В редакцию сайта 29.RU впервые пришел на интервью губернатор Архангельской области. Спустя год с первого упоминания в Сети о Шиесе мы поговорили с главой региона не только про «красную акцию» солидарности. Игорь Орлов сказал, что думает про референдум, объяснил, почему ушёл региональный оператор и кто будет отвечать за этот шаг назад, когда введут раздельный сбор отходов, сколько получают чиновники в правительстве и что остаётся в области с добычи алмазов. Каким был «мусорный» год для губернатора и рассчитывает ли он на поддержку северян в возможных выборах? Ответы — в эксклюзивном интервью.
Этот день был для Игоря Орлова насыщенным на мероприятия, в редакцию он приехал к 17:00, заехав перед этим в свой кабинет на Троицком, чтобы переодеться с делового костюма на джинсовый. Он пришёл приветливым, улыбаясь, был готов на стрим и сразу понял, что основная тема разговора — мусор. А если еще точнее, — мусор в Ленском районе. Мы приводим полную расшифровку беседы, которую, как мы уверены, можно растащить на цитаты, но, чтобы сохранить целостность и контекст, даём полную версию. Ещё и потому, что так обещали помощникам губернатора, которые не любят вырезки цитат с момента истории про шелупонь.
Уход регионального оператора — шаг назад?
— Игорь Анатольевич, к 2019 году все регионы России должны были подготовить схемы по обращению с ТКО и определиться с компаниями, которые бы работали по ним. Территориальная схема в Архангельской области до сих пор не утверждена, а теперь регион ещё и остался без оператора. Это шаг назад для нас или нет?
— Это новый вызов. Мы считали, что у нас есть сегодня партнер в реализации той территориальной схемы, которую мы сейчас дорабатываем. «ЭкоЦентр» посчитал, что те изменения, которые есть в новой редакции обращения с отходами, не устраивают его и не соответствуют планам реализации этого проекта в области. По состоянию на 1 июня только 65 регионов перешли и работали по новой территориальной схеме. Об этом было сказано на совещании генпрокурора в Ростове. Далеко не все из 65 были полностью охвачены работой регоператора. Ситуация сложная, но она выстраивается государством и всеми уровнями власти и находится в пределах допуска. Мы входим в принципиально новую систему обращения с отходами, мы строим её с нуля. Ничего подобного у страны не было. И то, что мы сталкиваемся с трудностями, соответствует уровню и комплексности задач. У нас есть поручение от Дмитрия Медведева, чтобы до 1 января мы требования выполнили, мы должны войти в эту схему.
— «ЭкоЦентр» просчитал риски и ушел в том числе из-за протестных настроений в обществе?
— Правильнее спрашивать у «ЭкоЦентра». В нашем договоре никаких тем, связанных с общественно-политической деятельностью, нет. «ЭкоЦентр» зашел в апреле 2018 года на реализацию схемы обращения с отходами. В силу целого ряда обстоятельств, в том числе не вполне корректных и правдивых, мы не смогли 1 января реализовать схему, которая была у нас полностью оформлена, согласована, прошла общественные слушания, утверждена правительством области и отдана оператору. Понадобилось внесение серьезных изменений терсхемы. Оценив их после доработки, «ЭкоЦентр» сказал: «Нас не всё устраивает». Мы потребовали с них ответственности за это. Всё-таки наработки они достаточно серьезные проводили. Соответственно, они нам это оставляют безвозмездно, а мы на таких же комфортных для них условиях достигнем соглашения, что они спокойно закончат подготовку к работе на территории Архангельской области. Всё, что полезного они сделали, мы себе заберем.
— То есть расстались на дружеской ноте, и разбирательств судебных не будет?
— Мы рассчитываем, что сможем уйти в рамках мирового соглашения, потому что судебное решение сохранит требования к ним в условиях новой схемы приступить к работе. Потому что пока суд примет решение, что договоренность о разрыве достигнута, они должны будут исполнять. А нам нужно войти с новым оператором в работу. Судебные тяжбы — зачем это надо? Получается, и нового нельзя брать, и старый не работает. Нам нужно договориться. Существует достаточно комфортный режим проведения конкурса по новому оператору. Он занимает порядка месяца. Как только утвердим схему обращения с отходами, сможем провести новый конкурс в последних числах августа — первых числах сентября.
— Могут ли прийти несколько региональных операторов, как в Вологодской области?
— Идея нескольких операторов на одной территории может работать там, где разбивка на территории схожа экономически. Любой думающий человек, который живет не желанием показать себя, а проанализировать ситуацию, понимает, что попытка разделить наш регион на территории приводит к тому, что возникает численный дисбаланс. Что будем делать с южной агломерацией, условно — Котласской, Коряжемской? Там 60–70 тысяч человек, ну 100 тысяч человек с учетом окружения. А территория больше, чем Приморский район. Что будем делать с Коношским районом, Пинежским, Онежским и так далее? Там плотность еще ниже.
Там стоимость тарифа может отличаться от того, что в Архангельской агломерации, не на проценты, а в разы. Потому что экономику никуда не денешь. Мы это всё анализируем. Мы посмотрели опыт других территорий, где попытались разделить на разных регоператоров разные зоны обращения с отходами. Получается, что жирные территории получили оператора, все остальные брошенные, на конкурсы на эти территории никто не выходит.
