«Выиграл в казино свою жизнь!»: архангелогородец отсидел почти 10 лет, чуть не умер на фронте и стал миллионером

Жизнь архангелогородца Валерия Третьякова подходит для экранизации в стиле Балабанова. В 14 лет наш собеседник подсел на наркотики, причем употреблял их дома вместе с матерью. В 16 — попал в колонию, где узнал о самоубийстве своей девушки, которая успела родить ему сына. Почти десять лет молодости прошли в колонии, а оттуда он отправился на фронт — за помилованием. Убивал, сам был тяжело ранен, а сейчас, как говорит, начал всё «с чистого листа»: женился, открыл салон красоты, гостиницу и лаундж-бар. За второй шанс схватился крепко, однако считает, что достойны его не все. Вот, что он рассказал 29.RU про свой путь.

Валерий родился в Архангельске в 1997 году. Говорит, что семья была обеспеченной, но неблагополучной. Мать занималась бизнесом, у нее были точки на Центральном рынке и у «Диеты». Торговала вещами из Турции: очками, перчатками, зонтами.

Это приносило деньги, но счастливым и беззаботным ребенком Валера не был:

—  Мама могла меня избить шнуром… вицы отмачивала. Для нее было нормально выгнать меня из дома в -30 °C в одних трусах и оставить на улице. Я думал, что она плохая. А она же не знала, как по-другому воспитывать. У нее у самой было тяжелое детство, родители избивали сильно, из дома выгоняли — так же она обращалась и со мной.

Папой маленький Валера называл отчима, но тот ушел из семьи, когда мать подсела на наркотики. Жизнь мальчика превратилась в кошмар. Северянин вспоминает, что домой приходили органы опеки, но странностей не замечали:

— Мама договаривалась с ними. В целом-то у нас всё было неплохо. Было что поесть, я был хорошо одет. Деньги дома водились, она хорошо зарабатывала. Просто, помимо этого, к нам постоянно приходили криминальные авторитеты. Мама, кажется, занималась проституцией, употребляла наркотики. Это была грязь… Видел, как под наркотиками она проводила время с мужчинами»

Валерий говорит, что семейный бизнес загнулся, когда мать потеряла контроль над собой, и деньги начали утекать. В то время он сам начал совершать преступления. Много хулиганил, бил других детей, уходил из дома, прогуливал школу. В 10 лет его впервые посадили на 15 суток. Через несколько лет он начал употреблять тяжелые наркотики:

— Я колоться начал где-то с 14–15 лет со своей девушкой. Это максимально жесткие наркотики были. Они взрослых убивали, а детей и подавно. Мне кажется, до могилы тогда оставался один шаг.

Валерий поступил в Архангельский техникум водных магистралей имени С. Н. Орешкова. Мать хотела, чтобы он выучился на капитана, но у парня были другие интересы:

— Я занимался музыкой очень плотно, писал стихи, выступал по концертам. Старался читать рэп. Мне это по душе было.

Музыкантом Валерию стать не удалось. В 16 лет его посадили в колонию. За разбой, кражу и вымогательство. Вместе с друзьями он вскрывал дачи и нападал на людей:

— Мы напились и полезли в одну дачу. Украли там «Сегу» за 1000 рублей. Потом залезли в другой дом. Там были мужчина и женщина, а у нас было оружие. Пневматическое, на железных пульках. Мы стреляли по ним. Нас судили строго, потому что это преступление, совершённое группой лиц по предварительному сговору. Меня тогда еще параллельно за вымогательство судили: одноклассник стащил у родителей полмиллиона рублей, мы его прогуляли, а он вину на меня свалил. Сказал, что я угрожал, мол, убью его мать. Ему поверили, а мне нет.

Так парень попал в воспитательную колонию в Талагах. Ему дали 4,5 года:

— Мне стоило в тюрьме посидеть, потому что я там от наркотиков избавился. На свободе выхода из ямы не было, а в тюрьме вещества дорого стоят, я их не мог себе позволить. Тюрьма спасла мне жизнь, а вот моей девушке — нет…

Когда Валера попал в колонию, подруга родила от него ребенка. Позже он узнал, что она покончила с собой.

