«Я не строю из себя мученика»: активист с уголовкой за участие в митинге — о жизни под наблюдением

На одном из антимусорных митингов он кричал: «Да пусть меня хоть на миллион оштрафуют, я все равно не буду молчать!» Сегодня есть риск, что ему придется искать эту сумму. Как и вероятность попасть в тюрьму. По квартире Андрей Боровиков ходит с электронным браслетом на ноге — за ним следит полиция. Рассказываем, как сейчас живет активист, на которого впервые в области и в третий раз по стране завели уголовку по статье о «неоднократных нарушениях» на акциях.

Первый активист с «аксессуаром» для слежки

Андрея Боровикова называют «голосом протеста» — часто на митингах он берет микрофон, потому запомнился и активистам, и полиции, сегодня на улицах к нему подходят обсудить судьбу Шиеса даже незнакомые люди. Уголовку на Боровикова завели 30 апреля за неоднократное нарушение порядка проведения митингов. И хоть он сохраняет оптимизм, ему грозит штраф от 600 тысяч до 1 миллиона, или обязательные работы до 480 часов, или исправительные работы — от одного до двух лет, или лишение свободы — до пяти лет. Сейчас ему нельзя ходить не только на антимусорные митинги, но и любые массовые мероприятия, в том числе празднование Дня Победы, к которому он не смог присоединиться.

— Наверно, чтобы проконтролировать, что я дома, мне и надели этот электронный браслет, — показывает Боровиков на ногу. — Честно говоря, никто из местных активистов такой еще не носил, так что я могу стать обозревателем этого гаджета. Браслет нельзя снимать, нужно постоянно носить рядом с собой специальное мобильное контрольное устройство, — как мне сказали, оно ловит до семи метров от браслета.

Браслет придется на ноге носить как минимум до 29 июня, если сроки не продлят. В полиции Андрею Боровикову объяснили, что из-за майских праздников дело в уголовно-исполнительное следствие поступило только 13 мая, в этот же день ему и выдали «аксессуар».

— Разгильдяйство какое-то, раз такие дела — надевайте сразу. Но мне объяснили, зачем это — чтобы не искать в кипе журналистских фоторепов мое лицо, проще надеть браслет. Ситуация у меня нетипичная, и это говорили мне следователи, мое дело по этой статье первое в области и третье по стране. Я пытался повлиять на меры пресечения. Как не общаться с участниками митинга 7 апреля, если там были тысячи людей и я могу просто не знать, что беседую с участником. То есть у меня спросят, как пройти в библиотеку, я отвечу и нарушу закон? Мне ответили — у нас на днях будут пофамильные списки, кто был 7 апреля. И обещали прислать даже.

Так что в магазин или на прогулку — только с браслетом. На работу активист не ходит, как объяснил сам, «для следствия я безработный».

«Может, и голос протеста, но я всегда готовлюсь»

По образованию наш собеседник — судоводитель судов речного флота. Андрей Боровиков говорит, что работал в сфере маркетинга, и ему всегда была интересна сфера рекламы и имиджевого продвижения, поэтому коммуникабельность и умение формулировать четко мысли, точно его конёк.

— Но реклама — это одно, это продвижение товара или услуг, а выражение гражданской позиции, — это вскрытие личных убеждений. Максимальная искренность. У меня порой спрашивают, пишу ли я себе речи. Нет, не пишу. При этом, может, я и голос протеста, как говорят люди, но всегда готовлюсь. То есть выбираю, что обязательно нужно сказать. Даже если подготовить текст, там такая эмоциональная волна перед тысячами людей, что ты его забудешь. Но тезисы спасают — как слайды перед глазами. Мне нравилась со школы классическая литература, и я даже сдавал экзамен, хотя это вроде девичий предмет. Но мне нравилось, и получил тогда пятерку.

Представился полицейским, из рации донеслось: «Не трогать»

Пока Андрей следит за протестом со стороны, но, как говорит сам, для области сейчас важен каждый митинг, и ему жаль, что он не сможет присоединиться к акции 19 мая.

