Юрий Барашков: «В Париже с гордостью говорю, что я русский»

После 80 лет Юрий Барашков — известный в регионе архитектор и краевед — решился на глобальные перемены. Он уехал из Архангельска и, более того, из страны. Теперь наш земляк большую часть времени проводит во Франции — на родине супруги, писательницы Элен Терьшан. Как с переездом изменилась его жизнь, похож ли Париж на город мечты и что там говорят о русских — в этой беседе.

Про любовь: «Мы создали приятный микромир»

С Юрием Барашковым мы встретились в Архангельске — за несколько дней до его отъезда в Париж. Сюда его привели судебные разбирательства из-за фото в книге «Вы сказали: «Архангельск»?». Мы прогулялись с ним по городу в прямом эфире, а после продолжили разговор в редакции.

Наш собеседник, имея яркую биографию, важными в своей жизни считает всего четыре события. Это армейская служба в Дрездене, поступление в аспирантуру Московского архитектурного института, предвыборная кампания народных депутатов СССР (был им в 1989–1991 годах) и знакомство с Элен.

Упоминая о жене, он говорит с нежностью: «Моя девочка, моя француженка». Их знакомство состоялось в 2016-м — Юрия Барашкова попросили стать для Элен гидом по Архангельску. Сначала сложился творческий союз. Уже позднее Юрий Анатольевич получил письмо, которое стало для пары судьбоносным:

— Это было письмо с тем, что «я люблю тебя» и всё такое. Оно изменило мою жизнь внезапно. Я ведь книжечку издал маленькую — для внутреннего потребления. Называется она «Мадемуазель Или всё или ничего», а дальше по-французски Je t’aime. «Мадемуазель» ее звал гимназический учитель когда-то. По характеру она как раз такая. Книжечка начинается с того первого письма, а потом идет наша переписка.

Вместе пара много путешествует, ездят по Франции на машине:

— Элен водит. Благодаря ей я увидел очень много всего.

Юрий Анатольевич говорит, никогда бы не подумал, что жизнь может повернуться так. Еще в 70 лет он издал книгу для близких друзей, которую шутливо назвал «Доигрался»:

— Я жил, наслаждался жизнью — и вдруг мне оказалось 70. Я тогда впервые задумался о возрасте. Сейчас смотрю: многие уже ушли, а в этой книге они есть — живые.

Чем нравится и чем печалит русского человека Париж

Наш герой не считает, что переехал во Францию: он живет на два города — Париж и Архангельск. Однако пандемия застала его за границей — почти год он был там неотлучно. Вместе с Элен они проводили время в загородном доме в Нормандии. Ограничения в стране достаточно суровые, но, уверяет Юрий Барашков, ему это не мешало: он писал книгу об истории Северной Двины. Она готова к изданию.

— Распорядок жизни у меня никак не поменялся. Я живу в загородном доме, вокруг большой сад. В этой пандемии я оказался в очень защищенном и изолированном мире. Мы два раза в неделю ездим в магазины — вот и все контакты. Для работы у меня идеальные условия — остекленная студия, которая пристроена к старому крестьянскому дому. Это просто роскошь.

Юрий Анатольевич первый год осваивается в статусе пенсионера. До этого 45 лет преподавал в САФУ, ушел с 1 сентября.

— Жизнь продолжается, у нее новые грани, никаких возрастных и социальных комплексов у меня нет, — рассуждает наш гость. — Когда я уходил, ставка была очень низкая, позорно низкая. Работая на должности профессора, я получал, вы не поверите, 12 тысяч в месяц. Поэтому я написал заявление: «Прошу уволить меня с сохранением зарплаты в 1%».

— Переезд во Францию поменял вас?

— Как мне представляется, нет. Мое соприкосновение с Францией просто открыло мне новые горизонты — из области знаний и культуры. Я в Париже увидел много большой архитектуры, причем из сегодняшнего дня. Все современные крупные архитекторы стараются оставить там свой след, и для этого созданы все условия. Еще я узнал, что одно дело — приехать в Париж туристом, а другое — жить тут каждый день. Надо очень подумать перед тем, как куда-то переселяться, — город быстро становится повседневностью.

