«Успел сказать, что видит боевиков, и упал»: история омоновца из Новодвинска, погибшего в Чечне

«Ну что я вам могу о нем рассказать? Я его уже 24 года не видела…» — с этими словами начинает плакать в трубку Лидия Мефодьевна. Ее сын, боец архангельского ОМОНа Сергей Калмыков погиб в Чечне в марте 1996 года. А ведь его дома ждала молодая жена, Сергей женился за 8 месяцев до своей гибели. Его смерть была первой человеческой потерей для архангельского отряда в Грозном. Почему Сергей вообще пошел служить в ОМОНе? Каким он был человеком? И каково это — терять на войне сына, мужа и товарища? Об этом нам рассказали те, кто это пережил.

«Не думал, что воевать придется»

— Золотой был сын у меня. Очень отзывчивый, жизнерадостный. Даже когда я его ругала за что-то, он улыбался. Улыбка у него была очень красивая. Он и на памятнике с улыбкой, — продолжила рассказ о сыне Лидия Мефодьевна.

Сергей родился и вырос в Новодвинске, был вторым ребенком в семье. Мама его работала всю жизнь портнихой в ателье, отец трудился на бумажном комбинате. В школе Сергей учился неплохо, очень любил спорт, занимался боксом и бегал на лыжах.

— После школы Сережа поступал в институт, хотел на учителя физкультуры, так классная советовала. Но перед экзаменами он переболел гепатитом. И письменно он все сдал, а вот диск какой-то не добросил. В общем, не поступил, — вспомнила мама.

Тогда отучился в местном ГПТУ на газосварщика, а потом работал по специальности у отца в цеху до армии. После армии, в 1990 году, Сергей поступил в Минске в школу милиции. Лидия Мефодьевна отметила, что с детства это была у него романтическая мечта — работать милиционером.

— Год он там отучился. А потом что произошло, я и сама толком не знаю. Но через его армейского друга слышала, что он в этой школе с кем-то подрался. И его отчислили, — вспомнила мама.

Вернувшись домой в Новодвинск, Сергей работал около трех лет на фанерном заводе стропальщиком. А потом решил служить в ОМОНе в 1994 году.

— Все родные, и я тоже, были против. Боялась я за него. Началось уже неспокойное время, для того этот ОМОн и сделали. Но он-то не думал, что воевать придется. Его приглашали в нашу новодвинскую милицию работать, но не захотел, — рассказала Лилия Мефодьевна.

Вернувшись из первой поездки в Чечню, матери Сергей сказал только, что его наградили за отвагу, но не рассказал за что. Уже после смерти она об этом узнала от его товарищей. Когда сын поехал на Кавказ во второй раз, то велел матери не тревожиться.

— Он сказал, что они будут в Старопромысловском районе штаб охранять, воевать не будут. А потом как по телевизору показали, что там делается в этом районе как раз, я забегала: куда звонить, кому, как? Утром 8 марта я пошла в магазин, я еще не знала, что он накануне вечером погиб. Помню, что соседка у меня тогда спросила, что со мной, потому что у меня гипертония начиналась, я так плохо выглядела, — вспомнила Лидия Мефодьевна.

Весть о гибели сына привезли ей к обеду 8 марта.

— Мне не надо было ничего говорить, я уже и так места не находила себе. Стояла я у окна и их [бойцов] увидела. И все поняла. Но я еще надеялась, что его ранили. Говорят, что время лечит, но ничего оно не лечит. Я о нем вспоминаю как вчера. И напишите о том, что меня не забывают его товарищи. Командиры меняются, а отношение ко мне нет. Спасибо им большое, — сказала мать.

«Пристально смотрел на меня своими большими серыми глазами»

— Ненавижу этот день — 8 Марта. Это совсем не праздник для меня, — сказала вдова Юлия Калмыкова, начиная разговор о Сергее.

Мы с ней встретились у нее дома, за кухонным столом. На столе — свадебный альбом с датой на обложке: 15 июля 1995 года. Внутри — фото в рамках с рисованными вензелями и в рамках с наклееными цветами. На снимках молодые счастливо улыбаются и позируют не только в загсе, но и на крыльце дома Юлии возле голубого «Москвича-412», который дал друг-сослуживец для кортежа. Познакомились будущие муж и жена примерно за год до свадьбы. Юлия была 19-летней воспитательницей в детском саду, жила с мамой в Архангельске, планировала получить высшее образование заочно в Северодвинске.

