«Этаж забился битком за полтора дня»: медбрат из больницы Коряжмы рассказал, как там лечат COVID-19

На прошлой неделе внимание к городской больнице в Коряжме привлек визит членов федерального профсоюза «Альянс врачей» (признан иноагентом): в соцсетях организации показали состояние туалета в психоневрологическом отделении. А до этого медсестра ПНО Анжелика Седельник и водитель скорой помощи Николай пожаловались журналисту BBC на низкую оплату труда и на то, что водителей скорой не проверяют на ковид.

В областном правительстве отреагировали на сообщения о нарушениях в больнице Коряжмы: на этой неделе туда должны были направить специальную комиссию, которая в том числе проверит, как сотрудникам учреждения, которые работают в «красной» зоне, начисляют надбавки за риск. Чтобы узнать подробнее, как сейчас организована помощь пациентам с коронавирусом в больнице, как медики обеспечены средствами защиты и сколько им платят за ежедневный риск в «красной» зоне, мы поговорили с одним из сотрудников ковидного отделения больницы в Коряжме Никитой Третьяковым.

— Кем вы работаете в больнице и как давно?

— Я работаю палатным медбратом в отделении с ковидными больными, которое у нас было организовано с 1 ноября в больнице. До этого я работал так же медбратом около года в этой больнице, но в хирургическом отделении. Пошел в ковидное отделение по своему желанию. Открытие этого отделения было запланировано, где-то за две недели дали понять, что оно будет, что заполнятся пациентами с COVID-19 6-й и 7-й этажи больницы, это примерно 120 коек. Сначала открыли 7-й этаж, он заполнялся как-то постепенно пациентами, и там было более-менее всё готово к их приему: и пробирки для анализов были, и был необходимый лекарственный минимум. Старшие медсестры этажа были готовы, хотя, к чему именно готовиться, толком не знали, потому что не открывали до этого у нас еще ковидного отделения.

— То есть весной, когда была первая волна пандемии, ваша больница пациентов с ковидом не принимала?

— Да, их отправляли всех в Котлас. Не было такого, чтобы из-за случаев коронавируса у пациентов закрывали отделения. Единственное исключение — это был карантин в психоневрологическом отделении.

— Как происходило открытие отделения и какая там обстановка сейчас?

— По сравнению с первыми днями сейчас ситуация стабилизируется: появляются лекарства, зонды, идет расчет тех же лекарств наперед. И все-таки сейчас появляется какое-никакое постоянное начальство. Потому что с открытия оно менялось уже раза три, наверное. Это за три недели. Старшие медсестры отказывались, потому что работы много, это действительно тяжело. Сложность первых дней открытия заключалась в том, что наш 6-й этаж, где я работаю, открыт был, наверное, экстренно. То есть я работал в хирургии и думал, что там останусь до 4 ноября. Но меня вызывали сразу же 1 ноября, внезапно. Нам, конечно, сказали быть в готовности, но я не ожидал, что сразу вызовут. И этаж забился битком за полтора дня, потому что к нам поступили больные из другого лечебно-профилактического учреждения из Вычегодска.

А к такому количеству больных ни один персонал только-только открывшегося отделения не будет готов. Больных было гигантское количество. Открылись, повторюсь, как-то экстренно, лекарств вообще не хватало. Было вот буквально на один раз раздать, и всё.

Все больные поступили практически мгновенно, вот не было, и хопа — целый этаж. И времени не хватало ни документы по ним оформлять, ни анализы брать. Сейчас, повторюсь, время прошло, мы начали адаптироваться, наверное, к новым условиям, и работа стала согласованнее. Ситуация стала приемлемой.

— Какие пациенты попадают к вам в отделение?

— Тяжелых пациентов у нас нет, лежат в большинстве с легкой формой. Но есть и люди, у которых есть другие сопутствующие патологии, к примеру, сахарный диабет или заболевания костно-мышечной системы и другие.

— Есть ли аппараты ИВЛ и кислород?

— [Аппарата] ИВЛ в инфекционном отделении нет, им оборудованы только отделения реанимации — у нас и, насколько я знаю, в Котласе так же. Но [аппарат] ИВЛ и не должен быть, если идет специализация именно по легкой форме заболевания. У нас есть четыре палаты, в которых к каждой койке подведен кислород. То есть легкую степень дыхательной недостаточности мы можем купировать.

