«К тебе отношение как к равноправному»: северодвинец переехал в Норвегию и стал героем фильма

Северодвинец Николай Коростель живет в норвежском городке Киркенес чуть больше 10 лет. Туда его привела работа — северянин ремонтировал и строил суда, а сейчас отвечает за систему качества на норвежской верфи. За рубежом он увлекся поиском артефактов с помощью металлодетектора. В том числе поэтому Николай стал одним из героев документального фильма российского телеканала «Культура». Нашему корреспонденту он рассказал, как изменилась его жизнь с переездом в Норвегию.

Николай чувствует себя по-настоящему причастным к Поморью (это выдает даже свитер с оленями в мезенском стиле), хотя его корни совсем не северные. Его бабушка по отцовской линии родом из Белоруссии, а дедушка — с Украины, они приехали в Молотовск (так до 1957 года назывался Северодвинск) в 1938 году. Дедушка по материнской линии — офицер флота, он тоже не из этих мест — переехал из Москвы.

Николай и его брат-близнец выбрали ту же профессию, что и их отец и дедушка, — стали судостроителями. Начали карьеру на «Севмаше», где работали параллельно с учебой в «Севмашвтузе».

— И вроде как начали зарабатывать, а потом — середина девяностых, стали задерживать зарплаты. В 1998 году я окончил институт, начал работать инженером, преподавал даже во втузе. Потом была служба на флоте. Затем вернулся на «Звездочку», где проработал четыре года, — рассказывает Николай.

Зарплата на заводе была небольшой, и это подтолкнуло северодвинца к поиску другой работы. Как раз на строительство морских платформ на Дальнем Востоке искали инженера, знающего английский язык. Об этом Николаю рассказал его знакомый, которому как раз и искали замену — он уходил на другую должность.

— Я ездил вахтами — семь недель там, три недели здесь. Фирма базировалась в Архангельске. Потом появилась возможность от этой же фирмы ездить в Норвегию мастером сварочного производства. Это был 2006 год, — вспоминает Николай. — И так потихоньку я начал кататься в Норвегию. Некоторое время спустя мой начальник сказал: «Перевози семью, будешь в офисе пока». И в 2010 году я перебрался с семьей в Киркенес. Это было приключение, что-то новое. Мы считали, что стоит попробовать, ведь у нас есть куда вернуться.

До переезда Николай уже бывал в Киркенесе. Так что идея остаться там на ПМЖ его не смутила. Он продолжил работать на заводе «Кимек», но уже в головном офисе. Предприятие основано в 1986 году для сотрудничества России и Норвегии, в том числе в сфере рыбного флота, а также для работы с горнодобывающими предприятиями. Сейчас на заводе ремонтируют разные виды судов. Дочерняя компания «Кимек» посылает монтажников, сварщиков и механиков на строительство морских платформ. Российские специалисты в основном — это сварщики и монтажники трубопроводов, а механики, как правило, — скандинавы.

Сейчас Николай координирует работу специалистов, отвечает за качество, безопасность и окружающую среду на предприятии. В Норвегии рабочий день начинается раньше — например, в «Кимеке» сотрудники уже на месте в 7 часов утра, но и домой уходят тоже рано — в 15 часов.

— На «Севмаше» в 8:15 начиналась работа, на «Звездочке» в 7:45. Заканчивали в 17 часов. Домой ты прибегал в районе семи вечера, уставший. А здесь в три часа ты уже свободен, — говорит Николай. — Здесь делается упор на то, чтобы дети много проводили времени на улице в движении. Естественно, взрослые тоже. Порядка 10 лет я занимаюсь в бадминтон-клубе, как и вся моя семья. В клуб может вступить любой, он платит взносы, туда включена и страховка. Клубы существуют за счет посетителей и спонсоров. Здесь совершенно нормально, что клуб собирает бутылки, чтобы получить доход. Бывает, проводят субботники. Например, когда большой магазин платит за пересчёт товаров или уборку помещений. Поначалу это шокировало, но здесь никто не чурается, так как это помогает клубу зарабатывать деньги.

Еще одно увлечение Николая появилось уже в Норвегии — опять же благодаря тому, что свободного времени прибавилось. Купил металлодетектор и стал искать артефакты.

— Вроде появляются средства, и хочется чем-то интересным заняться. И дети подросли. Рыбалка поднадоела. Хотелось какую-то техническую снарягу. И вот так вывело на металлодетектор. Когда он у тебя есть, начинаешь смотреть на все таким детективным взглядом. Потому что анализируешь, где люди могли что-то потерять. Например, ручеек — источник пресной воды, здесь люди могли ночевать. Значит, тут можно найти монетку или что-то другое, — объясняет Николай.

В 1940 году Киркенес был оккупирован немцами, советские войска вошли в город в октябре 1944 года. История освобождения Киркенеса заинтересовала Николая.

Несколько лет назад в Норвегию приехала российская съемочная группа. Документалисты собирали материал для фильма «Память. Русские в Киркенесе» телеканала «Культура». Николай Коростель стал одним из героев ленты. Он показал, как выходит с металлодетектором на болота рядом с городом, где в годы войны шли бои. Если попадаются боеприпасы, Николай их оставляет в земле и сообщает координаты места в полицию. Так он должен действовать по закону. Остальные находки Николай оставляет у себя и, словно детектив, пытается выяснить, кому они могли принадлежать. Бывают вещи, которые несут след владельца — например, гравировка с именем.

