«Вспомнят ли „Сигма бой“ через год-два?»: почему в России стало больше звезд, которые не умеют петь

Слова о том, что у некоторых музыкантов нет ни голоса, ни слуха, звучат как проявление зависти. Но, как говорится, нет дыма без огня: в музыкальный бизнес регулярно приходят люди из других сфер деятельности. Называют это «феноменом Бузовой» — до того, как стать популярной певицей, та была участницей реалити-шоу и ведущей. Сейчас в музыканты идут также блогеры, актеры, танцоры — из последних, например, вышла и локальная архангельская мем-звезда Ксения Хабарова, которая удивила своим пением пользователей соцсетей.

Насколько это популярная тенденция? Спасает ли таких звезд возможность прославиться в качестве мема? И как сегодня стать известным? Обо всем этом мы поговорили с музыкальным менеджером Татьяной Корочкиной, которая работала с известной архангелогородкой Dead Blonde (исполнительницей хита «Мальчик на „девятке“»).

— Насколько сегодня распространена практика, когда у человека нет базовых талантов и он не умеет хорошо петь, но всё равно идет в этот бизнес и пытается раскрутиться?

— Вы правильно упомянули слово «бизнес». Сейчас в музыке это довольно распространено: например, обратный отток блогеров, которые были очень популярны на Youtube, но пришли в музыку и стали в ней также успешны. Из примеров — Даня Кашин и Руслан Crazy Mega Hell. Они в первую очередь блогеры, а уже во вторую — музыканты, которые ведут успешную карьеру, собирают большие залы в не самых больших городах. Можно мне возразить — мол, у них нет пения как такового, это рэперы. Но рэп не менее техничен, чем пение — в нем также есть техника читки, есть флоу, есть определенные способности, которые можно развивать, и они не берутся с пустого места. Для этого тоже нужен талант.

Но если говорить о непосредственно пении, то, например, Михаил Круг, который продолжает играть огромную роль в нашей российской культуре, не умел петь. Это было что-то среднее между пением и мелодекламацией. А если говорить про зарубежную сцену, то Леонард Коэн — это тоже шансонье, у которого не было как такового пения. Но это и не важно, важен посыл, текст, образ — лицо, бренд, узнавание.

Но как к этому прийти — другой вопрос. Либо ты блогер и используешь свою аудиторию, заявляя о себе в другой роли. Либо заходишь в этот бизнес с какой-то другой стороны.

— А зачем они идут в этот бизнес? В чем причина?

— У каждого — свои стремления. Кто-то хочет оставить след в истории: сделать что-то, что останется после того, как он перестанет физически существовать. Кто-то идет ради славы, ощущения власти. Ну и третий момент — это деньги. Но я не думаю, что это самый главный мотив. Всё-таки жизнь одна, и можно заниматься кучей других бизнесов, менее тяжелых психически. Артист — это в первую очередь публичное лицо, а это очень тяжело.

— Насколько ситуацию спасают музыкальные технологии? У Михаила Круга, которого вы упомянули, всё-таки автотюн в записях не использовался.

— Михаил Круг пользовался бэк-вокалом, как и Леонард Коэн, кстати. У них всегда были бэк-вокалистки, которые усиливали их песни. Это популярно и в джазе, и в эстрадной музыке.

В каком-то смысле — да, автотюн помогает. Но это просто стиль, одна из фишек звучания, чтобы отделиться от конкурентов. Условно вводится какая-то техническая фишка, которая отделяет одну группу музыкантов на конкурирующей сцене от других. Но это не обязательно — это просто как фильтр для фотографий в Instagram*.

Например, Билли Айлиш поет очень тихим голосом, ей не нужен автотюн. Ее звукоинженеры просто выводят на первый план перед музыкой. Есть ощущение, что она громко шепчет тебе прямо в ухо, хотя если выровнять звуки по дорожкам, то ее собственное соло-звучание не будет таким уж громким.

— Важно ли сегодня стать мемом — сделать что-то узнаваемое, то, что будут копировать и множить? Можно ли без этого обойтись? Единственная ли это стратегия?

— Неплохо привлечь к себе внимание, будучи мемом, но в каком-то смысле это очень рискованный шаг. К тому же его нельзя запланировать — это либо случилось, либо нет.

Почему плохо быть мемом? У мема очень короткий срок жизни. Людям нужны новые инфоповоды, и даже самые громкие мемы прогорают и очень быстро уходят. Little Big были мемом, как бренд. Вспомнят ли про «Сигма бой» [песня российских блогеров Betsy и Марии Янковской] через год-два? Это очень опасная штука для карьеры: ты один раз привлек к себе внимание, но этот медийный успех будет сложно переплюнуть. А закрепиться и постоянно конкурировать — очень тяжело. Всё-таки лучше медленный подъем, укрепление лояльности своей аудитории, чем короткое выстреливание мемами.

— А как можно добиться этого укрепления лояльности? Важно ли сегодня для этого выступать вживую или даже под фонограмму, но на публике? Или это уже не так важно для артиста?

— Сейчас никто не называет это фонограммой. Это называется «дабл» — когда твоя собственная запись идет чуть тише, чем голос в микрофоне. Получается, что фонограмма и живой голос поют вместе.