Сына он видел всего один раз — на длительном свидании. Они провели вместе шесть дней. А потом она звонила и говорила, что ей очень тяжело:

— Ее родители тоже употребляли, и малыша забрали в дом малютки. Больше я его не видел. Знаю, что его усыновила женщина из Северодвинска. Он такой маленький и красивый был. Я бы хотел найти его и стать ему другом… отцом — уже точно не смогу.

Парень остался один:

— Мама от меня отказалась. У нее принципы свои, и она их поставила выше всего. Типа она меня предупреждала, что если я сяду, то она меня больше не знает. Я сел, и она ушла из моей жизни полностью. Это было тяжело. Я в тюрьме видел конченых людей, реально плохих людей.

Из всех родственников и друзей с подростком поддерживал контакт только отчим. Он навещал парня на протяжении всего заключения и стал для него самым близким человеком.

— Родственники не хотели со мной общаться. А пока я сидел, многие из них погибли от наркотиков.

В колонии было очень тяжело:

— Я сел в те времена, когда в колониях реально были понятия, там нельзя было быть слабым. Иначе сожрут. Там за сигареты или за еду некоторые были готовы на всё, даже тело свое продавали. В столовой давали только «могилу» — это гнилая селедка, томатная паста и каша перловая, и всё это вот вместе перемешано с костями… Люди крапиву искали, чтобы супы себе варить. Кто-то другим носки, трусы стирал, чтобы хоть что-то им перепадало.

Наш собеседник при этом считает, что ему повезло: в воспитательной колонии он успел обучиться нескольким специальностям и, когда перешел во взрослую, по знакомству смог устроиться кочегаром. С зарплатой можно было не унижаться и жить относительно спокойно:

— Маму в криминальном мире знали, она общалась с жуликами, с бродягами. И когда я «поднялся» на взрослую колонию, мне ее знакомый помог, он завхозом был, с ментами работал. Помог мне устроиться официально. Просто так это довольно сложно сделать, а без работы не выживешь.

В заключении Валерий продолжил совершать преступления. Его срок с 4,5 года увеличился до 11,8 года. Сначала его перевели в колонию общего режима в «Лесной Речке», потом на строгий режим в «Североонежск». Оттуда перевели в Котлас с пометкой «опасный рецидив».

— Я хулиганил дальше. В голове тот же ветер был, ничего там не поменялось. Я только когда в строгие условия попал, начал задумываться, что со мной что-то не так. У меня постоянно какие-то проблемы. Чтобы совершить в колонии преступление, надо изловчиться. Это очень непросто. Проблема была в том, что я очень идейный человек и всегда иду до конца, но вот идеи у меня были неправильными. Как можно легче и как можно быстрее заработать денег.

В Североонежске Валерий начал работать с психологом: за 9 месяцев терапии его взгляды на жизнь поменялись, и он «решил исправиться»:

— Мария Сергеевна долго со мной работала. Практически каждый день. Я пересмотрел свои взгляды на жизнь, но продолжал совершать ошибки, и меня отправили в Котлас в ИК-4. Там я уже сидел в одиночных камерах. Контактировал только с людьми, которые натворили очень много плохого в своей жизни. Я же четко решил, что буду вести себя нормально и никуда больше не полезу. И я это обещание сдержал. Вышел из строгих условий.

В колонии парень познакомился со своей будущей женой. Он написал ей с телефона в интернете:

— Когда моя племянница умирала от наркотиков, попросил сообщить, если что-то случится. Я думал, они подруги, оказалось, они даже не знакомы. Мы продолжили общаться просто так. Она сама раньше употребляла и сидела три года. Сейчас у нее 15 лет трезвости. Ей 45 будет, мне сейчас 28. Мы поженились. Она у меня умная и выглядит на 25.

Когда Валерию оставалось отсидеть 2 года, он заключил контракт с Минобороны.

Про участие в СВО задумывался и ранее, когда в колонию приезжал «Вагнер» (в УФСИН России по Архангельской области не подтвердили эту информацию, уточнив, что это не входит в компетенции ведомства. — Прим. ред.). Говорили, что шансов выжить будет немного, что предлагали 100 тысяч и помилование. От службы в ЧВК Валерия отговорила будущая жена.

