За десять лет Архангельск потерял несколько важных городских вех: дом Сутягина, шхуну «Запад», дом Гринфельда. Можно спорить об их «аутентичности» и «ценности» в масштабах российской культуры и истории, но эти вехи в каком-то смысле выражали город и создавали его облик. Теперь их нет. Шансы на утрату других знаковых элементов города растут с каждым годом. Есть риск потерять и Дом коммерческого собрания, — он же Марфин дом, — нетипичное для Архангельска расписанное под кирпич здание на перекрестке Чумбаровки и Поморской. Чтобы восстановить Марфин дом, с начала лета в городе проходит фестиваль «Том Сойер Фест». Попробую объяснить, почему именно он может сплотить городскую общность и сделать нас «Архангелогородцами».
С точки зрения обывательского здравого смысла странная затея.
Зачем тратить время и силы на ремонт здания, которое как памятник находится под государственной опекой?
Тем более в редкие дни лета. Но мне кажется, что смысл этого фестиваля есть большее чем просто призыв спасти историческое здание. И я попробую этот смысл объяснить.
По необходимости начну со скучной теории. Один из классиков социологии — Фердинанд Теннис — в конце 19-го века предположил, что существует два вида человеческих сообществ: общность и общество. Они отличаются между собой принципом, по которому люди связанны друг с другом. В общностях люди связаны естественным образом, практически органически, как родственники или свояки. В обществах они индивидуализированы, расчетливы, взаимодействуют друг с другом ради достижения каждый своих целей. Второе близко к тому, как воспринимают человеческую природу экономисты. Обобщая, можно сказать, что общность свойственна деревенскому стилю жизни, а общество городскому. Представим себе шкалу от -1 до 1, где одной крайностью будет общность, а другой общество.
Что такая простая конструкция может сказать о нашем городе и «Том Сойер Фесте»? Ближе к какой крайности мы находимся? Судя по тому, как в целом мы участвуем в собраниях жильцов, в общественных слушаниях, субботниках, как мы поддерживаем местную благотворительность, насколько мы знаем соседей и доверяем незнакомцам
мы ближе к расчетливому обществу экономистов, нежели к общности «Архангелогородцы».
Но это не только наша проблема, большинство городов мира находятся в таком состоянии, а сама эта теория стала в определенном смысле ответом на ускоренную урбанизацию 19-го века.
Является ли разобщенность жителей городов проблемой и могут ли они жить по-другому? Мыслимы несколько разных ответов, а дискуссия по этому поводу может получиться интересной и острой. Мое мнение как социолога состоит в том, что разобщенность горожан — это не столько проблема, сколько преимущество. В старой поговорке, что городской воздух делает человека свободным, есть смысл и сегодня. Иначе не стремились бы в районные и областные центры жители деревень, а в столицах не оказывались бы люди со всей страны. Принимая городскую разобщенность, мы освобождаемся экономически, культурно, поведенчески.
Попадая в город, мы оказываемся в пространстве свободного выбора: мы можем выбирать, где жить, кем работать, с кем создавать семью. Но и, разумеется, жертвуем преимуществами общности — уже не так просто пойти одолжить у соседа перфоратор или отправить детей гулять, просто выгнав их на улицу. Но свобода городского общества не исключает возможность сообщества как такового, один из примеров такого «семейного» анклава в городском пространстве — гаражные кооперативы.
Но возможны и другие точки зрения. Современная отечественная «урбанистика», во многом потомок нового урбанизма Дж. Джейкобс, пытается техническими способами преодолеть городскую разобщенность, сдвинуть нас в сторону общности. Именно для преодоления разобщенности нужны парки и пешеходные зоны — они, по мысли идеологов нового урбанизма, создают пространство для знакомства с новыми людьми, тем самым способствуя исчезновению изолированности. Отсюда и повышенное внимание к дворам и «соседствам» — в такой логике они являются «скальными» сообществами, местами, где происходит превращение равнодушных жителей в участливых и ответственных членов большой семьи горожан. Упрощенно эту логику можно выразить так:
раз группа людей живет на определенной территории, то в их интересах относиться к этой территории как к общему семейному достоянию.
То, что хорошо в теоретическом высказывании, не всегда работает в жизни. В наших многоквартирных домах живут люди со значительной разницей в интересах, возрасте, доходах. У меня, как и у вас, под окнами вишневые «Жигули» соседствуют с Land Cruiser 200. Кто-то живет в этом доме с рождения, некоторые здесь только на пару лет, некоторые тянут ипотеку, чтобы потом продать квартиру и переехать. Мы разные. К счастью, мы пока лишены «прелестей» сегрегированных районов, гетто в Архангельске нет. Но при таком разнообразии нам тяжело найти точки общего интереса, по которым можно договариваться. Ими могут стать разве что парковка и детская площадка. Это хорошо, но слишком мало.
Не менее глупо надеяться, что гражданская общность возникнет за счет формирования предпринимательского отношения к своей недвижимости (выраженного в общем интересе увеличения стоимости общего дома). Это скорее основа «общества» Тенниса. Требуется нечто большее чем рациональный интерес. Тяжело представить себе человека, который выходит на субботники, участвует в работе ТСЖ, самостоятельно ремонтирует дворовую площадку и ходит на муниципальные выборы только из желания заработать на продаже квартиры, в среду существования которой — дом, двор, подъезд, парковка и т. д. — он инвестирует свое свободное время.
Мотивация участвовать в делах своего «соседства» не может быть сведена к простому желанию заработать.
Полагаю, что не во дворах и не в соседствах следует искать точки сборки новой городской «общности».
Но где же их тогда искать? Может ли схема создания «общности», предложенная «новым урбанизмом», работать в пространстве реального города? Я думаю, что такие места есть. Чувство утраты важных городских вех объединили самых разных людей в Архангельске: и тех, кто ездит на «Жигулях», и тех, кто ездит на «Тойотах». Мы все гуляли по Чумбаровке, ходили в детский парк, бывали в Малых Карелах. Именно такие места способны становиться вехами не только пространства города, но и тысяч индивидуальных жизней и историй его обитателей. Именно они способны быть точками общего интереса, но уже не рационального интереса «общества», а сущностного, родового интереса «общности». Смысл усилий по восстановлению Марфиного дома в рамках «Том Сойер Феста» сводится именно к этому, они могут сплотить городскую общность и как бы заново определить ключевые черты нашей идентичности, «Архангелогородности» 21-го века, если угодно.
Согласны с автором?