«Мы умнее. Намного умнее, чем все остальные думают»
Мы посчитали, что нужно сбалансировать регион целым, создать единую систему обращения, тем самым выровнять тариф и создать центры инвестирования в систему обработки единым оператором с участием региона и заинтересованных предпринимателей. Поэтому мы сделали как умные, грамотные, хорошо умеющие анализировать и оценивать перспективу специалисты. Работали над этим много людей, умных и талантливых, в правительстве. И я считаю, они подготовили для решения очень правильный вариант.
Раздельный сбор мусора — уже осенью?
— К слову о ваших умных и талантливых коллегах. Зампредседателя правительства Архангельской области Евгений Фоменко сказал, что введут раздельный сбор отходов в Архангельской области. Это какие-то чудеса для нашего региона. Когда мы начнем не просто дома в пакетик всё складывать, а все вместе систематически к этому подходить?
— В конце сентября этого года мы активно начнем этот процесс. Я предпочитаю не говорить, а действовать. Я в своем обращении к депутатам областного собрания еще в апреле сказал, что мы в этом году внедрим систему раздельного сбора в бюджетных учреждениях: в образовательных — в детских садах, в учреждениях культуры. Мы уже выбрали, как будет выглядеть эта система сбора раздельного. Почему мы идем в образовательные учреждения в первую очередь? Нам нужно учить детей. Тех, кто будет создавать и внедрять эту систему. Пытаться заставить сегодня людей старшего возраста раздельно собирать мусор можно, но это сложно. Как правило, нужна какая-то стимулирующая составляющая в этом деле. А нам нужно воспитать систему раздельного сбора мусора. Мы имеем четкую цель, которая сформулирована сегодня в новой схеме обращения с отходами.
Иногда говорят: «Я собрал десять батареек или макулатуру и отнес их куда-то». А мы как системообразующая структура, правительство региона должны достроить всю цепочку. Батарейки собрали, их нужно аккумулировать, вывезти за регион и там не бросить, а привезти в точку последующей переработки. Для того чтобы прийти к раздельному сбору мусора полноформатному, от момента выброса бумажки в правильную урну. Потом нужно, чтобы эта урна была собрана в контейнер с бумагой. Потом дошла до пункта сбора и сортировки бумаги и пришла на завод. Это цепочка, а не популистское заявление из серии «давайте раздельный сбор». Это может кто-то с трибуны громко говорить. А я как губернатор не имею права сделать ни одного разрыва в этой цепочке. Я всё должен сделать от начала до конца, потому что я живу по закону и не в режиме громких заявлений, а в режиме ответственности за результат. Поэтому в учреждениях образования, культуры, соцучреждениях и органах власти Архангельской области будет внедрен с сентября этого года. Мы закупаем соответствующие урны трехсекционные, мы знаем, как мы будем мусор накапливать и куда мы потом его вывезем для последующей переработки. Так и будет, иначе никак.
Про «цвет настроения красный»
— Обратимся еще раз к цитате Евгения Фоменко: там было сказано, что будут уходить от объемов мусора, который захоранивается. И тут нельзя не вспомнить запланированный в Ленском районе полигон, где именно такая технология, как я понимаю, и будет использоваться. Недавно в Поморье, кстати, прошел День солидарности с Шиесом. В городе и по области люди размещали на окнах красные знаки. Вы их видели?
— Я думал, кто-то белье сушил. КПРФ не имеет к этому отношения? Обычно это их цвета. У отдельных людей, живущих в Архангельске [цвет настроения красный], а не во всем Архангельске. Я ничего массового не видел, я видел отдельный факт. Наверное, кому-то хотелось посушить белье.
— За этот год было много митингов, обсуждений в стенах правительства. Для вас этот год как прошёл?
— У меня последние 7,5 лет настолько насыщенные годы. Самое главное событие этого года, что у меня в октябре родился внук. Это величайшее событие в моей жизни, его назвали Игорем, и я очень счастлив. В силу определенных обстоятельств я имею возможность быть счастливым независимо ни от чего, потому что у меня трое внуков, и один из них — Игорь.
А если говорить о работе, с августа или с июля прошлого года мы выбрали областное собрание. Для меня это была очень важная составляющая дальнейшего развития области. Это был тяжелейший процесс, но мы смогли сформировать около 50 региональных проектов с целью реализации национальных проектов. Вот так вдуматься — тысячи километров дорог, сотни учреждений образования. Не десятки, а сотни, которые получат новый вид и новый облик. Мосты, которые будут строиться. Один из них просто знаковый, в Вельске начал строиться. Все уже решили, что он навсегда разрушен. Будем строить и в моем родном Северодвинске, и развязку в Архангельске. Никто не верил, что мы эти деньги получим. Это прекрасный проект, связанный с развитием системы авиации Архангельской области. И таких событий, которые позволяют говорить о движении вперед, о создании нового, открытии новых возможностей. Вот я сегодня был на открытии нового завода, где изготавливают газобетонные блоки. Это я помню и буду помнить долго, потому что это событие, которое позволяет двигаться вперед.
— А протесты вы будете помнить?
— Мы, делая много прикладных решений, не смогли вступить в должный диалог с людьми. Это самый жесткий вывод для меня. Работая семь лет так, чтобы не стыдно было перед людьми, прежде всего перед моими детьми, я не смог объяснить, что мы делаем.
