Из Архангельска в Северодвинск: гуляем по Пирсам, где утро жители начинают с зарядки для заключенных

Этим материалом мы продолжаем серию репортажей «Путешествие из Архангельска в Северодвинск». Журналисты Антон Данилов и Иван Митюшёв отправились в небольшую экспедицию, чтобы показать, как живут люди в населенных пунктах между двумя городами. В прошлый раз журналисты заглянули на Левый берег. Их новая остановка — Пирсы.

Знакомство с Пирсами для нас началось со сторожевых вышек и высокого синего забора местной колонии. Всё как на Левом берегу, только масштабы больше. Исправительные учреждения рядом с остановками, это, видимо, местная фишка.

В нескольких метрах от забора расположились деревянные двухэтажные домики. Многие из них уже покосились, но гордо продолжили держать останки советских лозунгов.

Днем тут царит гробовая тишина. Слышен только редкий лай собак и чириканье птиц. Эту гармонию нарушают резкие приказы громкоговорителей в колонии. Команды, которые отдают заключенным, слышат все жители поселка.

О жизни рядом с исправительным учреждением нам рассказала Елена Васильевна. Она всю свою жизнь прожила в доме неподалеку.

— Мы с заключенными встаем, с ними ложимся, с ними зарядку делаем. Пытались разговаривать с администрацией, но это бесполезно.

По словам женщины, местные жители уже выучили весь распорядок заключенных.

— В 6 утра у них подъем. Потом они включают музыку и делают зарядку. Всё это прекрасно слышно. Все движения, все слова, все команды. Потом мы слушаем их перекличку и знаем, какой отряд на какие работы пошел. Это мешает, конечно. Ладно в будни… но в выходные-то хочется и поспать.

Елена рассказала, что на Пирсах есть и другие проблемы, чуть более типичные для Архангельска.

— Нечего тут смотреть... Дома разваливаются, клуба нет, воды в домах нет, на уличных колонках давление слабое, слава богу, хоть морозы пережили, а то они и вовсе замерзали. Отопление печное у всех. Домоуправляйки работают плохо. Выгребные ямы не выгребаются. Добиться, чтобы что-то сделали, невозможно.

Зато, говорит женщина, несколько лет назад в поселке наконец починили дорогу на центральной улице.

— Ну вот благо, что дорогу сделали, года два-три назад. Но только центральную. А во дворах сейчас начнет таять, и там будет не пройти. Такое ощущение, что поселок вымирает. Когда у нас была лесобаза, тогда еще что-то делалось, а сейчас вот, как говорится, живем, и ладно, помрем, так еще лучше». Такой принцип.

При этом переезжать из поселка Елена не хочет.

— В принципе, меня всё устраивает тут. Мне как-то в городе тяжеловато. У нас поселок-то вообще классный, мне нравится. Зимой здесь хорошо, летом у нас вообще тут красота, свежий воздух. Еще бы проблемы по ремонту и очистке решились как-то, обслуживали бы этот район, и совсем бы хорошо было.

Еще одним аргументом за жизнь на Пирсах для нашей собеседницы является экономия.

— У меня двухкомнатная квартира, и в месяц я плачу за коммуналку 3500 рублей. Это газ, свет, вода, содержание и интернет. Это недорого. Ну еще дрова, да, надо купить. Это где-то 12 000 в год. В городе так экономить не получится. У меня мама там платит по 6000–7000 каждый месяц. Это, честно говоря, накладно.

Вообще в печах и уличных колонках местные не видят ничего необычного. Вот, например, для 18-летнего Ивана это обыкновенная рутина. Парень всю жизнь живет на Пирсах с бабушкой. Мы встретили его возле сломанной колонки.

— Она замерзла сначала. Ее разморозили, но теперь она не выключается и постоянно работает. Уже дня три вода так бежит и уходит под соседский дом. Там вон лужа уже. Будут жаловаться. Но всем пофиг. Работники говорят, мол, «мы ее сейчас отрубим, если не нравится, да и всё». При этом счетчик-то крутится. Мы за эту воду платим.

Иван рассказал, что несколько лет назад во дворе поставили умную колонку, но она «не прижилась»:

— Она два месяца постояла, и ее убрали. Очень неудобная была. На старых можно зафиксировать рычаг и вода течь будет постоянно, а там карточку надо было класть специальную. Она скатывалась постоянно, и нормально воды не набрать было.

Жизнь в поселке молодого человека в общем-то устраивает, но в ближайшем будущем парень планирует перебираться в город.

— Здесь нормально [на Пирсах], но в следующем году уже планируем на зиму переезжать, снимать квартиру. Потому что холодно здесь. У нас старый дом уже… В 1946 году построен. Два года назад его аварийным признали. Мы всё пропенили, но из подвала всё равно поддувает. Тем более нас подожгли в 2015 году. Мы дома тогда были. Где-то в 6 утра. Я унюхал сквозь сон, что дымом попахивает, но продолжил спать. А потом соседка у нас проснулась. Ей жарко стало. Увидела в окно пожар. Спокойно собралась, а потом постучалась к нам.

Поделился Иван и своим мнением по поводу главной «фишки» Пирсов — громкоговорителей в колонии.

— У заключенных подъем в 6 утра. Гимн России играет. Потом: «Выходим на зарядку! Раз, два, три, четыре». Весело. Но на самом деле уже не мешает. Сейчас сплю и не обращаю внимания.

Развлечений, говорит парень, на Пирсах нет. Зато много бытовой работы. Иногда с ней помогают местные алкоголики. Бартерные отношения здесь до сих пор в ходу.

