«Я думал, меня любят просто так»: в новом спектакле театра Панова препарировали человеческую память

О том, как беспощадно к человеку может быть его детство, похоже, полюбили рассуждать в Архангельском молодёжном театре. Если прошлый сезон пановцы завершали экспрессивным высказыванием о травмах из детства с чеховской «Чайкой», то в новом память о детстве стала главной темой одной из первых премьер, спектакля «Вся жизнь впереди».

Постановку по роману Эмиля Ажара — на самом деле французского писателя-мистификатора Ромена Гари — создал молодой режиссер, обладатель престижной театральной премии «Прорыв» Илья Мощицкий.

Напутствуя премьерный показ, художественный руководитель «молодёжки» Виктор Панов обратился к зрителям словами известного учёного, нейролингвиста Татьяны Черниговской:

— Слушать надо сложную музыку, смотреть надо сложные спектакли, читать — сложные книги. Иначе мозг высыхает. У наших зрителей мозг не высыхает.

Зрителей эта постановка явно заставит призадуматься — готовьтесь, к ней нужно искать ключи.

«Вся жизнь впереди» — книга об арабском мальчике-сироте Мухамеде, или Момо, как его называют коротко, живущем в домашнем приюте старой еврейки Розы, пережившей Освенцим. Режиссерская версия не сильно отходит от фабулы, но перенос на сцену роману явно пошёл на пользу. Получилось очень острое, волнующее высказывание, очищенное от разной шелухи и многословия, которым может грешить литературное произведение.

Режиссёр и труппа молодёжного театра высаживаются в голове главного героя, беззастенчиво и без остановки два часа разбирают, что же творится там внутри: о чем он помнит, чем счастлив и опечален этот мальчик.

Создатели спектакля ещё в программке предупреждают, что не стоит пытаться найти всему происходящему объяснение, цепляться за детали мира вещей. Этот спектакль — некий оптический прибор, позволяющий под разным углами рассмотреть происходящее: то увеличить, то удалить от себя.

Сценография спектакля — над ней работал питерский художник Сергей Кретенчук — выдержана настолько лаконично, что за детали почти и невозможно зацепиться. Всё убранство — охристые диван и кресло в стиле минимализма, камера, направленная в самый центр сцены и три подвешенных экрана — проецируют все, что снимает камера. Стены и пол оклеены фотообоями, рисунок которых соединяет частички мира природы: на коллаже зебры соседствуют с львами и жирафами, а сами артисты будто зависли над северной рекой и лесом.

История Момо тоже зависла — где-то над традиционным ходом вещей. Она соткана из проекций, воспоминаний, повторов. Спектакль погружен в мир грёз, всё, что видишь на сцене, происходит не здесь и сейчас, а как бы уже отфильтровано и выстроено заново памятью мальчика. Это мотив памяти всячески повторяется: то многоголосьем диктофонных записей, то визуальными образами артистов. Наряды участвующих в постановке актеров изобилуют броскими деталями: от нелепых и сковывающих движения мсье Хамиля (Виктор Бегунов) цепочек до огромных страз на свитере маленького Момо (Егор Латухин), от блестящих брюк-клеш и мерцающих клипсов Момо-взрослого (Степан Полежаев) до лакированных ботфортов Надин (Анастасии Булановой). А кто еще, если не человек, вот так же цепляет на себя тонны разных блесток и ненужной шелухи, проходя свой путь?

Память хитра настолько, что заставляет человека видеть прошлое совершенно в ином свете, отличном от реальности. Об этом — линия отношений Момо и мадам Розы.

Обоих героев в постановке представляют сразу по два актера. Но если Егор Латухин и Степан Полежаев постоянно сопричастны своему образу на сцене, то дуэт Евгении Плетнёвой и Ольги Халченко создан скорее для контраста. Халченко появляется в образе Розы только в одной сцене — когда объясняется с внезапно появившимся отцом Момо. При этом она нервична и груба — какой держательница детского приюта могла казаться большинству. Евгения Плетнёва же создает Розу воображаемую и вспоминаемую любимым воспитанником: она женственная, тонкая женщина, вынужденная быть сильной. В глазах Момо она не безобразна даже на смертном одре.

По задумке режиссера, спектакль идёт два часа — без антракта, с постоянным включением актёрского состава. Но всё же на старте и в финале держать внимание зала отдана честь самому юному актёру — Егору Латухину. Вокруг его Момо закручиваются события, а кончаются — его же сильным монологом с главной мыслью и книги, и спектакля о неизбывном, необходимом чувстве любви. И это многогранное путешествие в память человека связуют две фразы. От первой «Я думал, меня любят просто так», звучащей как потрясение для сироты из приюта мадам Розы, до утверждающей вечную силу чувства: «Надо любить».