— Какими-то судьбами попала в Новодвинск, где до этого никогда не бывала. И вот, компания друзей собралась за столом. Единственное, что помню, что Сергей весь вечер сидел, ничего не ел и на меня пристально смотрел своими большими серыми глазами. Так смотрел, что при моей любви покушать я уже потом просто есть не смогла, — вспоминает Юлия.

Эти серые глаза запали в душу. Последовали традиционные ухаживания, посиделки с друзьями под гитару, выезды на природу. Сергей научил ее готовить, особенно запомнились уроки по борщу. Юлия также с теплотой вспомнила, как уже после свадьбы с Сергеем ездили погостить к его родственникам в Белоруссию. Там ее — «такую худенькую!» — все время вкусно кормили и заботились о ней.

К тому, что Сергей выбрал опасную профессию, Юля относилась с принятием.

— При поступлении на службу были многие нюансы, по которым его не должны были взять. Но он готовился, тренировался и все-таки добился своего. Вот ему надо было почему-то именно не просто в милиции служить, а в спецотряде. Сейчас я уже даже не помню почему. Я просто принимала это, для него это было очень важно, — сказала она об этом.

«Во сне я понимала, что это не пот, а кровь»

Поженились они, получается, между первой и второй командировкой Сергея в Чечню. Знала ли Юлия, где именно нес службу Сергей и что там происходило?

— Помню, как ездили встречать ребят после первой командировки: ужасный аэродром, летное поле все во льду, уставшие все дико… Были счастливы встрече, но никаких подробностей о службе. Я думаю, все родственники знали, что была война в Чечне, и понимали все. Но об этом не говорили. Ребята, которые оттуда приезжали, не только Сергей, — они как бы закрывались от этого. Не обсуждали то, что там было, — рассказала Юлия.

Она отметила, что перед свадьбой Сергей однажды отказывался от второй поездки на Северный Кавказ. Но уже после бракосочетания, видимо, нельзя было отказаться. В 1996 году рассказал, что едет снова.

— Истерика моя, конечно, была, как у любой женщины, но не помогла. При всей своей кажущейся мягкости Сергей следовал принятым решениям. В страхе и переживаниях я его ждала, старалась не думать о том, что может произойти, отгоняла от себя дурные мысли, — отметила вдова.

В этой второй командировке и оборвалась жизнь ее мужа. Накануне того дня, когда Юлии сообщили о его гибели, она видела кошмар.

— Мне казалось, что я лежу и очень сильно вспотела, хотя раньше никогда такого за собой не наблюдала. И во сне я понимала, что это не пот, а кровь. С этим ощущением я проснулась в тот день, когда пришли говорить. У меня было полное дежавю, как будто я уже все видела: кто как встанет, как зайдет, что скажет и так далее. Четверо бойцов, по-моему, заходили и все сказали, — вспомнила она.

Дальше жизнь несколько месяцев, а то и лет, проходила в траурном тумане. Молодая девушка каждый день в первое время ходила на кладбище и разговаривала с убитым мужем. Сейчас все воспринимается по-другому, а тогда у нее даже была обида на Сергея. «Как? Почему? Зачем он туда поехал?» — спрашивала она и плакала. Вытащить из горя помогали подруги.

— Это никогда нельзя пережить до конца, травма никуда не уходит. Ты просто учишься с ней жить, — призналась она.

На холодильнике в ее кухне висит календарь с очертаниями Архангельской области, заполненной портретами погибших в Афганистане и на Кавказе мужчин. Это подарок на Новый год от архангельской организации их матерей и вдов. Юлия иногда ходит на мероприятия, которые организуют эти женщины. Она призналась, что ее поражает их желание жить и дружить, несмотря на то что в их жизни произошла трагедия.

— Они все герои, кто ездил туда, в Чечню, — сказала Юлия. — А если бы не было войны, то у нас с Сергеем была бы семья и дети. Сергей всегда хотел детей.