«Одна тема смогла перечеркнуть многие добрые дела. Значит, мы должны больше людям объяснять, больше разговаривать»
Больше обсуждать решения, которые принимаются, или проекты, которые реализуют. Если бы вы бывали на всех моих основных встречах с муниципалитетами, с людьми на территориях, с общественниками, с различными организациями, которые приглашают меня на встречу… Для меня посыл своевременного, правильного диалога с людьми является определяющим. Невозможно сегодня выбивать нацпроекты, не выверяя, не обсуждая то, что касается их сути с гражданским обществом. Именно этим мы и занимаемся.
Поэтому если говорить про акции, которые прошли, — понимаю, что мы несвоевременно начали людям объяснять. Вы посмотрите, что вокруг придуманное. Например, что московский мусор будет загружаться и всё уже для этого готово в Вельске и Рикасихе. В Северодвинске основные вопросы к власти возникли, что вы делаете полигон рядом с Рикасихой, потому что там рядом железная дорога и туда повезут московский мусор. Это было базовой основой для протеста! То же самое в Вельске: мне показывали тупик, говорили, что вы здесь специально делаете новый комплекс переработки, причем не полигон, не свалку, а новый комплекс переработки, который планировался в Рикасихе, а именно формулировали — новая свалка московского мусора. Людей обманули, а мы не смогли этому противопоставить ничего. И это наша беда и наша сегодня задача — каждый свой шаг, особенно если он резонансен, объяснять и своевременно вступать в диалог.
Вы думаете, из-за протестов принято решение отменить территориальную схему? Она была законна. Я четко сказал правительству: «Коллеги, не можем мы больше идти по пути реализации легальной, полностью оформленной территориальной схемы обращения с отходами. Мы недостаточно проговорили это с людьми». Я её отменил решением губернатора и начался новый процесс доработки и совместного поиска решений. Была создана общественная комиссия. И мы продолжаем этот бесценный опыт использовать, чтобы правильно, своевременно говорить с людьми.
Про вахту и стройку в Шиесе
— Как вы думаете, кто эти люди, которые несут вахту в Шиесе, что ими движет?
— Я не знаю этих людей, ни разу с ними не общался. Общался с людьми в Котласе, Каргополе, Северодвинске, Архангельске, Вельске, Коряжме, Красноборске. На многих территориях. А с этими людьми — ни разу. Как понимаю, никакое общение им в данном случае не интересно. Им интересно изменить ситуацию в том представлении, которое эти люди имеют: «Мы считаем, что должно быть так, значит, будет так». Мне трудно сказать, что это за люди. Я много раз показывал, что мы открыты к диалогу с разными людьми и силами. Моя встреча на площадке общественной палатки была с теми, кто ездил в Шиес. На все вопросы, которые мне там были заданы, я дал ответ. И ни одной встречной позиции, что что-то не услышали и что-то я не объяснил, за столом не слышал. Хотя потом, знаю, что по итогам было: «Ну мало ли, что он говорил. Мы считаем так, и значит, так должно быть». Система диалога и взаимодействия у каждого своя. У меня полная открытость и готовность искать решения. Искать решение — это особая тема.
«Отрицая — предлагай, предлагая — делай. Это железное правило, и тогда мы будем двигаться вперед. А не сидеть в палатке и отрицать всё»
Шиес открыт для посещения. Когда туда летали (на вертолете в июне. — Прим. ред.), хотелось показать, что там происходит. Реалии. Какие ценности отстаивает одна и другая стороны. Происходят ли там те страшные истории, которыми всех пугали. Там их не происходит. Мусора там нет, никакого полигона, 30 километров пугают, их никто не занимает, идет вполне понятная подготовительная работа. Которая если и выходит за какие-то рамки, то незамедлительно пресекается всеми, кто отвечает за обеспечение требований законодательства.
— Всё-таки что происходит в Шиесе? Понятно, что сейчас пауза взята, но что строится?
— Если вспомнить прошлый год, то мы уже пытались что-то объяснить с недостатком информации. Мы столкнулись с тем, что никто не хочет слушать и получать её в общем виде. Все хотят сразу узнать объем, количество, технологии, морфологию, логистику. Сейчас этого всего нет. У меня сегодня точно такое же ожидание, как и других. Проектные решения по Шиесу? Сейчас их нет. Вы знаете, что на Павловском месторождении неоткрытый проект по подготовке и начальной добыче никельной свинцово-цинковой руды? Объем инвестиций «Росатома» составил более 2,5 миллиарда рублей. Но проекта нет. Идет то, что позволяет оценить инвестору, стоит ли вкладывать деньги большие или нет. Идет оценка возможности инвестиций. Поэтому и в таком непростом проекте, о котором мы говорим, создание системы хранения и переработки какой-то части отходов Москвы на Шиесе, проведены подготовительные работы, оценена возможность в полном или не полном объеме перспективы инвестирования. Сейчас над дальнейшим этапом, связанным с выработкой проектных решений, работает инвестор. Что он представит, в каком виде, нам предстоит всем вместе узнать.
Про референдум
— Любовь Балабанова спрашивает, как собираются учесть мнение жителей до 1 сентября и как будут взаимодействовать с людьми в вопросе строительства на Шиесе?