А так вспоминает Юрий Анатольевич о первом знакомстве с Парижем — это было в начале 1990-х:

— Год был, скажем, 1992-й или 1993-й. Деловые женщины Архангельска собрались в Париж, а меня попросили быть гидом. Я на тот момент в Париже никогда не был, но читал здесь курс истории архитектуры и знал историческую архитектуру этого города. Сейчас туристический лоск или экзотика его для меня исчезли.

— Каково отношение к русским людям в Париже?

— Я ведь маленький человек в своей среде обитания, панорамного заключения не могу сделать, но мне приятно, что я русский. У меня есть друг, который из Архангельска эмигрировал в Атланту, — так боится сказать, откуда он. А я говорю с гордостью, это особый шарм. Французы в простом общении очень симпатичные люди, там нет политики. Мы знаем глобальный расклад, знаем, что Россия обложена санкциями и противостояниями. Демонстрация русофобии страшная, но на уровне, на котором общаюсь я, этого нет совершенно.

«Беда Архангельска — он не сохранил историческую архитектуру»

Во время прогулки в прямом эфире мы с Юрием Анатольевичем много говорили о том, чего не хватает Архангельску, чтобы стать привлекательным. В редакции он дополнил свои размышления о брендах города:

— Если бы какой-то большой архитектор в Архангельске построил дом, то к нему бы потянулись туристы. Есть, скажем, в Барселоне павильон Германии (выставочный павильон Веймарской Республики на Всемирной выставке, проходившей в Барселоне в 1929–1930 годах. Построен по проекту архитектора Людвига Мис ван дер Роэ. — Прим. ред.), так туда все архитекторы стремятся — посмотреть всего один объект. Греция и Рим — классические города, притягательные для туристов своей исторической архитектурой. А Архангельску нужно передовое сооружение сейчас. Беда его в том, что он совершенно не сохранил историческую архитектуру. Два домика стоят: музыкальная школа на набережной — в особняке А. В. Суркова и Театр Панова на Логинова. На этом всё кончается, а ведь таких домов вдоль набережной и вдоль Троицкого было очень много.

— Почему, на ваш взгляд, сохранить историческую архитектуру не удалось?

— Архитекторы того времени, 1970–1980-х годов, не понимали ценности городской деревянной архитектуры. Их заклинило на деревенской: на шатровых церквях и прочем, поэтому они не защитили то историческое архитектурное наследие, которое стоило бы. Администраторы ценности не понимали и тем более…

По мнению Юрия Барашкова, чиновники и сегодня не понимают, как сохранять историческое наследие, из-за того что «много текущих проблем, денег не хватает ни на что». В пример он приводит историю с Домом Пикуля. В 2018 году его признали памятником регионального значения — в том числе с подачи нашего собеседника. Он объясняет, почему боролся за это:

— Там жил Пикуль, но когда был четырехлетним мальчиком.

— Дерево всё уходит, так хотя бы что-то надо сохранить! Мы сделали его памятником, но для администрации это головная боль. Ей проще снести и построить новое здание. Сохранение требует особого отношения, денег, хлопот.

— Были ли главы города, области, которые пытались сохранить? Если говорить про Архангельск...

— Идею сделать улицу Чумбарова-Лучинского поддержал Телепнев (Пётр Максимович, 1-й секретарь Архангельского обкома КПСС с 1983 по 1989 годы. — Прим. ред.). Он не был видной фигурой во власти, но Чумбаровка создана благодаря ему. А вот «Малые Корелы» — это Борис Вениаминович Попов (первый секретарь Архангельского обкома КПСС с 1967 по 1983 годы. — Прим. ред.). Но в целом у администрации нет понимания, что и как необходимо сохранять, здесь должна заявлять свое слово общественность. Когда мы делали Чумабровку, была просто такая волна. И многие политики с помощью подобного могут выиграть, в частности, я выигрывал, когда был народным депутатом. Я и стал-то им во многом благодаря тому, что жил архитектурным наследием.