Первая командировка. Спасение солдат

Тех, кто был вместе с Сергеем в той командировке, где он погиб, в отряде «Скорпион» почти не осталось сейчас: кто-то ушел на пенсию, кто-то сменил работу, другие переехали. Но память в отряде о бойце из Новодвинска сохраняют. В здании отряда есть памятный уголок о всех погибших на Северном Кавказе. Есть снимки Сергея и вырезки из публикаций в газетах.

— О Сереге-то можно много говорить, — начал замкомандира отряда ОМОНа архангельской Росгвардии Сергей Ильин. — Он же за первую свою командировку был медалью за отвагу награжден. Тогда они вместе с Александром Николаевичем Кузнецовым, выполняя служебную задачу, следовали по маршруту на бронеавтомобиле по Грозному и увидели, что два солдата-срочника прижаты огнем боевиков с девятиэтажек к асфальту. Они просто скрывались за бордюром. И вот ребята приняли напряженный бой, и в процессе у Сергея сбили мушку на пулемете. Но тем не менее они подавили боевиков и спасли тех солдат. Храброе у Сереги было сердце. Он был не из робкого десятка. Но тогда все, кто туда ездил, были такие.

Сейчас, как он считает, ценности у молодежи другие. Теперь люди пойдут воевать только что за хорошую зарплату, а тогда такой и близко не платили. Купить новую рубаху с получки было событием. На Северный Кавказ бойцы спецподразделения ездили, как нам объясняют, за идею и потому что Родина позвала, а не за деньги.

— Как-то раз мы с отрядом пришли с боевого задания. Была для отдыха бойцов приспособлена школа — не очень большое помещение. Надо выспаться, так как утром выходить снова на боевые. И мне Серега место уступает: «Ложись, я-то уже домой скоро еду, все». Вот это человека так характеризует, что больше ничего говорить не надо, — вспомнил также Сергей Ильин тот момент, когда они пересекались с Сергеем в Грозном.

Олег — еще один боец, который тоже знал Сергея и до сих пор служит в отряде. Сергея он запомнил как улыбчивого и доброго товарища.

— В какой-то командировке он в Грозном щенка подобрал. Коржиком, что ли, его назвал. Такой смешнючий пес был, — рассказал боец.

Первая командировка длилась 50 дней. После нее Сергей женился. И вот в 1996 году поехал снова.

Вторая командировка. Гибель

55 человек из Архангельска служили в Чечне в отряде «Скорпион» в те годы. Сергей погиб первым из отряда. Это случилось в 1996 году, а марте. Тогда обстановка, как вспоминают бойцы, в Чечне обострилась. Столкновения были во всех районах Грозного, где-то шли настоящие бои. Город почти полностью контролировали боевики. Получили информацию о том, что они, возможно, нападут на главное управление оперативного штаба (ГУОШ), который тогда охранялся архангельским ОМОНом. Рядом со штабом для того, чтобы боевики не могли напасть неожиданно, выставили посты. В одной из этих засад 7 марта был Сергей Калмыков.

— Ночью пост был обстрелян боевиками из автоматического оружия и подствольных гранатометов со стороны земляных сопок. При отходе группы Сергей выдвинулся вперед и занял оборону, прикрывая огнем отход группы в безопасное место, — говорится в информационном сообщении об этих событиях.

Он стрелял по боевикам из пулемета, пока его группа не вышла из зоны обстрела. В этом бою его смертельно ранили в голову. О том, как это могло случиться, рассказал боец Алексей со слов сослуживца Сергея, который в ту ночь находился рядом с ним.

— Он рассказывал, что Серега сидел с ночником. Когда подносишь ночник (прибор ночного видения типа бинокля. — Прим. ред.) к глазу, там такое маленькое освещение идет. И этого хватило, чтобы его заметили [боевики]. Только он и успел сказать, что их [боевиков] видит, и упал, — вспомнил он.

Чтобы вытащить погибшего, привлекли группу из резерва. В ней был омоновец Вадим, который еще служит в «Скорпионе»:

— Пришла информация, что завязался бой, и мы выдвинулись к месту перестрелки. Там заняли место, сделали коридор, и ребята выходили, несли его на плащ-палатке.