— Как будет представлена документация, мы незамедлительно вынесем её на общественные обсуждения. Существует порядок реализации подобного рода крупных проектов — после того, как инвестор известит нас о том, что он собирается делать. Потому что в общих чертах говорить об этом нельзя, это слишком жестко переиначивается.
— Наших читателей интересуют конкретные сроки.
— После того, как проект одобрят на инвестиционном комитете, должен пройти этап, связанный с оценками возможности реализации, оценкой воздействия на окружающую среду, государственную экспертизу, и только после этого он может быть допущен к реализации. Этого мы и ждем. Определяет эти этапы только инвестор. Больше никто. Единственное, мы можем либо по его инициативе, либо по инициативе другой стороны вернуться к рассмотрению этой темы на инвестиционной комиссии, но после того, как наступят сроки. Мы дали свое разрешение, которое действует два года. Два года закончились, мы не видим активности, и тогда мы повторной комиссией рассматриваем возможность продолжать использовать инвестиционные возможности правительства области этому инвестору или нет.
У меня таких проектов много. Я могу привести проект на 174 миллиарда инвестиций «Алроса» на развитие алмазного месторождения. Они получили наше добро и гарантию поддержки и начинают подготавливать себя к реализации этого проекта. Одобрено Павловское месторождение два года назад, и мы продлеваем добро на свою поддержку в будущем этого проекта. Одобрен проект на строительство поликлиники на Майской горке. И таких проектов больше десятка. Это нормальная практика, мы демонстрируем свое внимание к инвестору, который готов развивать регион. И если он говорит, что будут рабочие места, налоговая отдача, социальная ответственность при всем соблюдении российского законодательства, мы с ним считаемся. Как только я любого инвестора, соответствующего этим параметрам, оттолкну, область начинает умирать. Никто мне не верит как объекту инвестирования. Что определяет развитие региона? Инвестиционная активность, создание рабочих мест и налогового потенциала.
— А референдум? Про него много вопросов от читателей. Я помню одну из ваших формулировок, что те требования, которые выдвигает инициативная группа на референдум, по-вашему, антиконституционные.
«Верховный суд всё сказал. Референдум не может проводиться по подобного рода вопросам»
— Каждый занимается своей профессиональной деятельностью, и вопросы законодательных системных и больших решений, в том числе и таких мероприятий, как проведение референдума, — это ведь не опросы в соцсетях. Это серьезный процесс, в котором участвует вся система государственной и территориальной власти. Участвуют избирательные комиссии. И в соответствии с законодательством не может быть такого, чтобы огромная машина запускалась по вопросам, которые не определяют жизнь территории. Есть рамки, за которые даже опасно выходить при проведении таких массовых серьезных действий. Мы можем довести до того, что будут выносить на референдум любое мероприятие, связанное со строительством дорог или детского сада. Кому-то это нравится, кому-то нет. Если выносить такие вопросы на референдум, что делать? Получили пятьдесят на пятьдесят и ничего не построили? Это просто не является темой для референдума. Это не связано с предметом общественного мнения. Давайте заниматься той работой, которая будет определять дальнейшее развитие.
На одном из митингов кто-то объявил, что собрал батарейки и готов их отправить в Челябинскую область. С какой стати? Этот референдум запретил бы это! Ведь вывозить и ввозить нельзя. Челябинцы бы тоже так проголосовали.
— Но одно дело вывозить для переработки, а другое — на захоронение.
— А это неважно. Что делать с нашими радиоактивными отходами тогда? Которые мы сейчас вывозим? Например, если по не секретной информации, они хранятся в Мурманске — там есть специальный полигон. Что делать, если Мурманск проголосует, чтобы всё было у нас здесь под окнами? На необорудованных местах. Президент чётко сказал — учесть мнение населения. Но мы людям должны задать вопрос: «Что вы думаете о том или другом объекте», объяснив, что это такое. Сейчас оснований для этого нет, нет проекта, а как только будет, будет и общественное обсуждение.
— Я могу объяснить то недоверие, которое есть в народе к подобным общественным обсуждениям. В Урдоме, например, на встрече, организованной застройщиком, в местный Дом культуры не пустили местных жителей и заплатили приезжим участникам за присутствие на выступлении представителей областного правительства. Может, поэтому растет ком недоверия?
— Обсуждения будут, это обещаю. Было много ситуаций, которые можно было показать и рассказать. Но почему-то никто не говорит об обрезанной батарее в спортивном зале, где пытались провести встречу с людьми. Затопление спортзала сделали те же активисты в той же Урдоме. Никто не говорит о том, что когда проводили максимально открытые слушания, целая группа людей стояла на выходе из зала и пыталась подавить мнение людей? Это же тоже было! Но почему-то не является предметом обсуждения. Я вполне допускаю, что такое могло быть из-за исполнителей, желающих выслужиться. Видеть это, реагировать мы обязаны. Если представление проекта провели не с теми людьми, я возражений не имею, чтобы провести встречу повторно. Я только за. Но при этом должно быть обсуждение, разговор о последствиях, оценка тех интересов, которые есть не только у активистов, отдельных людей, но и всего населения.