— Конечно, народу 19 мая будет больше — акция согласована, людям не придется отвечать за выражение своей позиции рублем. Но участие именно в неразрешенных акциях, как 7 апреля, — показатель, готовы ли архангелогородцы, осознавая риски, выразить протест. И если административная ответственность кого-то пугает, то на несогласованные митинги ходить не надо. Можно помогать как-то иначе. Я, вот, хорошо понимал, на что иду. Когда стали задерживать наших активистов после 7 апреля, ждал гостей. Я же не только в митинге участвовал, но еще и стоял с одиночным пикетом у правительства, и ко мне подходили полицейские, которым я честно представлялся. Может быть, мне показалось, но в рации тогда прозвучало: «Не трогать».

Боровиков удивлялся, почему, как он говорит, — «других вязали в пикетах просто так, а меня нет», а потом объяснил себе это:

— Я ведь и на следующий день вышел к обладмину с тем же плакатом, и снова ко мне подходила полиция, но не забрали. И я догадался, что меня хотят списать с пробега ближе к 1 мая. Что и получилось, 30 апреля меня и взяли. Кто знает, может, они думали, что я выйду с этой темой и в Первомай, или накануне праздника хотели напомнить другим, как себя нельзя вести. На первый митинг в марте 2017 я шел тоже со страхом, взрослый дядька, казалось бы.

А мнение такое — он не хочет, чтобы московский мусор и любой другой везли в Архангельскую область.

— И я понимаю, что так мусорная проблема решается из-за коррупции и эта схема на поверхности. И особенно себя сейчас дискредитирует полиция Ленского района. Взятки и договоры — в том числе на передовой, в Шиесе. Отсюда и бездействие полиции, которая смотрит, как избивают людей. Я к профессии полицейского с уважением отношусь, но в этом случае про офицерскую честь не может быть и речи, если поступаться своими принципами и долгом, чтобы было на что ипотеку выплатить и детей поднять... Честнее было бы звезды снять и быть зеленым или черным человечком.

«Я — жена, надеюсь, не декабриста»

Пока Андрей Боровиков рассказывает про Макиавелли, который еще в 15 веке описал политтехнологии с такими акциями, как архангельская бессрочка, мы осматриваем квартиру активиста. Сам он называет её «машиной времени»: тут и современные детали, и советские. А на стене — свадебные фотографии. Спрашиваем у супруги Дарьи, как это — быть замужем за человеком, который, как сказал бы какой-нибудь скептик, сам ищет приключений.

— Я за Андрея переживаю, конечно же, — говорит она. — Я его друг. И жена. Надеюсь, что не декабриста. Конечно, после суда я думала, что у меня будут проблемы в школе, где я работаю учителем. Но меня никто не вызывал, никакого давления не было. Андрей, я и наши близкие уверены, что бы ни случилось, он делает правильное дело.

Поэтому самому активисту было оскорбительно слышать в суде пару формулировок по поводу того, что до заседания его уже привлекали к уголовной ответственности.

— Мне припомнили то, что случилось по молодости, больше десяти лет назад, за драку в армии, я ответственность понес за это, судимости погашены, и мне странно, что этим мне сейчас тыкают, — говорит он. — Я за ошибки ответил. Но чувство справедливости у меня всегда было обострено. В той же армии со мной был случай, который я частенько вспоминаю. Я видел, как плохо кормят матросов и как сытно едят мичманы с офицерами, и как вторые тащат домой мясо и сгущенку. И как-то раз все сели писать письма: нас заставляли каждое воскресенье.

И со всем пафосом гвардии матроса Боровикова я описал ему ситуацию. Прошло месяца три, и меня ночью будит офицер — что за дела? От министра обороны, тогда еще Сердюкова, прилетели «меры». И кормить нас стали великолепно, и спрашивали иногда, ну что, вкусно тебе, Боровиков?

Родители активиста до сих пор спрашивают сына, тебе что, больше всех надо? Но в то же время стали все чаще обсуждать с ним местные новости, и не только про Шиес. Хотя поначалу, когда сын поддержал Штаб Навального в Архангельске, с опасениями отнеслись к этому.

— Мама же долгое время верила всякой киселевщине в разных форматах, — говорит Андрей. — Она разочарована тем, чему верила, в том числе в политике «Единой России». Она не оппозиционерка, конечно, но видно, как меняется мировоззрение даже людей в возрасте. Вопросов все больше, и не только у молодых.