Журналист Игорь Лымарь в 1996 году брал интервью у тех сослуживцев Сергея, которые сопровождали тело погибшего товарища на родину. Вырезка с этой газетной статьей хранится в отряде. Тогда они назвали даже точное время гибели — 22:53, а еще один из них сказал, что Сергея достала пуля снайпера, выпущенная подло — в спину.

— Потрясением была для нас [его смерть]. Одно дело, когда это происходит на гражданке, а другое — когда в боевых действиях. Все ребята восприняли это тяжело, это была первая боевая потеря отряда, — сказал Сергей Ильин.

В Грозном на месте гибели Сергея Калмыкова во время уже второй чеченской кампании его сослуживцы поставили памятный крест. Стоит ли он в городе до сих пор, они не знают. Каждый год в Архангельске на воинском мемориале на Вологодском кладбище 7 марта омоновцы чтят память сослуживца. А в Новодвинске проводятся соревнования по кобудо памяти Сергея Калмыкова.

«Мы там познали ценности вещам»

Олег рассказал, что при гибели товарищей (Сергей был не единственным погибшим из отряда) обычно в первые минуты другие испытывали шок, ступор: только что говорил с человеком, и через секунду его уже нет.

— Хочется мстить. А потом проходит несколько часов… Парни собирались в кружок, шутили что-то. Я вот на это обратил внимание. А потом, когда учился на юридическом, спрашивал у преподавателя по психологии: почему так? Она сказала, что это — защитная реакция организма. Если нет этой реакции, то люди на войне просто бы сошли с ума, — пояснил он.

— Помнишь, мы с тобой приехали с первой кампании, нас встречали жены? Они потом говорили, что на нас посмотрели и испугались — у нас глаза были пустые. А потом спустя время мне моя сказала: «Ну, слава богу, ты нормальный стал», — добавил Алексей.

Сейчас, когда он смотрит видеохронику чеченских кампаний, фотографии, говорит, что даже не всегда верится, что он там был и через все это прошел. Организм хочет вычеркнуть это из памяти: причем не только гибель друзей и травмы, но и тяжелые бытовые условия. О том, как жили омоновцы, напоминают им фотографии, которые хранятся в отряде, и даже издан специальный альбом об отряде «Скорпион». Каким был Грозный 25 лет назад?

— Вот я смотрел военную хронику про Сталинград, и Грозный был примерно такой же: весь разрушен, — сказал Алексей.

— Его можно было оставить как полигон для съемок фильмов про войну, — отметил Олег.

Жили по полгода в землянках или заброшенных зданиях. Спали на нарах с сеном, в спальниках. В первые командировки не было чем умыться. Ждали снега, чтобы обтереться. Электричества тоже не было. Редкие минуты свободного времени между дежурствами на постах и выходами на задания тратили на… чтение книжек.

— Если повезло, то огрызок свечки какой-то найдешь и книжку, то можно почитать. Или с фонариком на лбу сидели, — вспомнил Алексей.

С родными связи по телефону тогда не было.

— Однажды к нам приехал журналист из Архангельска и говорит: пишите письма родным. А мы не знаем, что писать. Мы же в 95-м, когда самый замес был, не говорили, куда мы поехали. Мы говорили, что мы в Новочеркасске и, может быть, будем в Ростове на границе стоять. Помню, что мы не хотели письмо писать, все отказывались. Он говорил: я все равно вас буду на видео снимать и это показывать, родственники вас узнают. Лучше сейчас пишите, что все хорошо, — вспомнил Алексей.

Жалеют ли сейчас омоновцы «Скорпиона», что участвовали в чеченских кампаниях?

— Я не жалею. Для меня это была очень хорошая школа. Мы там познали ценности вещам. Смотрели фильм «Изгой»? Когда он там ходит [герой Тома Хэнкса, спасшийся с необитаемого острова] уже после возвращения вокруг стола, где крабы там и все такое лежит, берет пьезозажигалку, у которой на конце одним щелчком появляется огонь? Я смотрел это кино и вспоминал: я так же домой приехал, свет включил, ванну набрал и обрадовался, — рассказал Олег.

— Все к этому относятся как к своей работе: как врач, как учитель, — добавил Вадим.

— Кто если не мы? Кто-то ведь должен был туда ехать. Мы сами это выбрали, как у нас говорят, в спецназ за уши никто не тянул, — подытожил Алексей.