Я знаю, что агрессивным подавлением другого мнения занимается другая сторона. Нам нужно создать такие условия, где на людей не давят ни с той, ни с другой стороны. Люди должны оценить весь объем информации, которая будет представлена. И высказать свое мнение, свою позицию, уточнить, может быть, что-то. Мы к этому стремимся, понимая, насколько резонансна та или иная тема. Так же поступаем по территориальной схеме. Мы собрали более тысячи отзывов. Сейчас мы перерабатываем и даем на каждый ответ. Поэтому вы сами как считаете, вот это взаимоподавление — это хорошая история?
Про активистов и сбор денег
— Как мне быть, если я в одном из населенных пунктов подхожу к молодому парню с плакатом в мой адрес, предлагаю поговорить, а он судорожно сворачивает плакат и говорит: «Игорь Анатольевич, я не хотел». Почему он вышел? Заставили? Почему вы другую сторону не видите?
— То есть, кто-то платит деньги за раскачивание истории?
— Я не берусь утверждать, для этого есть правоохранительные органы. Хотя сбор денег в соцсетях ведется. Значит, они тратятся на что-то, обеспечивают систему отсутствия того контакта, который пытаются нам навязать.
— А не может ли быть сбор денег показателем заинтересованности общественности, которая готова свои зарплаты отдать за какого-то парня, которого штрафуют или судят за столкновения в Шиесе?
— Тоже вполне возможно, но вопрос соблюдения законодательства почти абсолютен. Если мы начнем нами же принятые рамки нарушать и выходить за них, мы можем получить страшные последствия. Конечно, того, кто оказался в сложной ситуации и нет денег на штраф, наверное, надо поддержать. Но с условием, что дальше он нарушать закон не будет. С пониманием того, что это для него не система зарабатывания денег. Надо находить разумный баланс. Нам нужен диалог, который позволяет двигаться дальше. А иначе это переходит в отстаивание одной стороны и позиции «я прав».
Из чего складывается благополучие области?
— Какие сейчас сферы или предприятия больше всего на благополучии северян сказываются?
— Если следовать логике тех, кто сидит в Шиесе, то таких предприятий (которые создают благополучие области. — Прим. ред.) вообще в природе не существует. У нас есть огромные проекты лесников. Они рубят лес, они враги цивилизации. У меня есть Павловское месторождение на Новой земле в парке «Русская Арктика». Что они творят? У меня есть алмазы в Мезенском районе. С этим подходом, который нам пытаются навязать, нам нужно уйти в пещеры и бегать в шкурах по лесу. А мы цивилизованное общество, которое должно двигаться вперед. Мы при соблюдении вопросов экологической, социальной безопасности и при обеспечении экономической заинтересованности региона должны их поддерживать. Потому что если я сейчас разрешу строить детский сад в Приморском районе на острове, где красивая территория, детсад изменит её. Но, не построив детский сад, я не приведу туда молодежь, чтобы они там работали и рожали детей, понимая, что за ними государство ухаживает.
— Тут опасения разного рода. Детский сад на экологию не повлияет, если сравнивать с Шиесом.
— А кто сказал, что Шиес повлияет? На чем основано опасение? Привожу пример алмазников в Мезенском районе. Почему вы им доверяете? У них рассчитана на 34 года реализация проекта. Там меняют русла рек, выкапывают огромную яму.
Я не всю жизнь губернатор, я много лет трудился на производстве. Я строил подводные и надводные корабли. Я понимаю, что залог жизни не в том, чтобы остановить то, что происходит вокруг нас, и доказать, что ты прав в этой остановке, а в движении вперед. Нам нужно двигаться дальше, соблюдая базовые принципы — безопасность и целесообразность. Если это будет обеспечено, мы должны это воспринимать как следующий этап развития человечества.
«По теории этих активистов, невероятные враги человечества те, кто придумал атом. Мари Кюри надо распять или сжечь на костре — она двигается вперед»
Шиес не будет реализован, если он будет составлять малейшую опасность для региона или экономически неинтересен для региона. Для того, чтобы понять, что он безопасен, я должен получить набор документов, а не набор эмоций. Причем эти документы должны быть легализованы не каким-то умным дядей или размышляющим вслух профессором, а квалифицированными органами, которые это подтверждают на федеральном уровне. Я ведь не специалист ни в захоронении мусора, ни в добыче полезных ископаемых. Я инженер, работавший и учившийся на другой специализации. И когда мне начинает воспитатель детского сада говорить, что Шиес — это опасно, я начинаю немножко волноваться, правда это или нет. И своей ли функцией занимается воспитатель детского сада. Я хочу знать мнение профессионала. И тогда я буду понимать, что это так. А эмоция — тогда мы должны быть в пещере, потому что всё вокруг опасно.
— Учитывая, сколько разговоров вокруг этого проекта, я предупредил инвестора, в том числе заказчиков у инвестора, что я хочу иметь еще международную оценку этого проекта. Я оставляю за собой право, например, обратиться в Академию наук Российской федерации, чтобы соответствующий уровень специалистов дал оценку. Я оставляю за собой право привлечь к этому наших партнеров по Баренцеву евроарктическому региону.
— А вы знаете, что активисты написали про Шиес странам БЕАР, и им ответил шведский посол?