— Здесь выпивающих не так много, но всё равно есть. Раньше, когда их было много, можно было за водой вообще не ходить.

Чуть позже свидетелями обмена, о котором говорил Иван, стали мы сами. Проходя мимо очередного дома с отсылками на Советский Союз, мы познакомились с Василием и Людмилой. Седая женщина в платке вынесла из дома лопату и банку пива, а затем молча передала их мужчине в футболке от «Версаче».

— Благодарствую, боярыня, — ответил Василий, спрятал пиво в карман и заговорил с нами. — Я вдовец… сейчас один живу. У меня дом в частном секторе. Тут отлично живется! Я больше 30 лет здесь. Где может быть лучше-то? Там где живешь, там и хорошо.

Раньше Василий работал водителем автобуса. А сейчас вышел на пенсию. Иногда мужчина помогает знакомым, а они его угощают.

— У нас поселок небольшой, друг друга все знают. Я на окраине живу. Дети выросли. Забот нет, соседей нет… тишина. Только вот зону бывает слышно. Но человек такая скотина, что он привыкает ко всему. Так что для меня это ерунда.

Мужчина говорит, что Пирсы — это настоящая деревня. И за это он их любит.

— У нас тут примечательностей нет никаких. Один единственный магазин. Только природа, больше ничего. Ну рыбалка, чё. Вообще если отдохнуть хочется, я всегда косу в руки, да иду тропинку косить. Лопату в руки, да грядку копать. Вот и отдых.

Людмила, впрочем, оптимизм Василия не разделяет, хотя Пирсы с глухой деревней тоже сравнивает.

— Никому до нас дела нет! И никто ни хрена для этого места не делает. В магазине цены бешеные. В два раза дороже, чем в городе! Там я пачку сосисок за 130 рублей купить могу, а тут приходятся 260 отдавать. Аптеку хоть одну бы сделали, а то самая ближняя или в городе, или на ЛДК-4. Приходится пешком ходить, как Ломоносову. Вот так вот припрет, хоть то же обезболивающее, а у нас этого ничего нету. Это ладно молодые сбегают в город. А ведь старушка, допустим, лет 78, она еле ходит. Куда она пойдет?

Женщина считает, что жить на Пирсах тяжело. Иногда не получается даже помыться.

— Мы живем как на необитаемом острове. Баня каждый день раньше работала, а сейчас два дня в неделю. Один для мужчин, другой для женщин. Вот как хотите, так ***** [блин] и живите... хоть вшей копите. А ведь кто-то, на работе в выходные бывает. Вот каково ему так? Один день пропустишь, и всё... две недели ходишь немытая. ***** [ничего], извините за выражение, никто для нас делает.

Особенно обидно женщине из-за обещаний, которые обильно звучат из телевизора, но в жизнь не воплощаются.

— Как какие-нибудь выборы наступают, начинается: «Вот меня, меня, меня выберете, я всё для вас буду делать». А как спросишь с них, например, про ремонт дома, так они «ничего не знают».

Скоро, считает Людмила, это место просто вымрет.

— У нас тут ничего нет. Была хорошая лесобаза. Убрали. Люди работали. Теперь нету. Короче, как на необитаемом острове.

И всё же, несмотря на серьезные проблемы с инфраструктурой, в поселке появляются новые жители. Люди перебираются сюда в поисках недорогих квартир. Вот, например, Кристина. Она живет в том же доме, что и Людмила.

— Я живу тут полтора года. Из Соломбалы переехала. Здесь жилье дешевле. Тут на самом деле хорошо, только бардак смущает и сараи эти разрушенные. Ну и нет тут ничего: ни аптек, ни больниц ни школ.

Кристина признаётся, что переезд сюда — это временное решение.

— Но это временно всё пока. Пока квартиру продаем. Потом мы отсюда переедем. Во-первых, я хочу свой дом, а не квартиру в пятиэтажке, девятиэтажке. Это всё не для меня.

Девушка подчеркивает, что жизнь на Пирсах давит не с бытовой точки зрения, а с моральной.

— Нас больше не быт волнует, а то, что вокруг такое уныние. Печи топить или воду таскать — в этом как раз ничего страшного нет. Мне кажется у нас много где так, у нас такие же деревянные дома есть по городу, в Соломбале есть, в Маймаксе на Левом берегу. Мы привыкли просто к этому, что делать и куда деваться?

Временно на Пирсы переехала и Ирина. Квартира в местной деревяшке — единственное, что она могла себе позволить.

— Я живу здесь не так давно. Переехала, потому что квартира тут бюджетнее. Сейчас такие ипотеки… Здесь не так плохо на самом деле.

Недавно на Пирсах квартиру купил и Иван. Он вышел на пенсию после работы в налоговой.

— Я тут квартиру купил недавно совсем. Из Заостровья переехал. Здесь дешевле квартиры, там — два миллиона, а тут — полтора. Я ипотеку взял и сюда приехал. Конечно, хотелось бы в условиях получше жить… тут нет воды, отопление печное, туалеты… Зато тихо, как в деревне. То, что надо на пенсии.

Вот таким мы увидели Левый берег. Проехав две остановки от центра Архангельска, мы попали в глухую деревню, которая живет по распорядку заключенных. Здесь нет инфраструктуры, работы и удобств. Зато есть человеческая искренность и умение радоваться простым мелочам. Удивительно, но на Пирсы до сих пор приезжают жить молодые люди... правда, не по собственному желанию, а по нужде: купить квартиру в городе они просто не могут.

Ранее мы посещали Левый берег, Исакогорку, Бревенник, Кегостров, Пустошь и поселок Талаги.