«Вляпался по глупости». Парень хотел поджечь военную часть в Архангельске — что говорит он и его семья

Свое 19-летие герой нашего материала отметил в СИЗО. Осенью прошлого года молодой человек хотел поджечь военную часть Архангельска — на месте его задержали с поличным сотрудники ФСБ. Теперь парня обвиняют в покушении на теракт и госизмене. Наказание по этим статьям суровое — вплоть до пожизненного. Почему архангелогородец, который только окончил школу, пошел на это преступление? Сожалеет ли он? И как трагедию переживают его родные? Мы задали эти вопросы ему и его родителям лично.

Нам удалось встретиться с Максимом (имя изменено. — Прим. ред.) вне следственного изолятора, его привезли в сопровождении конвоя.

Перед началом интервью с обвиняемого сняли наручники. Он взял дрожащими руками вырванные из тетрадки листы с заметками, с юношеской растерянностью пробежался по ним глазами и попросил дать ему немного времени, чтобы собраться с мыслями.

— Извините, немного нервничаю. Первое мое интервью в жизни и при таких условиях, — признался наш собеседник.

Незадолго до совершенного преступления Максим окончил 11-й класс. Он учился в вечернюю смену, а днем подрабатывал: какое-то время курьером в пиццерии, потом устроился продавцом в магазин техники. В последнее время находился в поиске.

В школе юноша не выделялся, учился средне, ни с кем из одноклассников особо не сближался — интересы были разные. При этом у него были друзья и знакомые, с которыми он мог провести свободное время. Вредных привычек у Максима нет.

Парень решил отложить учебу в вузе: хотел еще накопить денег и через год поступить в Питер на веб-дизайнера, заочно.

— Мне всегда было интересно именно создавать свой дизайн сайтов, я уже пробовал это делать. И в принципе, у меня получилось довольно-таки неплохо. Хотел на этом зарабатывать, — делится наш собеседник.

— А почему тебе нужно было копить? Ты не рассчитывал на какую-то помощь родителей?

— Нет, я хотел сам им помогать.

Однако планам молодого человека не суждено было сбыться.

Напомним коротко, что произошло. Субботним днем, 23 сентября 2023 года, архангелогородец направился к воинской части. Он пытался поджечь самодельной зажигательной смесью военную технику, предназначенную для боевых дежурств и других задач, в том числе для СВО. При нем были канистра и прочие вещи, которые парень закупил, заранее планируя преступление.

— Подозреваемый провел подготовительные действия, а именно: рекогносцировку военного объекта с фотофиксацией размещенного на нём имущества, проработку маршрута подхода и отхода, приобретение и подготовку средств поджога. Для совершения террористического акта прибыл к войсковой части и приступил к изготовлению зажигательной смеси, — сообщается в официальном пресс-релизе регионального управления ФСБ.

В результате оперативно-разыскных мероприятий сотрудникам ФСБ удалось проследить весь путь юноши и не допустить того, на что он решился.

На архангелогородца завели уголовное дело о покушении на теракт (часть 3 статьи 30, часть 1 статьи 205 УК РФ) и о государственной измене (статья 275 УК РФ). В апреле 2023 года был принят закон о внесении поправок в УК РФ об ужесточении наказаний по этим преступлениям. Максимальный срок за терроризм увеличили с 15 до 20 лет, а за госизмену теперь могут назначить наказание в виде пожизненного заключения.

В ФСБ сообщили, что молодой человек готовил теракт «по указанию иностранных кураторов»:

— Установлено, что задержанный вступил в сговор с представителями украинских спецслужб в целях осуществления диверсионно-террористической деятельности в ущерб безопасности Российской Федерации.

На допросе парень объяснил оперативникам, каким был договор с куратором:

— Я скидываю ему видео, он проверяет, смотрит и потом скидывает мне деньги. Обычно не больше двух суток, — сообщил он, уточняя, что ему «только деньги нужны были». Неизвестный выслал ему 10 тысяч рублей — правда, по словам обвиняемого, почти все они были потрачены на покупку всего необходимого для поджога.

Установки от «куратора» Максим получал в Telegram, он инструктировал его и сразу удалял все сообщения.

