Путин и министры — в курсе наших бед: Александр Цыбульский подвел итоги сложного года для северян

— День довольно непростой (интервью записывали в день трагедии у архипелага Новая Земля, где затонуло судно «Онега»), начался он с трагичной новости. Я думаю, вам есть что по этому поводу сказать — и в плане соболезнований, и в плане того, какая поддержка была оказана семьям экипажа судна «Онега».

— Сегодня, правда, день непростой оказался. В 07:30 раздался звонок. Начальник управления МЧС доложил, что произошла такая трагедия. Она сразу вышла на федеральный уровень. В 08:20 мне уже позвонила вице-премьер Абрамченко, которая уже была в курсе и держала ситуацию под контролем. В таких климатических условиях, когда вода всего 1,8 градуса тепла, шансов выжить мало. Тем более еще и море волнуется.

Хочу выразить соболезнования всем родным и близким. Компания наша, архангельская, но порт приписки — Мурманск. 15 человек в команде — из Мурманска, один — архангелогородец, один — житель Курской области, один — Ростовской. Двоих удалось спасти. Несмотря на современные технологии, профессия моряка остается в топе наиболее опасных. У нас сегодня был оперативный штаб. Специалисты отметили, что да, условия Баренцева моря в целом трудные, суровые, но не было чего-то экстраординарного. Хотели выяснить, может быть, были причины не выходить на промысел, может быть, надо было уйти в порт? На самом деле, нет. Все суда находятся в море, идет промысел, это нормальная ситуация. Версий несколько. Есть версия, что было обледенение судна. Есть версия, что, может быть, была какая-то неправильная балансировка во время того, как вытаскивали трал, из-за этого корабль перевернулся.

Любая трагедия персональная, особенно когда это касается так или иначе тебя. В данном случае это наша компания, наш корабль, мы его считаем своим. Поэтому мы, конечно, окажем помощь пострадавшим, родным и близким. Это сделают и компания-судовладелец, и наши соответствующие фонды соцстрахования, потому что все работники застрахованы. Мы со своей стороны тоже поддержим, но понятно, что никакая поддержка не вернет человека.

Хочу выразить всем соболезнование, что в преддверии таких теплых и, казалось бы, радостных дней кого-то коснулась такая трагедия.

— Год для всех был тяжелым, если учитывать коронавирусные реалии. В такой ситуации вы оказались в новой должности, в новом регионе. В чем были основные сложности?

— Правда, год был очень непростой. Когда я приехал в апреле в Архангельскую область, протестные настроения чувствовались на улице. Я вам это скажу честно как человек, погрузившийся в эту среду достаточно неожиданно, — я ощущал недоверие на каждом шагу. Самые благие намерения и слова всегда подвергались большому сомнению. Первая волна коронавируса, необходимость введения ограничения: понятно, что никому из нас это не нравится, — я же не только губернатор, но и такой же житель области и страны. И настроения становятся еще более пессимистичными.

Экономические ограничения привели к тому, что малый и средний бизнес испытывает серьезную нагрузку, проблемы с доходами. Слава Богу, у нас структура экономики Архангельской области такова, что нам не пришлось массово закрывать предприятия — большая часть из них стратегически важные, поэтому по постановлению правительства они не закрывались. С экономической точки зрения риски нивелировались, но, с другой стороны, в условиях распространения коронавируса мы оставляем работать эти предприятия, где тысячи людей. Это тоже было непростое решение, с которым приходилось жить. Плюс падение доходов.

— Сколько мы потеряли? Если сравнивать с результатами по итогам 2019 года, действительно существенная разница из-за пандемийных испытаний?

— Разница существенная. Потеряли довольно много. Сейчас сложно подводить окончательные итоги, бюджет меняется практически каждый день. В среднем у нас потеря бюджета от запланированного — 10 миллиардов. Это существенная сумма. Сейчас к концу года она немножко корректируется, немножко нивелируется. Мы вынуждены были прибегнуть к дополнительным заимствованиям, чтобы не останавливать экономику. Замораживать проекты, которые были запущены, или не начинать новые в условиях, когда люди в этом крайне нуждаются, я посчитал неправильным.