— Как организована защита медиков, которые работают с ковидными больными?

— Работа организована через фильтр. То есть медработники приходят в больницу, переодеваются, потом заходят в фильтр — это помещение, где мы переодеваемся именно уже в защитную амуницию.

Мне, к примеру, в большую половину смен попадались костюмы не по размеру, в которых моя шея была полностью голая. Но с этим можно было справиться с помощью пластырей или еще чего-то, чтобы закрыть себе оголенные участки кожи. Респираторы тоже есть, выдают один на одну 12-часовую смену, потом его утилизируют. Далее медики через запасные выходы, которые подведены под нужды ковидного отделения, поднимаются наверх, в чистую зону. Оттуда сразу же переходим в грязную, то есть «красную». Зоны разделяют обычные с виду двери. Единственное, что их резинками снизу и сверху обтянули, чтобы воздух не смешивался через щели. Ну, и затем начинаем работу с больными. В первую очередь кормим больных, которые сами за собой ухаживать не могут, у этих больных, как и у многих других, есть сопутствующие заболевания, которые могут осложнять состояние здоровья.

После того как покормили всех пациентов, начинается работа в процедурном кабинете: это инъекции, капельницы, взятие мазков на ПЦР. А затем раскладываем таблетки на ближайшее время, работаем на компьютере, проводим термометрию и так далее.

— Тяжело работать в костюмах по 12 часов?

— Ну то, что в них ни поесть, ни попить, ни в туалет сходить, наверное, уже все знают. Но у меня еще начались проблемы с руками — из-за работы в двойных перчатках, полагаю, они покрылись какими-то гнойными прыщами, ранками. Пытаюсь их залечить, мажу кремом, но толком пролечить не успеваю. Одна из медсестер у нас уже ушла, потому что у нее тоже началась аллергия из-за того, что долго находилась в костюме.

— Есть ли молодые люди среди пациентов?

— Молодежь к нам попадает редко. Я помню только одну девушку, которая у нас лежала. Все остальные пациенты — это люди не моложе 35 лет.

— Были ли случаи, когда заболели сотрудники отделения?

— Да, были.

— Как часто вас проверяют на коронавирус?

— По правилам, если я не ошибаюсь, нам должны брать мазки хотя бы один раз в неделю. Но по факту у нас этого не делают.

— С того момента, как вы начали работать в ковидном отделении, сколько раз у вас брали мазок на коронавирус?

— Мне ни разу еще не брали. Я не знаю, может, я уже заражен ковидом. Вот такая ситуация.

— «Альянсу врачей» вы на видео коротко рассказывали про голодовку пациентов в одной из палат. Что это была за история?

— Всё началось с того, что врачи и медсестры обнадежили больных тем, что на следующий день у них будут брать анализ на ПЦР, то есть мазки из зева и носа на коронавирус. Но когда эти мазки начали брать с утра, оказалось, что их на всех не хватит. И вот на одну женщину мазков не хватило. Она лежала уже 8–9-й день и почти не получала никакого лечения, потому что половину времени, которое она провела в больнице, у нас не было назначенных ей лекарств. Мы их получили чуть позже. Она задавала очень много нам вопросов: «Почему нас не лечат?», «Почему нас посещает редко врач?» и так далее. Врач приходит один раз в день на обход, смотрит больных и делает назначения. А пациенты же интересуются, что с ними происходит, и они спрашивают это всё у нас, у среднего медперсонала, медсестер.

И когда эта женщина узнала, что на нее зондов для взятия мазка не хватило, устроила истерику. Она сказала, что не будет есть, пока у нее не возьмут мазок. Потому что у нее уже было всё на пределе, они даже коллективно палатой, по-моему, звонили руководству. И ко мне, как медперсоналу, она уже недоверчиво относилась. Хотя я пытался ее успокоить, говорил, что, если мне сегодня зонды выдадут, я сразу же к ней приду. Но у нее уже началось: «Доверия вам нет», «Ничего вы мне не лечите», «Просто так лежу, я могла так и дома полежать» и так далее. Этой женщине нужно было сдать контрольный анализ после того, как она у нас пролечилась. Их делают два, чтобы исключить ошибку.

— То есть эта женщина просто хотела, видимо, побыстрее выписаться из больницы?