— Мне написал человек неизвестный, я думал, что это какой-то противник действующей власти или какой-то оппозиционер российский, — вспоминает Максим. — И он мне начал навязывать общение, начал рассказывать о якобы военных преступлениях, совершаемых в ходе специальной военной операции российскими военными, и пытался мне внушить то, что СВО — это преступление по отношению к независимой стране, государству. Я до сих пор не знаю, кто это. Можно только выдвинуть теорию о том, что это, возможно, какая-то структура, которая промывает людям мозги.

Максим считает, что попал под влияние незнакомого человека из-за своей неопытности, и жалеет о том, что натворил:

— Меня обманули и ввели в заблуждение, воспользовались тем, что я только окончил школу и не имел жизненного опыта. Вляпался по глупости в это всё из-за своей безграмотности. Я никогда не был против специальной военной операции до этого, потому что я не разбираюсь в политике и международных делах. Мне просто это было неинтересно. Сейчас я понимаю, что этот человек мной манипулировал: присылал кадры, подменял факты.

Парень говорит, что ему буквально по полкам разложили, почему он должен рисковать. Ему это подали как подвиг — якобы серьезное преступление необходимо ради общего светлого будущего.

Максим вырос в самой обычной семье. Его воспитали оба родителя. Мать Татьяна работает медсестрой, отец Руслан — слесарь-сантехник. О том, что их единственный сын готовится совершить теракт, они не знали.

Северяне рассказали в интервью 29.RU, что в их семье всегда были доверительные отношения, они затрагивали в том числе и политические темы. Видимых признаков того, что их ребенок может пойти на преступление против действующей власти, они не замечали.

— Мы разговаривали с ним обо всём, он был скрытен только в плане личных отношений. Разговоры были о политике, споры, ну как у всех людей. Кто-то с одним не согласен, кто-то— с другим. Но агрессии, какого-то негатива у него не было, — отмечает мама парня.

Родители обвиняемого говорят, что по характеру он спокойный, любил сидеть дома, чувствовал себя некомфортно там, где много людей:

— Домашний, семейный ребенок, как и все подростки, куда пальцем ткнешь, вот это помыть, вот это убрать, с собакой погулять — всё сделает. В основном общение у него было онлайн и 2–3 человека, с которыми он в реальной жизни общался. Сидел за компьютером, не ходил на дискотеки. Занимался дизайном, самообучением. Оканчивал школу, работал. У нас среднестатистическое состояние, мы его полностью обеспечивали всем. Он просто хотел сам работать, пытался себе что-то найти.

Татьяна и Руслан до сих пор не могут осознать, что подобное произошло с их ребенком. День, когда его задержали, они помнят как страшный сон:

— Татьяна с суток пришла, а я с дачи приехал с собакой, и нас просто домой не пускали 6 часов, потом еще 8 часов обысков было, — рассказывает отец юноши. — Мы когда увидели, как его в наручниках привели, мы в шоке были, до сих пор в шоке. Просто как 18-летний ребенок наш, всегда сидевший дома, ездил на работу, в школу, и в наручниках... Он тогда еще понять не мог, что происходит, как зомбированный был. Только потом по глазам я увидел, что он очухался, что он увидел жизнь, что он что-то сделал, но не то. Мы когда на свиданку приехали к нему в октябре, он плакал, говорил: «Я понял, что неправильно сделал».

Северяне не оправдывают своего сына, но и не считают, что он совершил настолько страшное преступление, чтобы получить за него пожизненный срок:

— 19-летнему мальчику вменяют госизмену. За что? За то, что он пытался поджечь? Он даже не успел ничего совершить. Он танк продал или, я не знаю, космическую какую-то ракету?

Родители объясняют, что кураторам было просто надавить на больное, — сын говорил им, что он потерял связь с друзьями с Украины.

— Через интернет зазомбировали его. В 18 лет ребенок — это еще мягкая губка, которую можно настроить и так, и так. И это ведь не первый случай в России. Надо как-то блокировать вот эти украинские [спецслужбы]. Я не хочу, чтобы дальше это продолжалось, чтобы очередного ребенка посадили.

Татьяне и Руслану также обидно, что их ребенка не удалось остановить раньше — до того, как он решился на поджог.