Что такое укрепление лояльности? Это честный диалог со своей аудиторией. Есть некоторый кодекс артиста, который он выстроил и должен придерживаться. То есть, он должен для себя решить: вот таким образом я говорю, такие вещи я затрагиваю, а такие — нет. Это делается с помощью медиа, с помощью соцсетей — по ним видно, как артист выстраивает свой образ.

Живые концерты тоже важны. Но если нет медийной лояльности, живое выступление практически невозможно. Даже для того, чтобы собрать 50-70 человек, нужна внушительная онлайн-аудитория. Я всегда привожу в пример человека-мема — это Паша Техник, который очень популярный как бренд. Но его сольные выступление не собирают много людей, это достаточно камерные концерты: одно дело прикалываться над его медийным брендом, слушать отдельные треки, и совсем другое дело — купить билет на концерт и оказаться там. Многим такой опыт просто не нужен.

Есть артист akiaura, который попал со своим треком в чат Billboard. Но он не собирает много людей на своих концертах. Это, опять же, минус — есть один очень быстро выстреливший трек, который, наверное, даже вредит ему.

Концерты, если они есть, повышают лояльность между артистом и аудиторией. Там и живое общение, там можно кидать в толпу мерч или продавать его. Или — сейчас это очень популярно — когда зритель делает своей девушке предложение со сцены во время концерта. Это тоже один из видов интерактива.

— Насколько за последние годы изменилась раскрутка исполнителей? Отличается ли она от ситуации, которая была в предыдущие десятилетия — в 90-е, «нулевые»?

— Она сильно отличается просто потому, что сильно отличаются и технологии. Я недавно читала эссе 1995 года Дэвида Фостера Уоллеса, «E UNIBUS PLURAM: Телевидение и американская литература», где речь о медиа и рекламе идет именно как о телевизоре. Сейчас, в принципе, мы можем заменить телевизор словом «интернет». Всё равно аудитория кучкуется вокруг лидеров мнений. Представим, что паблик во «ВКонтакте» — это какой-то телевизионный канал. Ты всё равно не выбираешь контент, который появляется в нем. Да, ты можешь его переключить или отписаться. Но это одно и то же.

То есть, меняются технологии, но не меняется механизм взаимодействия между людьми. Как была нужна лояльность, как нужен был контакт, как не прощали медийные ошибки — так это и остается. Психология человека не сильно изменилась. Разве что из-за увеличения скорости потребления информации сейчас сократилась возможность эфирного времени у конкретного человека. Если мы раньше говорили о пятиминутных музыкальных клипах на YouTube или MTV, то сейчас подразумеваем под этим словом 15-секундное вертикальное видео.

Если говорить о совсем недавних изменениях, то 10 лет назад «ВКонтакте» играл большую роль в социальной медиажизни. И безумно многие карьеры строились на механизмах этой соцсети. Механизм рекламы был другой. А сейчас относительно новый формат — это вертикальные видео.

Разница в продвижении между годами и десятилетиями в том, что позволяют сделать технологии. И методы заработка тоже от них зависят. 20 лет назад никто не зарабатывал деньги в «Яндекс Музыке» и Spotify. Артисты зарабатывали за счет продаж билетов, дисков, мерча, выступлений на корпоративах. То есть, как таковых роялти и понятия «стоимость стрима» не было. Но пришли музыкальные стриминги — и это стало новым инструментом.

— Но кажется, что на стримингах уже столько музыки, столько артистов, что раскрутиться среди всего этого количества смогут немногие новички.

— Конечно. Конкуренция сумасшедшая за счет низкого порога входа в этот бизнес. Но это кажущийся низкий порог. Вспомним, вначале можно было загрузить во «ВКонтакте» свой трек и разнести его по пабликам. Затем появились музыкальные стриминги и там какое-то время можно было за небольшие деньги загрузить свое творчество и продвигать.

Я предвещаю, что скоро эта лавочка закроется. Весь этот загруженный контент нужно хранить, и, например, Spotify уже прибегал к механизмам его сокращения. Это очень дорого — аренда крайне дорогих серверов, на которые музыка загружается в несжатом виде. Представьте себе — 40-50 Мб весит один трек. А их миллиарды!

Скорее всего, скоро артисты будут платить деньги, чтобы оказаться в этой конкурирующей среде музыкантов. Потому что происходит перегруз и сумасшедшая конкуренция.

Северодвинца Дмитрия Тарасова показали на шоу «Конфетка»: песню его группы Violet Time перепела знаменитая певица.

Музыкант из Архангельска Миша Житов победил в финале конкурса «Музыкастинг»: его оценили Билан и Mary Gu.

«На родину я еду к корешам!»: после телешоу музыкант из Архангельской области Эдуард Скрябин снова стал популярен.

Обо всём важном и интересном мы рассказываем на наших площадках в соцсетях. Самое активное обсуждение местной и федеральной повестки, подробности, фото и видео — в нашем сообществе во «ВКонтакте», самые оперативные новости — в нашем канале в Telegram.

* — экстремистская организация, деятельность запрещена на территории РФ.