— Они там все хотят побыстрее выписаться, поверьте мне. История с голодовкой закончилась тем, что женщине несказанно повезло, потому что соседнее отделение поделилось со мной зондами. Не знаю, был ли это приказ свыше, но мне просто принесли зондов на 6 человек, хватило на 2 палаты. Хотя раньше мы просили у них зонды, и они говорили, что им самим они нужны. Всё устаканилось, женщина осталась довольна и в обед уже поела.

— Сейчас у вас достаточно зондов?

— Да, сейчас их стало в достатке. Мы тщательнее следим за их количеством, чтобы был запас, потому что они очень быстро улетают. Если брать мазки без перебоя, то упаковки из 100 штук на 2–3 дня хватает.

— В каком графике вы работаете в отделении с пациентами с COVID-19?

— Сутками не работаю, потому что категорически отказываюсь от такого графика. Если нам всё же будут ставить суточные смены, то я, скорее всего, откажусь от этой работы или перейду обратно в хирургическое отделение. Сейчас я работаю без выходных сменами по 12 часов, с 8 утра до 8 вечера или наоборот. После смены — домой, поспал и снова на работу. Вроде бы персонала хватает, но некоторые девочки заразились и сидят на больничном, другие ушли из ковидного отделения.

— Можете сравнить свою обычную зарплату и ту, которую вам платят за риск?

— Когда я еще работал в хирургии, мне пришла в последний раз зарплата 21 тысяча рублей — это 15 тысяч получки и еще около 6 тысяч аванса. Это вообще ни о чем. Я заплатил за квартиру, электричество, интернет, заправил машину, и этих денег уже, считай, и нет. Было обидно, потому что впервые за весь год такую маленькую зарплату получил, потому что обычно она все-таки где-то 28–30 тысяч рублей. Свой среднестатистический труд я в принципе где-то так и оцениваю.

Даже с переработкой сумма так разниться не должна. Говорят, что это зависит от цены балла, которые мы получаем за нашу работу. И эта цена, как я понял, может постоянно меняться. Так что особо не угадаешь, что в итоге получишь. Сейчас я получил часть зарплаты по своей ставке за конец октября и начало ноября — это 17 тысяч рублей. Ковидные деньги мне еще не выплатили.

— Но вы уже прикидывали, сколько это будет?

— Да, конечно, всем отделением уже прикидывали, рассуждали. Оказывается, что с 1 ноября мы пошли работать, и как раз вышел новый указ об изменениях оплаты медперсоналу, который работает с ковидными больными. И там есть критерий стационара. Врачи, по-моему, за нормативную смену (это 8 часов) получают 3880 рублей, средний медперсонал — 2430 рублей (и мы, кстати, работаем по 12 часов, а не по 8), а младший персонал — 1250 рублей. И я прикинул, что должен получить что-то в районе 78–79 тысяч рублей — это именно ковидные деньги, без получки. Вместе с ней — 17 тысяч рублей — получается вроде как приличная сумма.

В мае, кстати, я уже получал однажды двойную зарплату в 89 тысяч, когда еще работал в хирургии, когда там выявили у одной из пациенток, с которой мы контактировали, коронавирус.

— Вы уже знаете, что областной Минздрав направил комиссию к вам в больницу из-за видео «Альянса врачей» с туалетами в психоневрологическом отделении и из-за жалоб одной из сотрудниц на зарплаты. Что вы об этом думаете?

— Да, я смотрел видео, эти туалеты находятся в ПНО, а оно находится в здании на другом конце города. Я сам там никогда не был, и когда увидел запись, подумал: «Ничего себе, у нас еще такое сохранилось». Я даже не знал об этом. У нас в отделении туалеты нормальные. По поводу комиссии мысли такие: сколько проверок у нас ни было, но почему-то они всегда показывают, что всё нормально. По-моему, в июле у нас в больнице уже была проверка. Я лично никого из проверяющих в хирургическом отделении не видел.

После визита в Коряжемскую больницу члены «Альянса врачей» отправились в Няндому. Там младший персонал одного из отделений отказался работать с пациентами с коронавирусом. По словам общественников, в больнице не разделяли потоки больных, и в палатах вместе лежали ковидные пациенты и люди с другими диагнозами. Ранее профсоюз обратил внимание на состояние хирургического отделения. На опубликованных в соцсетях снимках видно, что на стенах корпуса осыпается краска. Также были сфотографированы старый матрас и тряпки для уборки помещений. По словам главного врача Елены Максимовой, на ремонт отделения предусмотрено 200 миллионов рублей.