ее мнению, отправлять на Украину стоит отбывающих срок за убийство.

— Что значит они не хотят? Ну вы их нахально тогда отправьте! Некоторых же из наших нахально отправляют! Вот отправили бы уголовников, кого бы там не убили — обратно бы потом, в тюрьму. А то мы их почему-то должны со своей зарплаты, со своих отчислений кормить-поить…

На продавца нам указали сразу несколько жителей Юного Пионера: по их словам, в деревне нет более осведомленного и общительного человека. Но даже ее коммуникабельности и такта не хватает, чтобы убедить жену призванного офицера пообщаться с журналистами. Та, по ее словам, не в состоянии говорить и очень переживает. Мы проезжаем ее дом в конце деревни — он выглядит пустым и нежилым.

«В городе не забирают всяких мажоров, а отрываются на деревенских»

В поселке Дунаевка, что лежит в 8 километрах от Юного Пионера, о мобилизации слухи ходят разные. Поговаривают, что на их сельсовет (в Межозерный сельсовет входят деревни Юный Пионер, Дунаевка и еще два небольших населенных пункта. — Прим. ред.) якобы спустили квоту — призвать 90 человек. Но в самом сельсовете объясняют, что квоты нет, а призвали гораздо меньше — примерно раза в два. Но в маленькой Дунаевке, где осталось не больше 70 жителей, всё равно тревожно.

— Мы еще ждем. Сидим как на пороховой бочке. Пока призвали четверых, один в нашем селе прямо жил. Он был контрактником, потом контракт закончился, он приехал сюда, жил с матерью. Зятя у меня тоже забрали, но он барабинский, — делится Виктория, продавец местного магазина. — Партиями у нас тут в районе забирали: первая — 23-го, вторая — 25-го, а третья — 26-го [сентября]. Но мы сразу знали, что нашу деревню стороной мобилизация не обойдет. И что родственников наших тоже... У нас еще тут есть кого призывать.

На вопрос об отношении к призыву Виктория не раздумывая отвечает: «Нам страшно». У нее есть 21-летний сын, который учится, и брат, который в обычное время бы уехал на вахту. Но то ли из-за мобилизации, то ли по другим причинам работодатель на вахту не вызывает. Она думает, что это было сделано им специально, чтобы не мешать мобилизации.

— Как мы можем относиться? Плохо. Я вот, например, против, я не для этого своего сына растила, — вздергивает она плечами. — Зятя у меня прямо из Барабинска призвали. Он служил, 27 лет, двое детей. Младшему два годика, старшему — четыре. Жене пришлось уволиться, она до 10 вечера работает, а садик у нас — до 6. Без денег остаются. Ну а как? Мама будет помогать. Хотя у меня зарплата 11 тысяч, но ничего: пока скотину держим, поможем.

Сборы зятя обошлись семье Виктории в 30 тысяч рублей. И это не считая 13 дополнительных тысяч — их потратили на газовые баллоны, прокладки, горелку, кровоостанавливающие жгуты, которые удалось купить в Новосибирске и передать через знакомых. Одежду с большим трудом нашли в Барабинске в одном из охотничьих магазинов. Как рассказывает Виктория, там уже «выгребли всё», но в этот день было новое поступление. Владелец охотничьего магазина, видя ажиотаж, открыл его в 12 ночи, чтобы семьи мобилизованных смогли закупить нужное. Берцы зятю успели купить за 4,5 тысячи рублей — теперь цены на них выросли до 10 тысяч.

— Какое тут состояние? Никакого. Выслал фотографию, так я в шоке была — очень похудел. Не поверишь! — обращается продавец к зашедшей в магазин пенсионерке. — Щеки впали! Сфоткался у забора в учебке — ну как на зоне, честное слово! И еду через забор передают! Пока питается тем, что мы ему с собой дали. А как воевать в таком состоянии? И дочь у меня в истерике, а ребенка старшего мы до сих пор успокоить не можем: «Папа не приедет, я знаю, его убьют». А на площади что он делал? Издевательство! Ему в автобус идти, а тот ему в ноги кидается: «Папочка, не оставляй меня». Тут не захочешь — заплачешь. И отец стоял ревел, и мы стояли ревели.

В Новоспасске, где есть большая школа, в которую ходят в том числе и дунаевские дети, мобилизовали учителя физкультуры. Теперь, как рассказывает встреченная нами девочка-подросток, занятий по физкультуре пока нет.