«В каком-то смысле я герой Советского Союза»: про работу депутата и отношение к власти

С 1989 по 1991 годы Юрий Барашков был народным депутатом СССР от Архангельска и Соловецких островов. Это время в своей жизни он считает самыми насыщенными. Вот что вспоминает он сегодня:

— Приходили с социальными вопросами: это жилье, жилье, жилье. Современные депутаты не знают этого — они по спискам проходят. А я прошел через варево предвыборной кампании. Меня каждый знал в лицо — отказать кому-то было невозможно. Два года — до путча — была работа на износ. Я отдыхал только на съездах. Депутатская комната у меня была в областной администрации, это что-то ужасное было: я прихожу, а уже сидят человек 20–30, а бывало за 100.

— Скольким вы помогли, как думаете?

— Если переводить на язык статистики, то 3–4% из всех. Тут очень важно принять человека, выслушать. Этим я был одарен — я очень контактен. Мог с человеком проехать куда-то, посмотреть, как печь разрушается.

В последний раз Юрий Барашков выдвигал свою кандидатуру на пост главы Архангельска. Это было не так и давно — в 2015-м, когда градоначальником стал Игорь Годзиш. Собеседник 29.RU рассказывает, что хотел поступить по принципу «критикуешь — предлагай»:

— А потом подумал, что только говорю: «Это плохо, то плохо, это надо сделать». Сказал себе: «Так сделай!» Я знал, что мне не пройти, но хотелось с себя снять навет.

Спрашиваем: «А сейчас, если бы предложили, баллотировались бы?» Юрий Барашков уверен, что для этого уже не годится — время и возраст не те, хотя признает, что без общественной работы его натуре тяжело:

— Сейчас я оторван Францией. К сожалению, общественно полезен я могу быть только здесь, в Архангельске. Мне этого не хватает там — общения, аудитории. Я существо общественное по натуре. Но знаю, что уходить надо своевременно. Свой статус я сейчас вижу так: я при ком-то, помогаю, вдохновляю. Идет новое поколение. Вот делали ребята Марфин дом (участники «Том Сойер Феста» в 2019 году восстанавливали фасад Дома коммерческого собрания. — Прим. ред.). Мне это приятно, я ведь прямое отношению к его переносу на Троицкий проспект имею.

— Как думаете, а то, что к защите Шиеса подключились столько людей, тоже говорит о новом поколении северян? Можно ли было ожидать такого отпора вообще?

— Не знаю, но само это явление мне симпатично. Я проходил мимо [экобессрочки на площади Ленина], контактировал, поддерживал. Когда узнал, что сюда будут мусор завозить, был категорически против. Считал, что губернатор должен уйти в отставку только из-за того, что дал на это добро. Наша область — историческое место ссылки, а теперь еще и помои сваливать? Я тогда пошел к председателю облсобрания. Она как раз выходила из здания, я спросил: «Как вы относитесь к Шиесу?» А она: «Вы знаете, это вот надо». Понял, что это пустое. После моей предвыборной кампании у меня ко всем избранникам народа очень жесткие мерки. Никто из них не прошел такой суровой школы — я в каком-то смысле герой Советского Союза. Это было непросто очень, а они [депутаты] для меня ноль. Когда я в Москве прохожу мимо Госдумы, там все в дорогих машинах. Это для меня коррупция в чистом виде. И по составу Дума мне противна.

— Моя позиция определена по этим всем вопросам. Но в том же время я не идеализирую Россию: менталитет народа такой, воровской в принципе. Я иногда ставлю себя на место губернатора. Думаю, вот нужно бы мне было сформировать команду сейчас? А я не знаю, на кого положиться. Человек может смотреть на меня ясными глазами, а потом что там окажется.

— А у нас как раз новый губернатор, и много нездешних людей появилось в правительстве. Думаете, это правильно?

— Нет, должны быть преимущественно жители Архангельской области. Я наблюдаю за новым губернатором. Он ведь в преддверии губернаторства выступал за объединение с НАО. А сейчас это не сделано пока? Я наблюдаю, сделает он или нет, хватит у него силенок.

— Он заявлял, что уже отказался от этих планов...

— Значит это ноль для области. В правительстве Ненецкого округа ненцев нет, там все пригрелись возле денег у нефти. Они, конечно, не хотят отдавать власть, тут нужны большие административные усилия.