— Я могу сказать, что, слава Богу, я не посол. И не могу заниматься формулированием набора слов. Я отвечаю за конкретные действия, конкретные результаты. В данном случае посол сказал то, что должен был сказать. Если спросят у нашего посла, он точно так же скажет. Трамп нам предложил помочь тушить пожары. У нас нормальные партнерские отношения. Я не знаю по поводу Швеции, я там не был. А в Финляндии я на различных объектах был, много встречался с экологами Финляндии, и мне кажется, было бы полезно войти с ними в контакт и получить их оценку в реализации подобного рода проекта. Когда мы проведем все процедуры по терсхеме обращения с отходами и встанет вопрос реализации конкретных объектов, я обязательно привлеку коллег из БЕАР, но только специалистов. Не тех, кто говорит, а тех, кто понимает суть проблемы. Сейчас количество предложений из Финляндии, Швеции, Гонконга, Турции по предоставлению нам соответствующих технологических решений по обращению с отходами достаточно много. Но мы должны выбрать лучшее. Когда мы одобряли проект в Шиесе как инвестиционный, я обращал внимание комиссии, что нам должны предложить лучшее в мире решение по обращению с отходами.
— Технология всё-таки шведская на Шиесе планируется?
— Я не могу подтвердить. Откуда я знаю — шведская, российская, американская или еще какая-то? Я хочу увидеть технологию, прежде чем говорить, чья она. Про Шиес уже сказали, спели, сплясали уже столько, но никто не знает, что там будет.
Про алмазы и колье
— Если вернуться к теме алмазов. Для простого жителя не совсем понятно — в Мезени, вот, нашли самый крупный алмаз в Европе. Но что с этого всего имеет житель Мезени, житель области? Объясните для чайников, скажем так.
— Мы получаем порядка миллиарда доходов в бюджет региона от этого вида деятельности. Мне это нравится, потому что этот миллиард идет на заработные платы, на школы, больницы, дороги и так далее. Если говорить приземленно, предлагаю поехать туда (на алмазное месторождение в Мезень. — Прим. ред.) и спросить у людей, которые там работают: «А вам что дал этот проект?» Спросить, сколько у них детей, как живёт их семья. И станет понятно, что дал этот проект конкретному человеку, который там работает. А с точки зрения перспектив, я помню, были большие сомнения, мы сильно дискутировали с депутатами областного собрания, когда обсуждали вопрос поддержки инвестиции «ЛУКОЙЛа» в Архангельскую область. Мы давали преференции порядка миллиарда с небольшим. А мы за эти же четыре года получили почти пять миллиардов доходов. Я считаю и налоги подоходные, и налог на прибыль, сопутствующие виды деятельности. Кто-то говорит, что мне от этих алмазов? Где мое бриллиантовое колье?
Про зарплаты по области
— Даже не о колье идет речь, а о средних зарплатах. По свежим цифрам, средняя зарплата в нашей области — 50 246 рублей. Казалось бы, шикуем, но когда мы новость эту опубликовали, наши читатели написали— какие 50 тысяч? Фельдшеры скорой, которые нам анонимно рассказали о своих условиях труда в ужасных условиях, получают 15 тысяч.
— Я не знаю ни одного человека, даже у кого пять машин и четыре дома, в том числе за границей, который бы сказал: «Мне денег достаточно». Мы сделали огромный шаг по повышению уровня жизни. Я пришел в 2012 году, средняя зарплата была в районе 23 тысяч рублей. За пять с половиной лет средняя зарплата выросла в два раза. Понятно, растут цены и на ЖКХ, и на бензин и так далее. Но качество жизни двигается в положительном направлении, и не надо делать вид, что это не так. Теперь что касается людей, которые говорят, что много работают, но зарплата маленькая. Не обессудьте, но сегодня любой врач получает не от того, сколько времени он находился на работе, а от того, сколько работы он как врач сделал. А это конкретные медицинские услуги, которые он оказал конкретным больным. Выписывал он рецепт — одно, делал диагностику — другое. И система ОМС, которая сформирована, оценивает объем выполненной работы. И в зависимости то того, сколько врач выполнил работы, оценивается его труд.
Вы говорите, что сегодня врачи получают зарплаты, равные двум по экономике в регионе. Сегодня зарплата должна быть более 80 тысяч. Я говорю, в среднем так и получается. Есть врачи, которые зарабатывают 150. Есть те, кто получает гораздо меньше. Зависит от оклада и вида деятельности. Средняя по экономике в регионе заработная плата формируется на базе реальности происходящего и предпринимательской деятельностью. Человек, который формирует среднюю зарплату, чтобы потом она отразилась в социальной сфере. Он что, приходит в восемь и в пять уходит? Неправда. Я знаю, как работают на «Звездочке», на «Севмаше». Там в среднюю заработную плату входят и сверхурочные, и выходы в море, и многое другое, что люди делают, повышая интенсивность своего труда. У нас зарплата у оператора харвастера и форвардера в 150 тысяч никого не удивляет. Это считается разумной заработной платой. И этот интенсивный труд формирует среднюю по экономике. Если я плачу эту среднюю по экономике на основании сформированного интенсивного труда, человек, чтобы её получить, должен интенсивно трудиться? Видимо, да. Чтобы соответствовать тому уровню отдачи, который был у человека, который эту зарплату сформировал.