— Преподавал он у нас, а сам из Новокурупкаевки. Забрали его 27-го [сентября]. К нам только раз приезжали за мобилизованными, — объясняет местная жительница Лилия. — Конечно, нам тревожно. Особенно если у тебя есть брат или муж: все плачут, все переживают. У нас даже мужчину забрали, у которого трое детей маленьких: он, кстати, тут жил, а не так, что просто прописан. Мы вот думаем: в городе не забирают всяких мажоров — они или откупились, или уехали куда-нибудь в Казахстан, а отрываются на наших — на простых, деревенских.

Забрали из деревни, где осталось жить 50 человек

В 400 километрах от Новосибирска сёл будто бы всё меньше, чаще мелькают поля и леса. Крупные поселения тоже есть, но говорят там о мобилизации преимущественно неохотно.

— Знаете, я предпочитаю о таких вещах не думать. Ну, вот такой я человек, не хочу на этой стороне жизни зацикливаться, — говорит работница единственного работающего в выходной день кафе в Татарске. — У меня брат… Нет, не хочу, лучше у другого спросить.

В большом селе Киевка (больше 500 жителей), до которого от Татарска можно доехать за 10 минут, придерживаются примерно такой же позиции.

— Да, кого-то мобилизовали, но вроде бы даже вернули. Сейчас же возвращают, — лениво говорит продавец.

Рядом с ней — листовки, обращенные к «неравнодушным людям», с просьбой перечислить средства на благотворительный счет для покупки лекарств и теплых вещей для мобилизованных. На листе А4 крупным шрифтом написано: «Своих не бросаем». Тут же — объявление о том, что все военнообязанные, имеющие родителей-инвалидов, должны обратиться с подтверждающими документами в администрацию сельсовета.

— Ну, молодые, может, и не хотят [идти по призыву], но те, кто постарше, — все готовы. Ну, а если позовут, что делать? Мужчины настроены защищать свою семью. Ну а как? — задается вопросом она.

В крошечном ауле Тандов, где живут барабинские татары, на улицах совсем пусто. Магазин тут имеется, но в выходной день закрыт. Магазин и фельдшерский пункт — вот и всё, что есть в поселении на 20 жилых домов. Единственная школа закрылась с десяток лет назад. Хотя есть еще небольшое, но живописное озеро — оно называется Горьким и начинается сразу же за огородами.

Зато чего в ауле Тандов в избытке, так это пустых домов. Они зияют разбитыми окнами, а заборы вот-вот сползут прямо на дорогу. Жизнь еле теплится в аккуратном домике на окраине — там во дворе работают Венера и Хусейн, тоже татары.

— У меня племянника призвали из Барабинска, второго племянника, он на работе, сказали, тоже призовут, — объясняет Хусейн.

— Вот у меня зять в Новосибирске, дочь звонит, плачет, спрашивает: «Мам, ну неужели заберут?» А что мне ей сказать? Он десантник. Внук вот у нас сейчас гостит. Ужас какой-то. Сейчас набрали всех подряд, но отпустят потом, наверное. Отпустят же? — с надеждой спрашивает женщина.

Они оба показывают на домик с разбитыми окнами, который кажется заброшенным. Там живет мать единственного мобилизованного из аула (это же подтверждают в сельсовете. — Прим. ред.), в котором осталось не более 50 жителей. Правда, сам парень, которого призвали несколько дней назад, в ауле не жил — уехал в Новосибирск. У дома — повалившийся забор и открытая калитка. Собаки нет.

— Догадывались, конечно, что придет повестка. Он в Новоспасск поехал ее забирать. А так служил во Владивостоке, что-то с ракетами связанное, — отстраненно говорит мама парня, которая представляется Надеждой.

Сыну Надежды 22 года. Несколько лет назад он служил, в ауле остаться не захотел — уехал в большой город, обзавелся женой и детьми.

— 2,5 года и три месяца [детям]. Говорит, что в Пашино сейчас, а потом… не знаю. Через две недели туда [на территорию Украины]. Оделся, обулся сам: у него зарплата — 50 тысяч, 28 ушло на одежду. А то, что маленькие дети, — это всё не сработало. Ничего не сработало, — машет рукой женщина и уходит в свой дом с разбитыми окнами.