Я понимаю, что экономика в 2021-2022 году восстановится и эти доходы вернутся, а то недофинансирование, которое мы в этом году можем сделать, аукнется нам в следующие годы. Поэтому лучше сейчас было пройти с небольшим увеличением заимствований, но не остановить темп развития. Известный исторический лидер говорил, что потеря темпа равносильна потере курса (слова Сталина. — Прим. ред.).

Было много расходов из-за коронавируса, — только на это ушло порядка 5,5 миллиарда. Мы вынуждены были направить средства на перенастройку системы здравоохранения, на покупку дополнительного оборудования, средств индивидуальной защиты, на выплаты врачам.

— Помощь «сверху» была по инициативе самого федерального центра, или приходилось с этим выходить от региона?

— По ковидным вопросам это было открытое окно, надо было просто подтвердить расходы, и нам эту помощь оказывали. Это были системные решения. Сумма этой помощи, может быть, варьировалась, но у нас была эта возможность получить системную поддержку.

— Как вы можете оценить борьбу с коронавирусом за весь этот период? Вы уже можете, наверное, сказать о ресурсах наших медучреждений, профессионализме медиков. Как считаете, можем ли победить коронавирус и как скоро?

— Я уверен, что мы его победим, надеюсь, что 2021 год будет переломным. Оценивать пока сложно: не прошли пик этой борьбы. Мы чуть-чуть начали снижаться по показателям, но стояли стабильно в высоких цифрах по приросту. Большинство северных регионов показывали большой прирост по количеству заболевших. Думаю, это повод для анализа, может, из-за недостаточного количества витамина D, может, из-за недостаточного количества солнечных часов. Это факт, с которым и нам пришлось столкнуться. Плюс теплое начало зимы, которое, как говорили вирусологи, помогает распространению инфекции. Тем не менее хочется верить, что не произойдет пика в праздники. Я понимаю, насколько всем неудобно, что мы ввели ограничения, даже не такие жесткие, как наши соседи, но важно провести эти выходные в семейном кругу.

Я точно могу сказать, что профессионализм врачей у нас на высоком уровне. Архангельская школа медицины оказалась очень достойной. При том что мы показывали стабильно последние два месяца высокий прирост по количеству заболевших, если мы проанализируем многие другие регионы, в которых показатели значительно выше, по уровню смертности мы находимся далеко не в топе регионов.

Наши врачи, не хочу обидеть других, показывают высочайший профессионализм. Из-за экстраординарных обстоятельств не удалось подойти системно к решению проблем здравоохранения, но пандемия точно их еще больше оголила. Если вы думаете, что я сейчас буду рассказывать о том, что архангельское здравоохранение находится на высоком уровне и в нем нет проблем, то это не так.

— Какие именно районы вызывают ужас?

— Я не буду перечислять все. Во многих надо что-то делать. Новый министр приехал из Няндомы и рассказывал свои впечатления. Там надо менять очень много и, может быть, даже менталитет некоторых руководителей — это еще большая работа. Здравоохранение в условиях, когда мы переживаем коронавирус, совершенно по-другому оценили риски от возможных незапланированных угроз, нам надо пересматривать.

Я не везде понимаю решения в рамках оптимизации системы здравоохранения. Понимаю, что это были общие подходы, эти решения объяснимы, но объехав область, не было практически ни одного района, в котором люди не обозначали проблемы со здравоохранением в качестве приоритетных и наиболее их волнующих. А, значит, что-то сделали мы не так, значит, мы где-то ошиблись.

Вопросы с роддомами, вопросы с закрытием малых больниц — это первичное звено здравоохранения. Не помню, в каком районе это было, но очень типично для области, когда молодая мама с маленьким ребенком на руках из сельской местности со слезами на глазах говорит: «У меня ребенку 2 года, если что-то с ним случится, мне некуда поехать». И я ее понимаю. У меня тоже есть дети.

Нам в ближайшие 2–4 года надо всё переосмыслить, и с учетом мнения людей, в первую очередь. Медицина — это услуга, которая должна отвечать потребностям населения. Его надо услышать.