— Он не просто так попал под наблюдение, — предполагают они. — Почему заранее не предотвратили (в случае, если была такая возможность. — Прим. ред.), не вправили мозги и нас, родителей, не поставили в известность? Я не считаю нас идеальной семьей. Но тем не менее мы бы могли как-то повлиять и уберечь своего ребенка, если бы знали, в чём проблема. А его просто взяли уже по факту. Я понимаю, если бы был действительно маниакальный какой-то там преступник, которого нужно действительно посадить и взять на месте преступления. Но это же еще ребенок, попался вот на крючок...

Северяне признаются, что видят и свою вину в случившемся. Их не отпускает ощущение, что они не доглядели за сыном:

— Резко всё произошло. Летний период, я жила на даче, он в городе, Руслан на работе. Возможно, где-то что-то упустили, не услышали какую-то проблему у ребенка, психологически не поддержали его и позволили этому случиться.

Татьяна и Руслан советуют другим родителям больше проводить времени со своими детьми и разговаривать открыто, чтобы не упустить возможность предотвратить беду:

— По двое, по трое суток ребенка не видеть — так нельзя делать. Я, зарабатывая деньги, работая на грядках, потеряла время в общении с ребенком. Ни в деньгах, ни в дачах, ни в чём другом нет счастья. Счастье есть только в общении с ребенком, и это понимаешь тогда, когда ты это теряешь, — признаётся мать обвиняемого.

Несмотря на общее горе, родители Максима стараются сохранять позитивный настрой в общении с ним:

— Мы пишем письма, передаем передачки, ездим на свидания. По возможности созваниваемся с ним, когда он может. Пытаемся поддерживать хоть какое-то общение с его друзьями. Книги высылаем, он очень просил фотографии любые, природы, чтобы не в четырех стенах сидеть.

Они навещают его два раза в месяц. Свидания в СИЗО, как отшучивается юноша, проходят почти как в кино:

— Только нет звукоизоляции: можно даже телефон положить и так просто общаться, слышно будет. Но по правилам нужно по телефону, чтобы записывалось.

Парень добавил, что условия в следственном изоляторе, на его удивление, неплохие. Он живет в шестиместной камере. На соседей тоже не жалуется:

— На самом деле в УФСИН грамотно работают и подбирают состав камер так, чтобы не было конфликтов. Общаемся, в шахматы, в «Монополию» играем, у нас всё чисто, убираемся каждый день по очереди. В камере напротив, допустим, прям ужас, воняет так, что хочется блевать.

Сокамерников Максима обвиняют в разных преступлениях — от мошенничества до попытки убийства:

— Есть мошенник прям самый настоящий, по нему видно, что хитрый, у него, получается, кражи на сотни миллионов. Но в целом он человек приятный, книги дает читать. Также сижу с политиком одним известным — он очень умный. Пацан, 22 года ему, у него попытка убийства: барыгу избил, тот попал в больницу, но в итоге через несколько дней подписался, что отказывался от лечения. До сих пор найти (чтобы допросить. — Прим. ред.) не могут. То есть как бы человек сидит, а жертвы-то нету. До этого сидел мужик серьезный из Северодвинска, у него 210-я была, это получается ОПС (организация преступного сообщества. — Прим. ред.). Единственный прецедент у нас, что человек 10 лет сидит в СИЗО.

— А твои сокамерники спрашивали, почему ты здесь оказался? Как общаются с тобой?

— Да, я им всё рассказываю. В целом нейтрально, потому что я сижу не из-за убийства, не из-за изнасилования.

— Ты уже адаптировался к новым условиям или до сих пор не понимаешь, куда попал?

— Можно сказать, что адаптировался. Самая главная суть, по крайней мере, сейчас: если ты не будешь косячить, тебя никто трогать не будет. Не доносить, не трогать чужие вещи — в принципе самые обычные правила. Это раньше, в 90-е, в 2000-е годы было всё ужасно и плохо. Сейчас стало уже более по-человечески.

Свои будни Максим проводит за чтением. Говорит, что надеется получить профессию в местах лишения свободы:

— Есть время изучать, развиваться, быть начитанным. В любом случае планирую закончить какое-нибудь образование, не могу пока сказать, какое, всё зависит от колонии: куда попадешь, как повезет.