Позже такая возможность появилась уже от Минобороны, отказываться Валерий не стал. Говорит, что описали всё выгодно и с минимальными рисками:

— Конечно, я сказал «да». В первых рядах пошел записываться. Всё как сказка звучало. Помилование! Я понимал, что если просто выйду из тюрьмы, то буду в обществе изгоем, что даже грузчиком устроиться не смогу. А еще будет надзор, и я еще 8 лет должен буду жить в Архангельске и отмечаться каждый месяц. Я бы опомнился только к 40 годам… Сделал ставку — всё или ничего.

Контракт Валерий подписывал уже в Ростове (в распоряжении редакции есть документы, подтверждающие эти слова. — Прим. ред.). Туда вместе с другими заключенными из Архангельской области он долетел на «большом военном самолете». Следующие несколько недель провел в тренировочном лагере. А потом отправился на передовую.

Валерий был штурмовиком и «работал» прямо на «передке».

—  Это отдельный совершенно мир. Там за ощущениями не следишь, четко понимаешь, что у тебя немного времени и либо убьют тебя, либо убьешь ты, — всё. По тебе стреляют. А когда всё прекращается, ты уже садишься в окоп, вспоминаешь, что произошло, и понимаешь, что все они мертвы.

При этом ненависти к украинцам мужчина не испытывает. Говорит, что на своем пути встречал в основном наемников из других стран в амуниции за миллионы:

— Я к украинцам вообще хорошо отношусь. Там обычные парни. Они вообще воевать не хотят. Мужиков, пьянчуг из гаража вызвали и на «передок» посадили, чтобы они хоть что-то делали, чтобы они убивали…

На шее Валерий носит крест, на одном из военных жетонов — иконка. К Богу он пришел перед самым тяжелым боем.

Первое ранение архангелогородец получил через два с половиной месяца после поступления на службу. Ему прострелили руку. Осколки попали в лицо. На восстановление ушел месяц.

После этого Валерий воевал на другом участке фронта:

— Там были очень тяжелые бои. Я со штурмов четыре раза выходил без ранений, ни осколочка. Я уже командиром стал, у меня в подчинении было много людей.

В июне 2023 года Валерию поставили задачу — он должен был установить пулеметную точку недалеко от позиций противника:

— Я ее установил так, что противник выходит прямо под пулеметный огонь, но завязался бой, мне прострелили руку, потом ноги. Я отполз в окоп, и нас начал «проверять» квадрокоптер вражеский: живые мы или нет. Мы это проверкой «на силу» называем. Когда тебя в окопе не видно, под травой или еще под чем, он снижаться резко начинает. Тебе по звуку кажется, что он сейчас гаранту бросит прямо на тебя. Это психологическое давление. Он жужжит, давит… Хочется вскочить и убежать от него.

Валерий вспоминает, как в такой ситуации один солдат не выдержал и побежал.

— Он из ямы подскочил, и граната сразу в него попала. Ногу оторвало. Его пытались вытащить потом, ребята подходили к нему, разговаривали, но он с ума сошел, не давал себя утащить. Так и умер.

Когда оператор квадрокоптера понял, где находятся отряд Валерия, он продолжил скидывать гаранты в окопы.

— Я услышал щелчок, и всё, что успел, — это повернуться. И, получается, гранаты упали сзади под меня и взорвались… Врачи говорят, где-то 37 осколков в меня попало. Многие из них пока никак не вытащить. Когда ранят, чувствуешь сильный запах пороха и крови. Я лежал и думал: «Блин, неужели так всё закончится? Жизнь дала мне второй шанс, а я умру?» Ранения у меня были сильные, очень тяжелые.

В окопе находились и другие бойцы, кто-то погиб, кто-то тоже был ранен.

— Нас три человека в этом окопе лежало, все в крови. Один уже мертвый был, второй погибал. По рации сказали, что на позиции к нашим может отходить только один. Я бы не дошел, а он еще мог. По этому я остался прикрывать. Он пошел по этому полю, и это вообще такой страх… Он разделся до трусов (не мог понять, куда его ранило), в одних ботинках, в крови. Идти четыре километра, он выдохся, ему тяжело, мины, летят ракеты… И ни один осколочек его не затронул. Он дошел. Выжил. Чудо.