Программа на три года рассчитана. С учетом нашего софинансирования это будет 1,3 миллиарда ежегодно. Во-первых, это позволит нам пересмотреть подходы и модернизировать первичное звено здравоохранения. Во-вторых, это высвободит те деньги, которые сегодня в бюджете были запланированы на первичное звено. Значит, мы сможем их перенаправить внутри системы медицинского обеспечения на другие цели, например, высокотехнологичную помощь, на повышение зарплаты врачам, особенно в сельской местности.

В Мезени, например, зарплата не слишком отличается от Архангельска, как мы заставим врачей поехать туда работать? С одной стороны, должно быть материальное стимулирование, с другой — профессиональный рост, который выпускники наших медицинских вузов тоже должны чувствовать. Потому что, уезжая в сельскую местность после студенческой скамьи, выпадая из коллективов наставников, профессоров и каких-то школ медицинских, по которым они могли бы двигаться, они рискуют с учетом той скорости развития медицинской науки через 3-4 года оказаться профнепригодными. Пандемия указала нам на большие проблемы, которые надо в ближайшее время решать.

— А вы сами успели прикрепиться к какому-то из местных медучреждений и, если не секрет, куда обращались за медпомощью?

— Честно, слава Богу, никуда не обращался. Поэтому я даже не знаю, но вы мне задали этот вопрос, и я узнаю, где мне положено быть прикрепленным.

— Хотела бы вернуться к вопросу, который я задавала вам в апреле, почему регион лидирует по онкологии и можно ли как-то изучить, какое влияние на здоровье северян оказывает деятельность местных предприятий, космодрома, военное судостроение, испытания баллистических ракет.

— Я хорошо помню этот вопрос, потому что вы меня тогда застали врасплох. Я скажу откровенно — после этого я даже посвятил определенное время, чтобы в нем разобраться. Не скажу, что стал большим специалистом в области медицины или науки и могу теперь экспертно сказать о влиянии тех или иных производств на здоровье людей. Но что могу точно сказать. Я проанализировал список регионов, которые попали в топ по онкологии, и с нами, если не ошибаюсь, была Брянская область, Пензенская. В общем, области, где нет такого количества аналогичных производств. Я не могу этого исключать, но думаю, это не прямая зависимость.

По онкологии мы оказались в топе по первичной выявляемости. С одной стороны, это говорит о том, что мы стали значительно больше — практически первые в стране — выявлять на начальной стадии онкозаболеваний. Этот показатель как раз не самый плохой: диагностика у нас именно в сфере онкозаболеваний, видимо, вышла на какой-то новый уровень. Мы вместе с министром Мурашко ездили в наш онкологический центр, и он на него произвел очень хорошее впечатление.

Вы тогда задали вопрос, и меня это тоже волнует, как жителя Архангельской области. Я переживаю, как на здоровье может влиять работа АЦБК, запах, которого мы периодически чувствуем. Специалисты говорят, что выбросы могут быть без запаха из-за ядовитых веществ в составе, поэтому, пока пахнет, мы должны чувствовать себя в безопасности. Я не могу сказать, что меня до конца убедили, несмотря на ученые степени, эти люди.

Я встречался с ректором СГМУ, со следующего года в рамках проекта научно-образовательного центра хотим создать центр по персонифицированному выявлению онкологических заболеваний. Мне сложно говорить научными терминами, но если говорить простым языком, мы хотим создать центр, который займется изучением факторов, индивидуально влияющих на людей, проживающих в арктической зоне и на Севере.

— Не зря мы задали в апреле вопрос.

— Да, правда, не зря. Я после этого, когда чувствую какие-то запахи в воздухе, всё время вспоминаю ваш вопрос, вы уж простите. Надеюсь, это будет научный центр для всего Севера для изучения общих глобальных проблем, как влияет климат, как влияет отсутствие солнца. Организм здесь работает по-другому, все специалисты об этом говорят. И плюс к этому — вредные факторы, которые мы будем выявлять. Это шаг вперед в генной инженерии или генной медицине, где мы можем стать пионерами. По крайней мере, СГМУ имеет для этого все возможности с точки зрения научной, профессиональной и образовательной базы. И для нас это точно будет для всех полезно, потому что этот вопрос надо закрыть и ответить на него честно, чтобы решить проблему.