У фельдшера, по-моему, зарплата 0,8 от средней по экономике — 40 тысяч рублей. Учитель у нас получает среднюю по экономике, за прошлый год это было чуть больше 40 тысяч. Врач — два средних по экономике, и мы отдали в систему медучреждений зарплату для врача, исходя из двух средних по экономике. Воспитатель детского сада — среднюю по экономике, младший и средний персонал медучреждений — 0,8 от средней по экономике. Это четко выверено указами президента. Есть сегодня регионы в Российской Федерации, которые не в состоянии удерживать эту планку по указам 2012 года. Мы выдерживаем эту планку и строго соответствуем тем параметрам, которые были заданы. Всё, что есть в бюджете Архангельской области, позволяет нам эти обязательства выполнить до конца года.
— А в правительстве области самая большая и самая маленькая зарплата какая?
— Министр получает порядка 120 тысяч. Специалист — порядка 25.
Про мосты
— Иванна Максимова спрашивает, когда будут ремонтировать ж/д мост и как ей ездить на работу.
— Сейчас мы находимся в острой фазе. Идет большой ремонт по Краснофлотскому мосту, и в тяжелой ситуации находится железнодорожный мост. Он требует большого ремонта: левобережная часть, опоры и перекрытия находятся в тяжелом состоянии. Город спланировал работу по ремонту моста плюс строительство новой развязки по правому берегу на период через два года. К тому времени должен быть завершен ремонт Краснофлотского моста и достроена магистральная часть Ленинградского и Московского проспектов и объездной дороги, чтобы дать возможность людям максимально комфортно ездить в центр города. Потому что мы закроем железнодорожный мост на период не менее 8, а может, 10 месяцев с полной разборкой левобережной части и последующим строительством. Идет подготовка проектной документации. РЖД будет ремонтировать подъемную часть моста со следующего года, но с минимальными затратами для возможности движения по этому мосту.
— Марина Чигарова интересуется, когда в области будут мосты, а то в осенний и весенний периоды не проехать в деревни.
— Когда я поездил по области, стало очевидным, что самыми больными точками дорожной сети области являются мосты. Мы держим на учете чуть больше 600 мостов. За последние годы мы отремонтировали где-то порядка 102–104 мостов, находятся в ремонте еще около десятка мостов. Можно сколько угодно дорог построить, но при подходе к реке эта дорога бессмысленна.
— Галушка Душа спрашивает, когда дорогу до Котласа сделают?
— Делают. Я только сегодня получил доклад, что три участка огромных на трассе Усть-Вага — Ядриха будут завершены в этом году. Это более 40 километров. Мы делаем эту дорогу постоянно, и если вспомнить, какая эта дорога была 6 лет назад, можно заметить изменения, которые там произошли.
Про газификацию в области
— Севастьян Шапенков задает вопрос — газификация Архангельска в обозримом будущем предполагается ли?
— Предполагается. Мне хочется, чтобы природный газ пришел в Архангельск. Мы обеспечили строительство соответствующей ветки, которая позволяет начать газификацию. Но затраты на газификацию — это региональная и муниципальная тема и не финансируется из федерального центра. Учитывая поручение президента по повышению уровня газификации населенных пунктов, мы уже в диалоге с «Газпромом» о том, чтобы внутри муниципальную сеть развивать в том числе и в Архангельске. У нас есть ряд проектов, которые позволят повысить уровень газификации, в том числе за счет инвесторов. Это проект по строительству завода по сжижению природного газа и проект по получению газа в две промзоны Архангельска, в том числе в районе Красной Кузницы. Если инвесторы смогут изыскать ресурсы и подтвердят экономическую целесообразность за счет этой магистрали, которая придет со стороны ТЭЦ архангельской, мы сможем поднять уровень газификации.
Про жильё и общественное пространство
— Валентина Рогачевская спрашивает, когда будет строиться жилье в Сольвычегодске?
— Нет таких планов. У нас, к сожалению, и местная власть, и инвесторы не рвутся строить в Сольвычегодске. Но если стоит вопрос, чтобы поддержать строительство индивидуальное или многоквартирное, то это предмет разговора, потому что инструменты у нас для этого есть.
— Татьяна Егорова спрашивает, когда в Коноше уберут разрушенные дома после переселения, которые горами лежат, как в Чернобыле.
— Хороший вопрос. По контракту коллеги должны были их уже убрать. Давайте вместе поработаем над этим. Надо местному главе из Коноши настучать по одному месту, чтобы он выполнил свои обязательства. Это требование по выполнению программы. Жилье построили, глава муниципалитета должен убрать аварийные дома. Это его прямая обязанность. Он, по-моему, на это деньги получал в рамках программы переселения. Пусть займется правильным делом.
— Много вопросов было по ситуации с площадью в Котласе. Последний от Марии Седюровой: зачем раскопали площадь в Котласе и что там происходит?
— Я был на этой площади. Она мне не понравилась. Площадь старая, с плохим уровнем оснащения и убранства. Она требует серьезного ремонта. Если город дошел до решения вопросов ремонта, я только приветствую и считаю, что это правильно. Если кто-то считает, что плохой асфальт и не очень понятные бордюры, закутки — это красиво, то на вкус и цвет товарищей нет. Я считаю, надо отремонтировать. Я не готов обсуждать, какие деньги там выделены. У нас же есть программа «Комфортная городская среда», наверное, что-то в рамках этого проекта там что-то делается. В Котласе эта программа работает хорошо, и, дай Бог, чтобы площадь тоже обрела красивый достойный вид.