Позже Валерию сообщили, что он тоже может отходить. Точнее, отползать.

— Я долго полз… Часов шесть, наверное. Оказалось, что выполз на наше минное поле и даже не понял этого. Не знаю, почему я не взорвался… Должен был. Наверное, мне Бог помог. Я заполз в какой-то свинарник, это уже утро было, и потерял сознание. Наши ребята смогли меня найти. Забрали, эвакуировали.

Что можно вернуться домой, архангелогородец не верил до самого конца:

— Когда конец контракта подошел и за нами в госпиталь приехали, у нас (бойцов из колоний) были параноидальные мысли. Мы боялись, что нас обманут и сейчас обратно отправят на фронт.

Помилование вручали на построении в Ростове-на-Дону:

— Я когда бумагу получил, подумал, что я выиграл в казино свою жизнь! Ставка сыграла, всё, хватит, я не азартный! Я ехал домой живой, почти целый, и понимал, что меня там будут встречать не как зэка, а как героя, который защищал интересы своей страны.

Валерий утверждает, что в Архангельск он вернулся без денег. Якобы, зарплату платили, но много денег уходило на еду. Деньги также шли и на снаряжение, в котором проще двигаться:

— 40 тысяч я сразу потратил на новый бронежилет, это именно «мешок» новый, в который плиты вставляются. Каску купил. Еще кучу всего.

На гражданке Валерий устроился в маркетплейс — «пикать товары на складе». Признается, что стоять на ногах целую смену после ранения было сложно, но жить на что-то было нужно:

— Я работал ночью, хотел еще устроиться в «Макдоналдс». У меня мечта была странная — картошку фри раздавать, но у них там были уровни, и на первом ты моешь полы и туалеты. Я стоял и думал: неужели человек, который прошел через такое пекло, теперь будет мыть туалеты? Неужели я стою вот столько… и я отказался.

В итоге Валерий прошел курсы по массажу, взял в кредит 250 тысяч рублей и поехал в Санкт-Петербург:

— Было понятно, что в Архангельске мне очень тяжело реализоваться. Мало направлений, мало знакомых осталось спустя 10 лет. А если кто-то меня и знает, то это подростки, которых я избивал. И для них я всё тот же преступник.

На аренду квартиры в культурной столице, как говорит Валерий, в первый месяц ушло 50 тысяч.

Потом он нашел массажный салон с хорошими условиями — оплатил владелице процент от своих клиентов. Однако зарабатывать хорошие деньги на массаже в Санкт-Петербурге не удавалось, привлекать клиентов было сложно.

Тогда северянин решил найти дополнительную работу. Он купил себе инструменты и стал «мужем на час»:

— Я стал просыпаться рано утром и брать заказы. Там куча заявок. Люди готовы платить хорошие деньги за не такую уж и сложную работу. За два шурупчика могут 10–15 тысяч отдать. Кран там подкрутить, мебель собрать. Инструмент я отбил за первые пару дней. Прям с самого утра просыпался и самые хорошие заказы забирал.

За несколько месяцев активной работы в массажном салоне и мастером ему удалось закрыть кредит и накопить 600 тысяч рублей. Валерий говорит, что работал сутками и домой приходил только поспать. Накопленные деньги Валерий вложил в машину, хотел сдавать ее в аренду, но осуществить эту идею оказалось юридически сложно. Машину он продал дешевле, чем купил, и на этот раз вложил деньги в салон красоты:

— Его в центре Питера за 400 тысяч продавали как готовый бизнес. Я оплатил салон, сел там в кресло и понял, что я за эти деньги даже не аппаратуру купил, а просто арендные обязательства. Просто помещение, за которое мне еще и платить надо. И у меня нет никого: ни администратора, ни каких-то налаженных связей… И я начал в интернете искать команду.

На 200 тысяч, как уверяет наш собеседник, он закупил новые аппараты для маникюра и педикюра, заказал новую вывеску и мебель. Позвал первых работников:

— Это было интересно, я сам на маникюр начал ходить, начал мастеров искать, начал разбираться, что такое покрытие, какие есть гель-лаки, как они сушатся, какими инструментами мастера работают.