— Хотелось бы, чтобы деятельность нового центра была открыта и для СМИ, и мы бы могли узнать о каких-то исследованиях.

— Она никакая не закрытая, это общественная вещь, связанная с медиками, это не научная закрытая деятельность.

— Вопрос касается главы Архангельска. В этом году у нас еще один новый руководитель. Что вы можете сказать о работе Морева за этот недолгий период?

— Период еще очень небольшой, как и в моей должности, — сложно делать выводы. Но подход, который у Дмитрия Александровича есть, его желание что-то менять, его готовность включаться во все вопросы и персонально погружаться в детали, мне нравятся. Я, к сожалению, не находил этого у прошлой администрации. Хорошо отношусь, как к человеку, но нежелание вникать персонально в некоторые вещи, на мой взгляд, тормозило процесс. Архангельск находится в той стадии, когда надо реагировать очень оперативно.

У Морева есть желание, он человек молодой. Для него это вызов в хорошем смысле этого слова, надеюсь, такой запал у него не пропадет. Он оперативно реагирует на мои замечания, например, по поводу уборки снега. Мы пока еще далеки от идеала, но я понимаю, что он лично этим занимается. Ставит задачи, ездит по городу. Я думаю, всё получится. По крайней мере, я готов его поддерживать во всех его положительных инициативах.

— Один из вопросов, который касается и деятельности администрации города, и региона, — это работа в рамках мусорной реформы. Сейчас возникают сложности в заключении договора между АМПК и региональным оператором. Когда собиралась к вам на интервью, меня буквально просили задать этот вопрос, потому что мы рискуем потерять раздельный сбор мусора. В интервью директор АМПК говорил нам, что приглашали вас на предприятие. Приедете? И какие вы видите пути решения?

— Это очень сложный вопрос между двумя хозяйствующими субъектами. Мы в любом случае раздельный сбор отходов будем реализовывать. С АМПК или без АМПК. И у одной, и у другой стороны есть своя правда. И к одной, и к другой есть свои претензии. В любом случае уже есть закон и определены правила по работе с региональным оператором. Нравится нам это или нет, надо эту отрасль поставить. Она сейчас находится фактически на нуле. Надо максимально объединиться и, учитывая экономические интересы всех сторон, постараться найти оптимальное решение.

Поставить под угрозу систему утилизации сбора и переработки отходов я не дам. Это ко всем — и региональному оператору, и АМПК, я хочу сказать: «Ребят, договаривайтесь»! Вся эта деятельность и одной, и другой стороне приносит прибыль. Размер этой прибыли — ваш коммерческий вопрос. Вы о них договоритесь в рамках того тарифа, который у нас утвержден для населения и для юридических лиц, вот и всё. Мы в этом смысле будем всегда исходить из интересов жителей и из качества оказания этой услуги.

— В конце года довольно резко преобразились Красная Пристань, Молодежный сквер, появились какие-то привлекательные объекты для горожан, больше хочется гулять. Откуда деньги, помогали ли в этом как-то, и почему при прошлом губернаторе и прошлом руководителе города это было нереально, а сейчас всё за пару месяцев появилось?

— Я думаю, это было реально и раньше. Я не обсуждал это с предыдущими руководителями. Мне сложно говорить. Наверное, это было для них не так приоритетно, как для меня. Я считаю, что благоустройство, внешний вид города в современной жизни — крайне важная составляющая и комфортной работы, и комфортного отдыха, и того, чтобы наша молодежь не стремилась отсюда уезжать. Всё, что сейчас сделано в городе, поверьте, не стоило совсем больших денег. С точки зрения бюджета области это совершенно маленькие расходы. На них не потрачено ни копейки государственных денег. Мы уже давали официальные разъяснения, когда вы к нам обращались, это всё внебюджетные источники. Поверьте, много людей хотят сделать город красивым.

— Можете перечислить хотя бы несколько?