Про свалки и отходы из Сабетты
— Людей интересуют, что построят вместо свалки на Окружной.
— Это действительно свалка. Это не то, что мы создаем в рамках новой современной системы обращения с отходами, это страшная ужасная свалка. Которая, к сожалению, несет реальную угрозу для жителей города. В Северодвинске 500 метров до жилья, здесь 700 метров до жилья. У нас под ногами эта страшная история. И нам нужно рекультивировать. В моем представлении Архангельск будет расти и развиваться. Там наверняка появится, может быть, жилье, может, какая-то рекреационная зона. То, что мы должны сделать это место абсолютно чистым, пригодным для дальнейшего использования, это точно. Но для этого придется немало поработать. Я думаю, это проект на годы, потому что он требует больших денег.
— Удивлена, что нет вопросов среди зрителей про отходы Сабетты. Росприроднадзор сейчас выясняет, кому принадлежат почти четыре тысячи тонн отходов, привезённые в Архангельск. Кому они принадлежат? При этом Росприроднадзор подтвердил, что строительный мусор отправляли в Поморье неоднократно. Кто за этот ввоз отвечает в правительстве? И почему все делалось без огласки? И что это за мусор, в конце концов, опасен ли он?
— Я считаю, что люди занялись правильным делом. Другое дело, что бросаться под колеса и действовать агрессивно не стоит. Тему подняли верно. Надо разобраться с условиями привоза этих отходов: что это за отходы, насколько они легальны. Надеюсь, Росприродназдор и природоохранная прокуратура это выяснят, и будут приняты абсолютно правильные решения, чтобы это было в рамках закона. Я слышал разные теории, что это строительный мусор, куда попадают бытовые отходы. Каждый должен заниматься своим делом, а не придумывать всякие глупости. Должны специалисты разобраться. Уверен, будут сделаны выводы и приняты соответствующие решения. Порядок с тем, что доставляется на полигоны в Архангельске, будет наведен.
«Каждое судно, будь то иностранное или российское, оставляет здесь отходы, выгружаясь в Архангельске, потому что это условия захода в порт. И фекалии»
— В каких объемах?
— А какая разница? Они же оставляются без переработки. В целом говорю по поводу ввоза и вывоза. Ведь получается, что нам нельзя будет принимать в порту суда (говорит об условиях референдума против ввоза отходов. — Прим. ред.). Одно дело заявить тему, а другое дело — глубоко проанализировать последствия.
Я вижу, как пиарятся на простых решениях. А за каждым решением стоят глубокие последствия. А нам кто-то с трибуны сказал, что давайте запрещать. А о последствиях? А анализ ситуации? Давайте запретим, ох, как красиво. На этом сделано много красивых общественных политических проектов про себя любимого. Но только не про жителей Архангельской области и не про наш родной регион. Но про себя любимого надо.
Про поддержку на выборах и преемника
— Игорь Анатольевич, готовите ли вы себе преемника? И есть ли, по-вашему, достойные люди на ваше место?
— Не моя функция готовить преемников. Я создаю команду, которая способна существовать независимо от того, кто находится на том или ином месте. Я считаю, что мне получилось создать команду, группу людей-профессионалов, которые выполняют функцию управления регионом. У меня всегда есть вопросы к своим коллегам. Но их реакция, их качество отработки тех или иных вопросов достаточно хорошие. Есть люди, которые способны выполнять работу.
Никто не сказал, что в 2020-м году я собираюсь уходить. Я имею право избираться на второй срок, и я себе в этом праве не отказал. Не вижу глубоких оснований отказываться от этого права. И отдельные заявления по этому поводу меня не интересуют. Я не считаю их определяющими. Решение о том, идти ли на следующий срок губернатору, принимает президент и люди, которые либо окажут, либо не окажут мне доверие. Это процесс открытых конкурентных и вполне понятных выборов.
— Вы сами как свои силы оцениваете?
— Браться за работу без сил бессмысленно. Мне нравится своя работа, я стараюсь поддерживать себя в том тонусе, который позволяет мне эту работу делать до тех пор, пока мне доверяют. Принцип не останавливаться и не расслабляться — мой жизненный принцип.
«Что касается возможного преемника — он, безусловно, есть. Незаменимых людей не существует. Ни в области, ни в городе, ни в стране, ни в мире»
Другое дело, что человек, который приходит на ту или иную должность, меняет конструкцию управления, меняет конструкцию развития. У меня своя, у человека, который придет, своя. Для этого существует процесс выбора губернатора через открытое голосование. Я считаю, что люди есть, выборы могут быть вполне конкурентными. Даже если я на них пойду, я не собираюсь чего-то бояться или пугаться.
— Если вы сами пойдете, вы рассчитываете на поддержку северян?
— Без поддержки можно даже и не рыпаться. Я видел разные мнения, и я знаю, что есть люди, которые меня поддерживают. Они подходят ко мне на улице, они высказывают свою позицию. Я не имею права их обманывать. Сто тысяч человек на выборах сказали: быть тебе губернатором. Я обязан быть губернатором, потому что они это мне доверили. В значительной степени для меня определяющим будет начало следующего года. Думаю, тогда все решения будут приняты.
Елена Ионайтис, Ярослав Вареник