— У меня получился коворкинг, — говорит наш собеседник. — Было много помещений, я купил туда аппаратуру и пригласил работать мастеров. Они платили мне процент за работу. Получалось, что мне не надо было платить им зарплату, а они были заинтересованы в том, чтобы привлекать к себе клиентов.

Валерий признается, что первое время салон не окупался. Чтобы поддерживать бизнес, приходилось и дальше работать мастером:

— Я целый день ездил по заказам, а потом ночью изучал, как должен работать салон и каждый сотрудник. Спал по два часа, зато понимал, что и как надо делать.

Валерий утверждает, что за несколько месяцев ему удалось окупить салон и начать зарабатывать: местные видели обновления и стали приобретать абонементы. После этого он решил развивать бизнес в Донецке. Именно там он проходил лечение после тяжелого ранения:

— Я уехал туда, когда салон принес мне 500 тысяч чистой прибыли и я с заявок накопил еще столько же. Салоном стала управлять моя жена, а я арендовал два помещения в Донецке.

Этот город, по его словам, сейчас активно восстанавливается. Многие ниши еще пусты, и конкуренции нет:

— Город сказочный, разбит, да, но не сильно. Ремонты делаются, всё строится. Там так кипит всё! Город в себя приходит. Бизнес начал открываться, и очень много свободных полей. Могу себя там реализовать, потому что знаю, что конкуренты не сожгут мне машину, не подставят. Там сейчас проще заниматься предпринимательством.

Архангелогородец открыл в городе сначала лаундж-бар с кальянами, а затем гостиницу.

Для строительства бара пришлось брать кредит — два миллиона рублей — и занимать деньги у друзей. Проект стал быстро окупаться, и Валерий смог организовать гостиницу:

— Ко мне в бар приходит очень много военных, которые гуляют, отдыхают, деньги мешками носят, но им негде переночевать. Останавливаются в моей гостинице. Сначала это были две комнаты. Теперь их больше. Там можно постираться, помыться, а потом снова ехать воевать. Они готовы платить за это хорошие деньги, поэтому у меня бизнес развивается очень быстро. Самая большая прибыль у меня была, когда солдаты арендовали бар на три дня и гуляли там. Они заплатили 2,5 миллиона, чтобы их никто не беспокоил и они могли спокойно отдохнуть.

Эти проекты Валерий планирует развивать и дальше — в гостинице, например, есть недостроенные комнаты. Планы амбициозные:

— Я мечтаю создать международный бизнес, который я придумал еще в колонии. Я его три года прописывал, создавал. Такого в России нет, сто процентов, но это когда «вырасту»: сейчас у меня нет финансов, чтобы вложиться в него. Это кое-что очень большое! Хочу много зарабатывать не для себя, а чтобы вкладываться в благотворительность.

После СВО Валерий лишь один раз посетил психолога:

— Она тесты посмотрела, сказала, что всё хорошо и я свободен. Честно говоря, я уверен, что большая часть людей, которые оттуда возвращаются, нуждаются в психотерапии. Сегодня я четко понимаю, что мне не надо плохого. Но люди разные бывают.

Иногда Валерию снятся кошмары. Звуки, похожие на взрывы, пугают до сих пор:

— Мне снятся кошмары по поводу прилетов. Когда находишься на самом «передке», очень много взрывов, голова к этому привыкает, и когда ты туда приезжаешь, тебя учат всегда падать, как только услышал вылет. Чуть-чуть свиста, лучше уже упасть, будешь стоять — убьет.

Благодаря помилованию Валерий получил второй шанс на нормальную жизнь, однако считает, что заслуживают его не все:

— Многие мои знакомые, которые вернулись на свободу, ушли в наркотики, преступления и разбой. Некоторые уже по второму и третьему разу ушли на фронт. Мне это очень не нравится… Я получил свой второй шанс на нормальную жизнь, у меня есть друзья, которые тоже им воспользовались, и не хотят в тюрьму возвращаться.

Обо всём важном и интересном мы рассказываем на наших площадках в соцсетях. Самое активное обсуждение местной и федеральной повестки, подробности, фото и видео — в нашем сообществе во «ВКонтакте», самые оперативные новости — в нашем канале в Telegram.