— Не хочу. Это же их право. Благотворительность — дело такое. Это частично благотворительность, частично — фонды развития, которые получают прибыль от своей деятельности. Если у правительства области есть фонд, то это социальный фонд. Организация некоммерческая, я абсолютно никакого отношения не имею к их деятельности, но если они получают какие-то деньги, они должны реинвестироваться в социальную сферу.

Это, на мой взгляд, единственная их цель. Как использовались раньше, не знаю, но сейчас будет использоваться только так. Иногда надо какие-то оперативные вопросы решить, например, где-то мостик развалился, и для того чтобы люди с одного берега на другой попадали, надо потратить 500 тысяч рублей, чтобы сделать мостик. С точки зрения бюджетного процесса, необходимости проведения тендеров, внесения изменений в бюджет потребуется полгода, пока мы только примем это решение. А нам иногда нужно принять его оперативно. Для таких вещей, оперативных и неотложных, а также тех, которые приводят к улучшению жизни в городе, я считаю, это должно быть.

Это история, которая отношения ни к административным процессам, ни к бюджетным деньгам не имеет и никогда не будет иметь. Что-то, честно говоря, в городе сделано из денег, которые были заложены на празднование Нового года. По-моему, фигуры ледяные сделали, какой-то бюджет тут был, и он реализован. А какие-то вещи — то подарки городу. Мне кажется, это хорошо. Сейчас мы работали с центром города, а на следующий год, если будет возможность, можно будет идти и в другие районы. И таким образом преобразимся, и настроение другое. И в Новый год войдем с другим настроением.

— На фоне новых красивых и необычных для нашего города мест остаются жуткие покосившиеся деревяшки, откуда необходимо людей переселять. Как решается эта проблема и чего удалось добиться уже с вашим участием?

— Елена, честно скажу, если бы проблема была только в этих деревяшках, было бы намного проще ее решить. Проблем намного больше, они остаются и будут оставаться. Если говорить системно, то последние 30 лет, да и еще с 80-х годов, в северных регионах во многом, где не нашлась нефть или газ и не началось бурное развитие, накопился огромный козырек недофинансирования. И вся та инфраструктура, которая подошла к сегодняшним дням и не реновировалась много лет, находится сегодня в состоянии, которое требует немедленного реагирования.

Что касается ветхих домов, я эту проблему обозначал в качестве приоритетной для себя. Об этом доложил президенту, практически со всеми руководителями этой отрасли в нашей стране я проговорил. Я действительно считаю: то, что происходит в Архангельске, даже с учетом того, что деревянный жилфонд есть не только здесь, — это катастрофические вещи.

— То есть Путин в курсе, как у нас всё жутко…

— Да, я даже извинился в прямом эфире, по-моему, перед президентом за эмоциональность, но я сказал, что не могу понять: дома у нас падают! Мы можем говорить красиво — «сходят со свай», но они становятся непригодными для жизни. Когда приезжал сюда министр Якушев, я специально взял его за руку: поехали, посмотрим, встретимся с людьми. Чтобы не было впечатления, что там живут маргиналы, которым ничего от жизни не надо. Мы приехали: абсолютно нормальные жильцы, с детьми, пожилые. Кто-то недавно сделал ремонт в этом упавшем доме. Меня точно услышали, и мы в этом направлении начали двигаться.

В чем еще проблема этих домов? В том, что они ни в одну программу не попадают. Все эти дома признаны аварийными после 1 января 2017 года. Если бы они были признаны до, мы бы их сейчас в оперативном порядке их включили в программу финансирования: до 2024 года 23 миллиарда на переселение из ветхого аварийного жилья. То есть это дома, для переселения из которых у нас нет законных возможностей. Мы можем на региональный бюджет начать строить дома, но у нас не так много денег для этого. Но и в целом, это все-таки часть государственной программы, на мой взгляд. Меня услышали. И президент дал довольно жесткое поручение по этому поводу, и Марат Хуснулин (заместитель председателя Правительства России. — Прим. ред.) абсолютно погружен в эту историю. И с новым министром строительства и жилищно-коммунального хозяйства России мы это уже обсудили.