Парень не скрывает, что сейчас ему тяжело, но он не теряет веры в светлое будущее, правда, уже после отбывания срока:

— Готовлюсь к лишению свободы на значительный срок — от 12 лет до пожизненного. До сих пор не пришло осознание того, что мне придется провести большую часть жизни в колонии. Хотел полетать, повидать мир, кто где как живет, в том числе и Россию. Очень хотел увидеть Байкал. Сейчас волнуюсь больше всего за близких, которым приходится вместе со мной всё это переживать. Но мысль, что потом я смогу начать нормальную жизнь, с чистого листа, придает надежду.

Наш собеседник говорит, что после задержание поменял свое отношение к СВО. Вот с какими словами он обращается к другим молодым ребятам:

— Я бы хотел посоветовать не повторять моих ошибок, не поддаваться на провокации и манипуляции, использовать только официальные источники, не верить непроверенной информации. Прежде чем делать выводы, изучить историю своей страны. Сейчас я осознаю, что совершил глупость из-за своей необразованности. Сегодня я послушал интервью Владимира Путина с журналистом Такером Карлсоном, в котором наш президент всё подробно и грамотно объяснил, почему Россия вынуждена была начать СВО. Раньше этого я не знал. Мне дало это многое понять и изменить свое отношение.

И Максим, и его родители надеются на самый мягкий приговор, который возможен в его ситуации.

— Я очень надеюсь, что все-таки судьи окажутся человечными и поймут, что ребенок просто вступил не на ту сторону и он действительно раскаивается, — говорит мама юноши. — Мы сделаем всё возможное, чтобы, когда он выйдет, ему было куда вернуться, так скажем.

Однако северяне не скрывают своих опасений, что сына могут осудить по всей строгости закона, и это может плохо закончиться как для него, так и для них:

— Лишь бы он вернулся, вот в чём дело. У него с сердцем проблемы, как и у меня. Если посадят его там лет на 20, выйдет ли он оттуда вообще живым? Доживем ли мы до того времени, когда выйдет он? — растерянно рассуждает отец парня.

Мы также обратились за комментарием к специалисту психологического центра «Счастливая семья» Наталье Панфиловой. Она считает, что сегодня молодым ребятам можно легко внушить какую-либо идею:

— Это очень опасная тенденция, потому что молодой человек очень легковерен. Очень открыт любому новому опыту, который может оказаться для него трагичным. Что касается родителей, то я очень сочувствую, когда происходят такие истории, потому что можно сколько угодно говорить про то, что там нужно иметь контакт с ребенком, разговаривать и так далее. Но, к сожалению, бывают такие истории, когда дети хотят что-то доказать родителям во что бы то ни стало. Показать, насколько они неправы, насколько у них устаревшие взгляды и так далее.

Психолог говорит, что родителям важно вместе с подростком искать ответы на его вопросы:

— Классическая ошибка, которую делают родители, это отмахиваются и говорят: «Ну что ты за чушь мелешь? Как такой бред тебе пришел в голову?» А это не бред. Это может оказаться очень серьезным, недетским занятием. Вот сквозь это надо как-то продраться, чтобы в общем понять суть вот этих исканий твоего ребенка, что он пытается найти в этой жизни, почему он так погрузился в эту критику? И нельзя ни в коем случае это взваливать на школу, какие-то организации, потому что это неправильно, это другая часть нашей социальной жизни. Это такая воспитательная задача внутри семьи простая, особенно в современном мире, когда очень много полярных мнений, и нет устойчивой позиции единой, идут мощные информационные вбросы.

Наталья Панфилова добавила, что, как правило, ребята, которые уделяют больше времени своим хобби, оказываются более защищенными от подобного влияния в интернете:

— Если подросток увлечен, например, учебой или спортом, у него есть какое-то занятие, которое ему очень нравится, И фактически ему некогда перегружать мозги, он не так открыт к этому влиянию, потому что у него есть какое-то свое дело, которое он любит. Но бывают подростки, у которых много сил, много энергии, и они не знают, куда эту энергию направить, тогда, безусловно, они могут оказаться в поле влияния какого-то человека, который начинает их использовать.

Редакция 29.RU продолжит следить за судьбой обвиняемого.