В Норвегии нет такого масштабного и организованного поискового движения, как в России, поэтому Николай обращается за советом к русским энтузиастам. Размещает информацию на тематических сайтах в надежде на отклик:

— Есть необычные находки, например, алюминиевая солдатская фляга. Она сохранилась с Первой мировой войны, выдана царской армией, на ней было выгравировано финское имя. Я показывал финнам. Они пришли к выводу, что это был карел, который жил в Финляндии. Я вышел на человека, который мог быть его пожилым племянником. Но тот опроверг мою гипотезу.

Даже в детском саду пахнет домом

Переезд в Киркенес Николаю дался относительно легко: он как жил на севере, так и живет. Только полярная ночь здесь дольше и переносится тяжелее, чем в Северодвинске. И еще минус — городок расположен вдали от центра страны. Если захочешь куда-то съездить, то придется сначала лететь до Осло. Пересадка там, по словам Николая, выходит дорогой и длительной. А ведь все надо успеть — в Норвегии отпуск длится пять недель. Кстати, на поезде до Киркенеса не добраться — на северо-востоке Норвегии просто нет железной дороги, хотя разговоры о строительстве идут давно. В сравнении с Северодвинском Киркенес меньше в разы. По оценке Николая Коростеля, в самом городе живет примерно три тысячи человек, в коммуне Сер-Варангер, в которой находится Киркенес, — около пяти тысяч жителей.

— Когда в первый раз приехал, показалось, что это как СОТ — садово-огородное товарищество. В принципе, такая деревенька, — сравнивает Николай. — Хотя Северодвинск, по меркам России, маленький город. И я, скажем так, не сильно городской житель. Здесь очень хорошо летом. Самое лучшее время здесь — с июля. Шикарная золотая осень, когда уже комаров нет, природа дарит ягоды и грибы. Ты идешь по самой восточной территории Норвегии: вот у тебя река, а вот норвежский пограничный столб. Через несколько метров — русский пограничный столб.

— Киркенес — это сплав четырех народов. Это русские, это норвежцы, финны и саамы, — продолжает он. — И я подметил, что почти в каждой норвежской семье как минимум один человек имеет финские или саамские корни. Есть и русские фамилии. Данилофф, например. Было такое, что крестили саамов в православную веру.

В Киркенесе Николаю нравится уютная атмосфера — например, в той же школе или детском саду (наш собеседник замечает, что там правда пахнет домом). Доверительные отношения между воспитателями или учителями и детьми — это норма. Вообще в Норвегии в первую очередь смотрят на то, насколько человеку комфортно в коллективе.

— В норвежском языке есть такое понятие — «рабочая среда». Подразумеваются не только физические параметры, а степень комфорта. На это очень серьезно смотрят, человек ставится на первое место, — объясняет Николай. — И даже на родительских собраниях первый вопрос всегда: «Как ребенку нравится?» На собрания мы ходим вместе с ребенком. Я молчу, с ним разговаривает учитель. Он выступает нейтрально в беседе. Нет такого, как раньше, когда я в школе учился: родители приходили на общее собрание, при всех могли пройтись по отдельным персонажам. Здесь всё обговаривается индивидуально. Делается резюме, спрашивают ребенка, как общается с одноклассниками, играют ли вместе. Если какие-то ситуации возникают, то учительница может обратить внимание, вызвать и поговорить. Шлепать ребенка нельзя. И детей информируют, куда позвонить, если их унижают. Ребенок может защитить себя. Его безопасность ставится на первое место, разбираются уже потом. Несколько лет назад приезжали специалисты из Осло, были представители службы опеки. Проводили встречу с русским сообществом. Очень все вменяемо.

Также в Норвегии Николай понял, что такое чувство безопасности. Отпустить ребенка на прогулку здесь можно не боясь.

— Часто мне говорят: «У вас там Брейвик (но аргумент неубедительный, им любят пугать те, кто живет в России) и беженцы». По поводу беженцев я не скажу за Осло, но, может быть, это количественное когда-нибудь перейдет в качественное изменение. Здесь иностранца принимают, если он вменяемый, добрый и хороший. Его интегрируют в эту культуру, — рассуждает Николай.

По его наблюдениям, норвежцы не очень эмоциональные. Но это можно объяснить гигиеной человеческих отношений: люди стараются меньше вываливать на окружающих свои проблемы. Да и люди, замечает Николай, стрессуют здесь меньше. При встрече улыбаются друг другу — и это тоже часть жизни, а не какой-то корыстный жест, как может кому-то показаться.

— Еще мне нравится, что тебе изначально дают большой кредит доверия. Я всем своим работникам говорю: «Ребята, если вы что-то совершите не то, тогда дверь захлопнется, и причем навсегда». Здесь никто не будет жалеть, как у нас бывает: «Ну, давайте простим». Умолять уже бесполезно. Если норвежец сказал нет — значит нет. Это всем надо понимать четко, — замечает Николай.

Что касается языка, то Норвегия хороша тем, что здесь практически все владеют английским. Когда иностранец только приезжает в страну, он может свободно говорить по-английски, и все его поймут. Николай поступил так же, когда начал жить в Норвегии, но сейчас свободно общается на норвежском.

— Я не могу сказать, что мой норвежский очень хороший. Надо над этим работать, — считает Николай. — Язык — это стиль жизни с его крылатыми словечками и так далее. Он автоматически тянет за собой кучу понятий. Я учил английский, потом норвежский. Также работал на проектах с поляками, сначала больше шутили, а потом начал понимать. Так что могу общаться и в этой среде. Когда знаешь много языков, чувствуешь себя здорово.

Николай и сейчас не теряет связь с Россией, следит за тем, что происходит на родине, и радуется, когда в Киркенес приезжают земляки.