В начале года получим 160 миллионов рублей на первоочередное переселение людей из упавших домов. Страшные вещи в прямом эфире говорю, но мне удалось это получить. И дальше мы выходим на финансирование строительства дополнительных квадратных метров, куда в плановом порядке мы будем переселять людей. У нас таких аварийных домов сегодня порядка 130. То есть это большой объем строительства. По сути, надо построить 4-5 домов, я считаю, таким образом, мы этот вопрос и должны решить. Это не снимает, конечно, обязательство в рамках программы переселения: здесь тоже, как считаю, мы неплохой темп взяли. Несмотря на то, что в этом году у нас был экономический спад, по стройке мы выполнили все показатели. И по программе переселения, и по программе ввода квадратных метров жилья, в том числе коммерческого, по области. Это очень хорошо, потому что некоторые объекты мы доводили буквально в ручном режиме.

— В это хочется верить, люди заслуживают того, чтобы встречать праздник не в разваливающихся бараках, как в этом году у многих получается, а в хороших, уютных жилищах.

— Вы сами сказали, что довольно ограниченный у нас бюджет, на 2021 год он тоже дефицитный. Как это можно объяснить, и что с этим делать? Что, как губернатор, вы можете сделать, чтобы вас услышали, например, в федеральном центре? Куда с этим нужно пойти?

— Ну, федеральный центр с нашими проблемами нас услышит всегда, просто не всегда есть возможности. Муниципальные власти считают, что в региональном бюджете бесконечное количество денег, и надо просто их попросить. И то же самое думают про федеральный бюджет. А возможности бюджетов ограничены. Надо понимать, что пойти попросить денег на всё и нам их дадут, — это очень сильно упрощенный взгляд на ситуацию, как правило, людей, которые на практике никогда с этим не связывались. Наша задача, и моя, как губернатора, — это максимально увеличивать здесь налогооблагаемую базу, надо затаскивать сюда предприятия, создавать условия, чтобы здесь регистрировались, открывались новые производства, и это постепенно будет выравнивать ситуацию и увеличивать доходы.

При этом трансферты из федерального бюджета будут продолжаться, и на этот год они у нас запланированы довольно большие, в том числе по субсидиям. Поэтому я считаю, что поддержка федерального бюджета сегодня достаточна, чтобы мы серьезным образом переломили ситуацию. Уже сегодня я уверен, что жители увидят изменения в будущем году, и хочется верить, что их будет больше, чем в этом году. И по части строительства, и по ремонту дорог, и по здравоохранению, что крайне важно. Здесь надо просто работать.

— Вы сказали, что нужно завлекать к нам инвесторов, а как это сделать? Депутаты облсобрания, утверждая областной бюджет, отмечали, что регион инвестиционно непривлекателен. На Севере тяжелые условия, чтобы вести дела.

— Во-первых, это решения, которые в этом году приняты по льготам для резидентов арктической зоны. Это, на мой взгляд, беспрецедентно. Этим вопросом я начинал заниматься, еще будучи заместителем министра экономического развития России, когда мы начали обсуждение с Минфином возможность введения льготных условий для бизнеса на территории Арктики. Тогда мы поддержки не получали. За эти 4-5 лет с того момента сделан огромный шаг вперед, и сегодня, с учетом регионального компонента и федерального компонента, — я имею ввиду льготы.

Это касается и уменьшения взносов во внебюджетные фонды, и льгот по налогам, льгот по многим административным решениям, как упрощенный порядок выделения земли например. Это уже делает нас серьезно инвестиционно привлекательными. А это распространяется только на новые производства. Нельзя взять и задним числом распространить на существующие. Портфель инвестиций, с которым мы сегодня работаем, сегодня превышает 200 миллиардов. Это пока заявленные инвестиции. Но бизнес с ними готов прийти. Это больше двух с половиной тысяч рабочих мест. Хороших и современных.

Что важно и почему надо всё равно работать с правительством по тому вопросу — то, что все эти условия предоставлены всем регионам Арктической зоны. И если мы говорим, что развиваем Арктику как единый регион, то и подходы должны быть, как к единому региону. Если мы говорим о том, что Мурманск должен стать транспортным узлом, а он в силу объективных причин, с точки зрения транспортной логистики, более привлекателен, чем другие регионы. Близость к основным европейским рынкам, хороший глубоководоный порт, и уже созданная десятилетиями инфраструктура. Это уже не отыграть, и конкурировать с ними очень сложно, потому что туда уже вложены серьезные государственные инвестиции. Но если мы говорим, что развиваем мурманский порт, что правильно с точки зрения государства, то с точки зрения региональных экономик мы забираем конкурентное преимущество у Архангельского порта.

Мне кажется, надо балансировать решения внутри этого макрорегиона Арктической зоны: если у нас здесь появляется большая дополнительная прибыль, то давайте тогда смотреть, как это влияет на экономики других территорий и каким образом перераспределять эту прибыль между всеми. Иначе будут выпадать доходы. Это решение правильное, государственное, но вызванное большим вливанием государственных инвестиций. Это сегодня должно быть на постоянном внимании Правительства России. Иначе региональную экономику будет перекашивать.

— По поводу региональной экономики. Недавно у нас было интервью с довольно известным экспертом по экономике регионов Натальей Зубаревич, которая про вас говорила даже с неким сочувствием. Вот ее слова: «Почему вас так обидели федералы [деньгами]? Это дикая несправедливость. Господин Цыбульский, пожалуйста, возвысьте свой голос, задайте Минфину вопрос, почему вас так кидают. В сверхвертикальной стране все решения принимаются наверху: федеральные министерства требуют отчетность по своему KPI по нацпроекту, и губернатор зажат в жернова управленческой системы. И будет еще жестче, что еще большая доля перейдет в трансфертах на субсидии— но это федералы решают, на что вы их потратите, а вы, регионы, должны еще и софинансировать». Реально всё так сложно?

— Наталья Васильевна — эксперт признанный, поэтому ее слова мне сложно комментировать. Она — профессор МГУ, ведущий регионовед. С моей стороны было бы просто некорректно комментировать ее слова. В целом, теоретически — всё правильно. С точки зрения анализа основных экономических показателей — регионального бюджета, межбюджетных трансфертов, нет равных Наталье Васильевне. Она это делает замечательно. Мы с ней знакомы. К ее выводам я отношусь с большим уважением, это то, что нужно брать для анализа, и то, с чем нужно работать. Сказать, что она не права, и экономика Архангельской области находится в замечательном положении, расцветает, и у нас всё хорошо, — мы еще в начале разговора договорились, что не будем врать нашим зрителям и читателям, друг другу — это, конечно, не так. Но ее подход — теоретический, но Наталья Васильевна не работала с этим на практике. А на практике всё не так просто. В Минфин свой голос возвышает голос каждый губернатор примерно раз в месяц, либо разговаривая с министром, либо направляя письма, но каждое такое обращение требует серьезного обоснования. Минфин — это как бухгалтерия в любом предприятии. Его основная задача — вести консервативную бюджетную политику.

На мой взгляд, противовесом должен выступить Минэк, который, наоборот, должен вытягивать деньги в рамках инвестиционной политики и доказывать, что эти вливания необходимы. Мы все над этим работаем, и, конечно, все это понимаем. Бюджет Архангельской области, действительно, не так велик, но и не так плох. Я все-таки не соглашусь с Натальей Васильевной, что всё настолько плохо (она назвала бюджет Архангельской области одним самых малоимущих на Северо-Западе России. — Прим. ред.). Она замечательный лектор, но преподносит всё с эпатажем, поэтому на сто процентов я бы не согласился.

А теперь про решения, которые продиктованы из центра. Это не решения, это некие целевые показатели, которые до нас доводят. С точки зрения комфорта любой губернатор, наверно, может сказать: «Ну что это такое, нам задачи ставят, у нас денег на всё это не хватает, как нам жить». А с другой стороны, если нам эти задачи не будут ставить, не будет ориентиров, к которым надо стремиться. Разве эти задачи плохие? Что майские указы президента 2012 года про рост зарплат бюджетников — разве это плохо? Значит, надо стремиться и выполнять. Развивать свои экономики, чтобы искать дополнительную доходную базу.

— Речь о том, что субсидии федеральные нельзя тратить на актуальные проблемы региона…

— В этом и идея, если брать межбюджетные отношения, то это два вида — субсидии и дотации. Дотации мы можем тратить по своему усмотрению. А субсидии — деньги окрашенные, это помощь федерального бюджета на исполнение наших полномочий. По большому счету строительство и переселение из ветхого аварийного жилья — это полномочия региона, но когда задачи ставятся до 2024 года сделать существенный рывок, то нам говорят: «Да, мы понимаем, что ваши бюджеты с этим не справятся, поэтому субсидию мы вам будем давать именно на эту цель». Субсидий становится больше, но это связано с реализацией национальных проектов.

— Просто знают ли там, насколько здесь обострены разные проблемы, чтобы потратить эти субсидии на самое важное…

— Это знают ровно настолько, насколько губернатор не стесняется об этом открыто говорить. Что касается меня, я не знаю, нравится или нет это наверху, то говорю всегда честно, что если это задача, которую мы очевидно не можем выполнить, но если есть шанс, то мы возьмемся, чтобы улучшить жизнь в регионе по какому-то направлению.

— Хочется поставить точку по теме Шиеса. Хотя бы если не до конца года, то в следующем году.

— Шиес точно закрыт. Рекультивация идет, хотя в этом году ее вряд ли успеют завершить, хотя до сих пор говорит нам наш инвестор, что успеет. Сроки рекультивации были сорваны, всё замедлилось. Они, скорее всего, сроки сорвут, но процесс идет, и он невозвратный, и с компанией даже дискуссий не идет, что там может измениться. Шиес закрыт, я много раз это говорил. Наверно, когда все работы там завершатся, наконец-то, люди поверят. Шиеса при мне здесь не будет.

— И последний мой вопрос, который обязательно надо задать, если говорить про планы на 2021 год, касается объединения с НАО. Вы отодвинули эту идею, но, как я поняла, хотели вернуться к ней чуть позже. Чего ждать?

— По объединению с НАО. Этот вопрос для меня сложный. Даже где-то для меня персональный. Я точно к этому вопросу лично возвращаться не буду. Я инициатором этого вопроса больше не буду. Я тогда, когда вышел из НАО, сюда приехал, я этот регион чувствовал, я понимал проблемы, я прогнозировал те проблемы, которые у них возникнут сегодня. И они, собственно, сегодня подтверждаются.

Сегодня я уже погрузился в повестку Архангельской области, и мне, правда, есть чем заняться. С другой стороны, я убежден, не как глава субъекта, а как эксперт, что укрупнять регионы страны надо.

Не подтвержу как губернатор, потому что у нас есть Конституция, и в соответствии с Конституцией — административное деление. Но я считаю, что административное деление, которое было заложено в начале XX века, несет в себе определенные риски. И эти риски связаны с тем, что нам, как многонациональной, очень большой, очень дифференцированной с точки зрения экономики и с точки зрения конфессий и национальностей стране, надо выращивать гражданскую идентичность. И надо при всем уважении к национальной идентичности — уважении, поддержке ее, поддержке родных языков, истории, культуры и так далее, но тем не менее главенствующей ставить идентичность государственную. А при том делении, которое было сделано большевиками в начале прошлого века, это сделать довольно сложно, потому что мы страну поделили по национальному признаку. А это опасно. Да простят меня наши национальные республики. Я ни в коей мере не хочу сказать, что это должно быть повсеместно. Но то, что сегодня современные технологии позволяют контролировать и управлять в хорошем экономическом и политическом смысле большими территориями, точно на сегодня мы к этому пришли. Поэтому, возможно, когда-то настанет время, чтобы это пересмотреть.

Но с учетом позиции Ненецкого округа я инициатором этого быть не хочу. Насильно мил не будешь. Я предложил — не согласились. Дальше если только это будет их какое-то решение.

— Спасибо большое вам, что нашли время на общение. Хотелось бы в новом году пригласить вас на эфир немного другого формата, когда аудитория тоже участвует в беседе и может задавать вопросы главе региона.

— Хорошо, я готов. С вами никогда не бывает простых вопросов, я это понял еще в апреле, когда мы первый раз встретились.